Через несколько месяцев, под осень, Нестор уехал навестить Марию, оставив дочь соседке милой старушке, которая почти каждый день заходила к ним в гости. Обещал приехать через неделю. Никто больше не допытывался о его делах, и он спокойно погрузился в поезд и в сладкие думы о милой Офелии. Цыганка регулярно сообщала о здоровье и жизни пропавшей жены, тайно связываясь с Нестором. Сейчас, навсегда расставшись с Марией, Нестор начал понимать, как много она открыла ему в мире и в нем самом. Кем бы он был, если не встретил её? Может быть, одним из тех пьяниц, которые бродили вечерами по родной деревне? По крайней мере, ничем особенно выдающимся, за всю жизнь не проявившим себя, как следует. Она, использовала его, заставляла думать и рисковать, вселяла силу и одаривала счастьем, рассказывала о себе и своих родных истории, которые шокировали слушателей и приковывали внимание своей демонической привлекательностью. Казалось она жила среди этих ужасов так же, как любой человек живет в своем огороде из общественных законов, лично-безразличной совести и каждодневного рутинного быта. Сила её ненависти к жизни переродила Нестора, привела к обратному действию, и теперь он был лишь благодарен жене за свою разбитую жизнь.
Его помрачневшее лицо вынудило одного из спутников купе сочувственно вмешаться в его горькие размышления:
Не хотите малосольного огурчика? спросил пожилой крестьянин, возвращавшийся из столицы домой.
Нестор не отказался и достал из банки крепкий, небольшой огурец.
Это мне родственники в дорогу дали, сами закручивают на даче. У меня сестра в Москву переехала, теперь у неё семья, все, как у людей. А вы к кому едите? попутчик достал из рюкзака бутылку водки, батон хлеба и колбасу.
К жене, ответил Нестор.
По вашему лицу не скажешь, заметил крестьянин, разливая на троих мужиков, бывших в купе. Давай за знакомство!..
Вскоре подвыпившее купе стало тяготить Нестора, и он вышел в тамбур. Там стояло несколько человек, которые возбужденно переговаривались друг с другом, курили. По всей видимости, они ехали в экспедицию. Недалеко от этой компании Нестор увидел невысокую молодую женщину, которая обернулась на шум двери, их глаза встретились. Взгляд длился мгновение, затем девушка отвернулась и скрылась в купе. Пораженный Нестор стоял несколько секунд неподвижно, затем достал пачку сигарет и отвернулся в окно. Он неожиданно поймал себя на мысли, что его потянуло к этой женщине! Как давно он не испытывал ничего подобного! Она словно сказала ему что-то Да, да, это было так! Господи! воскликнул он про себя. Где я был эти десять лет?! Моя жена и вправду ведьма, она отняла лучшую часть жизни, сделала из меня покойника! Все это время для меня существовал только её мир, она была центром мироздания, но волшебство кончилось, я наконец-то избавился от её чар! Нестор ликовал, как младенец, не зная кого благодарить за свою неожиданную свободу; он ладонями обеих рук уперся в оконное стекло, прислонившись к нему лбом и обливаясь слезами. Это была последняя нить, связывавшая его с Марией.
Он видел, как изменились его чувства и поведение жены в ту ночь, когда сжег баню. Тогда Мария стала для него чужой, совсем не похожей на ту, что околдовала его. Это была Альцина в своем настоящем облике:
Как малыш припрячет спелый плод,
И забудет куда,
А потом, через много дней
Набредет случайно на припрятанный,
И дивится, что он не такой, как был,
А прогнивший насквозь и вонючий,
И гнушается прежним милым лакомством,
Брезгует, кривляется и швыряет прочь.
Да, Нестор прозрел. Слишком много ненависти и боли было в их отношениях, чтобы на что-то надеяться. Но он должен был жить, должен был растить дочь, и поэтому, спустя несколько секунд уже знал, что будет делать дальше: он отправился искать проводника. Поначалу он хотел сделать какой-нибудь подарок девушке из соседнего купе, но потом отказался от этой идеи: может быть, она была за мужем, да и вообще ему хотелось прежде всего скорее совершить то, что задумал.
Когда следующая остановка? спросил он у проводника, ворвавшись к нему в купе.
Через полчаса, но поезд там долго стоять не будет, ответил проводник, предвещая, как ему казалось следующий вопрос.
А я смогу там купить билеты в обратную сторону?
Да замялся проводник, но у вас, кажется, билет до конечной?
Нестор возбужденно улыбнулся, достал из кармана билет, а за ним новую красную купюру и все это протянул изумленному проводнику.
Хотите, я вам его подарю: посадите кого-нибудь по пути? У меня еще будет огромная просьба доставить посылочку моим родственникам они будут меня встречать Ничему не удивляйтесь: просто я так не хочу их видеть, что готов на полпути спрыгнуть с поезда. Могу я на вас рассчитывать?
Конечно, но как я их узнаю?
Сейчас я вам все расскажу и принесу вещи!
Нестор чуть ли ни бегом бросился в свое купе, нашел ручку с бумагой и написал записку цыганке. Он просил её самостоятельно заняться строительством дома, купить фотокамеру и присылать сведенья раз в две недели; затем достал чемоданы, переложил несколько пачек с деньгами в небольшую кожаную сумку, чем вызвал крайнее удивление попутчиков и присвист крестьянина, который шутливо позавидовал жене Нестора. Не обращая на них внимания, Нестор взял в обе руки чемоданы, и быстро направился к проводнику, передал ему вещи, объяснил кто и где должен его встречать. Проводник все понял, помог Нестору спуститься с поезда, оставляя его одного на разбитом, крохотном пироне маленького сибирского городка.
Новелла 3
Когда б любовь твои златые дни
Не приковала сладостною цепью
К живому взору девушки прелестной,
Я пригласил бы в спутники тебя,
Чтоб чудесам земли дивиться вместе,
Но если полюбил, то счастлив будь, мой друг,
Как был бы счастлив я, узнав любви недуг.
Два веронца I, 1.
Серж, я завтра уезжаю в деревню, с печальной безысходностью констатировал Дмитрий.
Понятно, с той же безысходностью отозвался его друг на другом конце телефонного провода. За последнее время Сергею до смерти надоела депрессия его школьного приятеля.
Надеюсь, хоть на этот раз не будешь там скучать.
А зачем, по-твоему, я туда еду?
Сейчас засну.
Да! сегодня мне приснилось кое-что интересное: лежу я под березками, на свежем сене, как это обычно бывает, и читаю книгу. Можешь представить, теплый солнечный день, легкий ветерок, нарушающий шелестом листьев тишину сельского dolce far niente. И представляешь, кого я там вижу? Ленку на велосипеде!!!
Да, чудесный сон, с полным безразличием констатировал Сергей.
Нет, ты не понял! интонация голоса Дмитрия изменилась на свою полную противоположность. В этой глуши она и я: в моей любимой деревне, делает то, что я люблю; едет ко мне, и я чувствую, что она со мной а с кем бы она еще могла здесь быть? Представляешь? С любимым человеком на сене! Такое счастье может только присниться, правда?
Неправда, скучно ответил Сергей, очередной раз давая понять, что надо действовать, а не грезить.
Ну и сукин же ты сын! полушутливо отозвался Дмитрий. Все надо опошлить, никакой романтики, никакого восторга. Во сколько сегодня заканчиваешь работать?
Через час.
Я подъеду, может куда сходим, поболтаем.
Хорошо, Сергей положил трубку.
Дмитрий еще долго прислушивался к коротким гудкам в телефонной трубке. Его остекленевший взгляд, казалось, был загипнотизирован странными картинами, неожиданно открывшимися в абстрактном рисунке обоев на противоположной стене; лицо его озарилось таинственной и решительной улыбкой, как будто было найдено простое решение чего-то прежде трудного и мучительного; как будто предчувствие неимоверного счастья внезапно снизошло на него.
Димуль, что это ты там сидишь в темноте, голос матери вернул его в этот мир, заставил вспомнить о деятельной человеческой сущности. Он быстро встал и направился в её сторону.
Ма, я завтра уезжаю в деревню.
Не нужно было ждать много времени, чтобы увидеть насколько эта идея ей не понравилась.
В деревню? Опять? Ты рехнулся! Лучше бы на работу устроился! Я тебе денег на дорогу не дам.
Ой, ма, может хватит, перекосился Дмитрий. Когда я у тебя деньги просил? Успокойся.
А когда ты будешь определяться? Уже двадцать лет почти, а ты все по деревням разъезжаешь! И хотя бы там чем-нибудь помогал, а то баклуши бить! Что из тебя получится?!
Человек.
Да, таких людей только ногами пинают, что ты делать собираешься?
Жить.
Тьфу ты Татьяна не удержалась и выругалась. И тебе такая жизнь нравиться?
Жизнь никому не нравиться.
И поэтому её надо дальше похабить? Чем ты кончишь?!
Дмитрий ехидно усмехнулся. Ему так и хотелось парировать: Уж не тем, чем ты, но он знал к чему это может привести, поэтому воздержался.
За меня не беспокойся: не пью, не курю, не колюсь, железки на себе не ношу, воровством не занимаюсь, на хлеб зарабатываю, делаю то, что доставляет удовольствие, радуюсь, что пока не приходиться делать того, что удовольствия не доставляет. Конечно, я сам многим в своей жизни не доволен, но дело это поправимое; если же тебе что-то не нравиться в моей жизни, то здесь ничем помочь не могу. Я, кстати, думаю, что мое болезненное нежелание работать вызвано твоей ошибкой в самоопределении, и навязчивом желании распространить эту ошибку на подвластных тебе людей.
Но мать Дмитрия не слышала последних слов, ибо криком приводила свои гневные аргументы и готова уже была подтвердить их кулаками. Сын сорвал с вешалки куртку и скрылся на лестничной площадке.
Такие сцены проходили почти ежедневно и очень тяготили Дмитрия. Порой он был готов уступить, но в последнюю минуту неведомая сила всегда останавливала его, словно крича: Что ты делаешь? Зачем калечишь себе жизнь? Посмотри на мгновение вперед: это разве ты стоишь у станка, разве ты перекладываешь бумаги, до которых тебе нет дела?.. Это твоя смерть! Но если Дмитрий прекрасно знал, чего делать не хочет, то желаемая им деятельность пребывала в великой смуте. У него не хватало воли заняться чем-нибудь одним, как следует изучить предмет и, став профессионалом, зарабатывать на этом деньги. Он бросил институт, ибо понял, что, окончив его, не сможет заниматься тем, что любит. Точнее сказать не сможет заниматься так, как любит: вопрос был в методе. Даже само образование было ему ненавистно тем, что любимые предметы преподавались догматично-навязчиво, что уж говорить о нелюбимых! Он цитировал Шопенгауэра, прославлявшего дилетантизм и любовь к досугу, Фромма, критиковавшего отчужденный труд, экзистенциалистов, Бальзака и даже свою покойную бабушку словом всех, кто избаловал его и приучил относиться к своей деятельности аристократически. Он полярно различал понятия труда и творчества, этимологию работы выводил из рабства и делал все, чтобы продлить состояние собственной независимости от необходимости выбрасывать по восемь часов в день, чтобы не подохнуть с голода. Он настолько этим увлекся, что порой жертвовал свободой для, которая должна быть целью, свободе от, которая являлась средством. Его гимны свободному творчеству были однобоки в сторону первого слова и пока не собирались перегибаться, даже не смотря на то, что в мозгу всё чаще появлялся вопрос: Зачем? Зачем освобождать время, если его не чем занять? И не слишком ли я высокого о себе мнения, пренебрегая тем, что для других норма, ибо гениальностью во мне похоже, совсем не пахнет. Я просто самолюбивый лентяй! Но, даже не смотря на эти прозрения, Дмитрий продолжал с неистовством отстаивать свои взгляды на жизнь.
Он вышел из маленького дворика, напоминавшего каменный колодец серыми стенами и суровыми глазницами грязных окон, и отправился по одной из шумных улиц родного города к ближайшей станции метро. Удивительную суматоху внесла весна в этот славный человеческий муравейник, заставляя прохожих обходить лужи, шлепая по грязной слякоти иногда падать в них, шарахаться проезжавших мимо автомобилей, окатывающих друг друга каскадами талой воды, шуметь, проявлять чудеса акробатики, желать избавиться от тяжелых, бесцветных шуб и пальто, но, в то же время бояться одеть самые лучшие свои наряды, смотреть на чистое голубое небо и подставлять лицо солнцу, но тут же кричать на нерадивого пассажира, спрыгнувшего из подъехавшего автобуса и гневно отряхаться в этом автобусе от мокрого, соленого снега.
Он вошел в метро, спустился по эскалатору и оказался на переполненном людьми пироне такое столпотворение случалось только в час пик. Дмитрий нехотя слился с этой бурлящей массой, которая двигала им как пушинкой по своему произволу. Его занесли в вагон, после чего он, отвоевав кусочек пространства и, освободившись от царапающих его ноги сумок, принялся за излюбленное занятие: изучение прелестных девичьих головок. Выбирать долго не пришлось: как раз напротив стояла очаровательная девушка, которая, к несчастью, оживленно беседовала со своим молодым другом или, быть может, любовником Да, второе вероятнее всего, хотя в такой давке не грех и ошибиться, по крайней мере, парень ловко использовал благоприятные обстоятельства.
Дмитрия это не смущало. Он тихо упивался нежными чертами её чудесного лица, дающего приятное отдохновение его одичавшему от смутного желания взгляду. Девушка пару раз взглянула на бесцеремонного наблюдателя, а затем, несмотря на изрядную трудность решения, демонстративно повернулась к нему затылком. Дмитрий улыбнулся такому повороту событий и уставился в окно поезда
Сергей строчил что-то на печатной машинке в своем кабинете, когда его друг показался на пороге.
Одну минуту, я сейчас допишу
Не спеши, ответил Дмитрий, располагаясь у большого окна, из которого открывался восхитительный вид на Кремль, блестевший золотом под лучами весеннего солнца.
Ну всё, я свободен, произнес Сергей спустя пару минут, поднимаясь со стула. О чем задумался?
Ни о чем.
Тогда ты, верно, ошибся временем года, если хмуришься как осеннее небо.
Извини, все в порядке, сам не знаю, что на меня нашло. Может правда на работу устроиться?
Попробуй, авось понравится. Подожди, я сейчас позвоню Светику, скажу, что мы с тобой немного задержимся.
Сергей отправился звонить жене, а Дмитрий снова погрузился в отрешенное созерцание из окна. Вот человек, у которого все в порядке, думал он про себя. После работы он возвращается к жене или позволяет себе немного побыть с друзьями; он постоянно что-то делает, не задумываясь о глубинном смысле, о человеческом предназначении и всякой другой ерунде, поганой болезнью, растлевающей все мое существо. Мне мало жить, я еще хочу понять, что такое жизнь. Какая гнусность! Какая гордыня! Уже после Платона в человеческом самосознании не осталось ничего, что было бы ново под солнцем. Остальное лишь тщеславные интерпретации. Не проще ли взвалить на плечи одну из уже созданных картин мира, какая больше по душе, и жить согласно её философии, тем более, что выводы у всех почти одни и те же? Наверно проще. Наверно я так уже давно и сделал. Наверное, это гедонизм, из пламени души мутирующий в ничегонеделание. Это ужасно! Как же я деградировал! Крашеный металлический подоконник судорожно задрожал под отчаянным ударом Дмитрия.
Только не надо крушить здесь все, пожалуйста, отреагировал Сергей. Придумал что-то грандиозное?