Но одних интервью будет мало, понимала я. И поэтому подолгу сидела в Российской государственной библиотеке искусств (РГБИ) на Большой Дмитровке, совсем рядом с памятником Плисецкой, там хранятся все (или почти все) публикации о великой балерине, которые были в газетах и журналах, начиная с первой в 1941 году. Эти публикации слепок эпохи, в которой Плисецкая жила и творила. Именно благодаря им я поняла, что моя книга портрет балерины на фоне эпохи. Вернее, разных эпох, ведь ей довелось прожить в нескольких.
В музее Большого театра огромных папок с фамилией «Плисецкая» пять или больше. И кроме публикаций (их там тоже много), в них хранятся брошюры и буклеты, приказы по театру, программы балетов и творческих вечеров чтение не менее занимательное, чем подшивки старых газет.
В архиве Театрального музея имени А. А. Бахрушина у меня то и дело дрожали руки, когда я доставала из белых конвертов записные книжки Майи Михайловны, подмечая, что человек она, скорее всего, несистемный: начала тетрадь или записную книжку, заполнила страниц пять, от силы десять, и бросила. Потом начала новую, и опять: пять-десять страниц заполнены, тетрадь брошена. Но какое счастье, что они, эти едва заполненные тетради и книжки, сохранились! Сохранились и сохранили движение ее руки и сердца, порывы души и бури эмоций (а там действительно много бурь). Время, которое я провела с этими документами, было настоящим писательским счастьем. Прочитав эту книгу, вы узнаете, какие бури бушевали в душе Майи Плисецкой. И, надеюсь, многие вещи увидите с нового ракурса. Я увидела.
Когда я решилась писать эту книгу, знала, что нас с Майей Михайловной связывает мой родной город Гомель: здесь родились наши отцы. И сама я родилась в Гомеле. В девичестве бабушку Плисецкой по папе звали Сима Израилевна Марковская, мою Елизавета Марковна Марковская. Вряд ли мы родственники, но совпадение меня, конечно, впечатлило.
Не так давно я писала сценарий документального мини-сериала «Ледоколы войны». И когда проводила интервью на ледоколе «Красин», мне подарили кусочек старой палубы: историческую как раз меняли. Именно на ней восьмилетняя Майя впервые танцевала под музыку из оперы «Кармен» Жоржа Бизе, еще не зная, что и танец, и «Кармен» станут ее судьбой. Если вы верите в знаки, то поймете: это были они. Этот кусочек палубы «Красина» из тикового дерева лежал у меня на столе все время, пока я работала над книгой.
Я стала балетоманкой в пять лет, когда родители впервые привели меня на спектакль. Это была «Жизель», которую я увидела в Киеве в далеком 1975 году. Все мое балетное детство и балетная юность (нет, я никогда не мечтала стать балериной, но смотрела все спектакли, которые показывали по телевизору: в Гомеле нет оперного театра) прошли под знаком Плисецкой Легенда! Недосягаемая! и с мечтой увидеть ее не только по телевизору. Мечта сбылась в 1990-е, когда я работала в Риге, а там гастролировала группа артистов Большого театра. Я видела, как Плисецкая танцует «Айседору», поставленную для нее Морисом Бежаром. Если бы тогда кто-нибудь сказал мне, что я буду писать книгу о Плисецкой, наверное, рассмеялась бы.
По результатам социологического опроса, который специально для этой книги провели в Институте социальных наук Сеченовского университета, абсолютное большинство опрошенных (86,8 %) никогда не были на спектакле с участием Майи Плисецкой, но 76,3 % хотели бы такой спектакль увидеть. Записи спектаклей с ее участием, отрывки из них, фильмы-балеты сейчас доступны в Интернете, но, как говорили мои собеседники, они не всегда передают ощущение волшебства, которое возникало на сцене, когда Майя танцевала. Магия Плисецкой особая история. О ней балетной, человеческой и женской вы тоже прочитаете в этой книге.
Один из важнейших вопросов для любого автора, начинающего писать о легендарной личности, как эту книгу выстроить? Чисто биографически родилась, училась, пришла в театр, вышла замуж, стала всемирно знаменитой? Скучно: именно биографий Плисецкой написано несколько. Есть ли смысл снова возвращаться к хорошо известному? Кстати, по результатам социологического опроса, лишь 15,3 % респондентов ничего не знают о Майе Плисецкой, ее имя известно 50,9 % опрошенных, а 34,2 % знают о ней достаточно много.
Когда я писала о Валентине Елизарьеве, вопроса о том, как составить книгу, не было: мне с самого начала было понятно, что ее нужно выстраивать по балетам, которые он поставил. Получилась творческая биография. Но это хореограф, с артистами другая история. Да и на чисто творческую биографию я не замахивалась: я ведь журналист, а не балетный критик. Лишь одному балетному соблазну не смогла противиться: «Кармен-сюита». Я решила рассказать об этом балете между прочим, первом, поставленном специально для Майи, на нее, имевшем для нее особенное значение и смысл, настолько подробно, насколько это возможно. Я поговорила с его создателями Родионом Щедриным, Борисом Мессерером, Сергеем Радченко, Наталией Касаткиной и Виктором Барыкиным, который сегодня трепетно сохраняет «Кармен-сюиту» и переносит на другие сцены. Их рассказы составили параллельную историю в этой книге историю про главный Майин балет.
Мне показалось, что главы в книге о Плисецкой должны быть тематическими: вот, например, «Лебединое озеро» и «Лебедя» объединяет не только «птичья» тема, но и политические события: как она танцевала «Лебединое», когда ее не выпустили на гастроли в Великобританию, и это было протестом, как танцевала «Лебедя» на гастролях в США в день убийства сенатора Роберта Кеннеди, с которыми был то ли флирт, то ли начало романа, и это было скорбью. И я объединила этих лебедей в одну главу.
Я думала о том, как назвать главу об отношениях Майи и Щедрина. Сначала назвала просто «Любовь», ведь это была именно она настоящая, живая, трепетная, несмотря на неверие окружающих, слухи и мрачные прогнозы. Но потом чем больше я разговаривала и читала, тем больше убеждалась: Родион Константинович оказался, пожалуй, единственным, кто сумел укротить стихийную Майю. И мне показалось правильным назвать эту главу «Укрощение стихии».
Самой сложной для меня главой в книге стала та, что о взаимоотношениях Плисецкой с властью. Но ее нельзя было избежать: дочь репрессированного отца, она подписывала коллективные письма с одобрением политики партии (но в эту партию так и не вступила), также она много писала о том, как КГБ не пускало ее за границу и отравляло жизнь, но при этом дружила семьями с генералами этого ведомства Я переписывала эту главу несколько раз, понимая, как важно остаться в позиции наблюдателя и давать читателю факты и только факты, а он сам будет решать, как их интерпретировать. Это мой журналистский подход: я вам факты, вы себе выводы.
Самый главный вывод, который я сделала, разговаривая с людьми, знавшими Майю Михайловну близко, глядя на записи ее спектаклей, читая ее и о ней: она единственная в своем роде. Другой такой не будет.
Счастлива, что прикоснулась.
Увертюра
Династия
Если бы рыжая девочка Майя, ставшая всемирно известной балериной, выбирала семью, в которой нужно родиться, вряд ли она сделала бы выбор лучше.
По линии мамы Майя была из Мессереров. Дед Михаил Борисович (Мендель Беркович) был из Вильно, там родились четверо его детей, в том числе и мама Рахиль (благодаря этому после распада СССР Майя Плисецкая и Родион Щедрин получат литовское гражданство). Дерзость и неготовность мириться с существующими границами (и в прямом смысле тоже) отсюда, из семьи: дед Михаил, выучившись на зубного врача, вырвался из еврейской черты оседлости и в 1904 году перевез семью в Москву. Как вспоминал потом внук Михаила Борисовича Азарий Плисецкий, «Священное Писание увлекало деда куда больше, чем работа. Именами любимых библейских героев он нарекал своих детей. Так в семье появились Азарий, Маттаний, Рахиль, Асаф, Суламифь, Эммануил, Элишева и Аминадав. Каково им придется с такими именами в России, деда не беспокоило».
Мессереры были очень театральной семьей. Азарий (взявший псевдоним Азарин) стал известным артистом, служил в Московском художественном и Малом театрах. Его называли мастером перевоплощения, он был очень популярен, даже пробовался на роль Ленина в фильме «Ленин в Октябре». Но сыграть вождя мирового пролетариата не успел: умер от неожиданной остановки сердца в день, когда ему исполнилось 40. Потом Рахиль в память о нем назовет своего младшего сына. Драматической актрисой стала и Элишева (выступала под именем Елизавета).
Асаф Мессерер тоже мечтал о театре. Но не о драматическом, как брат, а о танцевальном. И долго не решался сказать о своей мечте отцу: тот, конечно, был поклонником театра, но чтобы сын стал артистом балета Решиться Асафу помогла старшая сестра Рахиль, сказав, что если есть мечта, то к ней нужно идти. И Асаф в очень поздние для балета 16 лет пошел учиться в хореографическую школу Михаила Мордкина, знаменитого артиста, партнера Анны Павловой; труппа Мордкина много гастролировала в предреволюционной России, имела успех, а после эмиграции из СССР в начале 1920-х годов Мордкин создал балетную труппу в Америке, в которую вошли лучшие русские танцовщики-эмигранты.
Оказалось, что у нового ученика настоящий талант! И уже через год Асаф Мессерер учился в балетной школе при Большом театре у Александра Горского, одного из первых реформаторов танца. В 1921 году восемнадцатилетний юноша был принят в труппу Большого театра и за 33 года станцевал практически все ведущие сольные партии. Покинув сцену, Мессерер стал педагогом, и на этом поприще добился успехов не меньших: в 1976 году он получил звание народного артиста СССР за вклад в развитие балета. В его классе занимались все ведущие танцовщики Большого театра, включая племянницу Майю, утверждавшую, что «класс Асафа лечит ноги» (подробнее об этом в следующей главе). А любимым учеником Мессерера был Владимир Васильев.
Мессерер много работал за границей, и однажды за восемь месяцев работы в труппе Мориса Бежара поставил 28 номеров! С труппой Бежара будут тесно связаны и судьбы его племянников Майи и Азария Плисецких. Майя называла Бежара своим любимым хореографом, он для нее поставил пять балетов, а Азарий несколько десятилетий работал в его труппе репетитором.
Суламифь тоже стала примой Большого театра, народной артисткой РСФСР. Поговаривают, что Суламифь и Асаф Мессерер были любимой балетной парой Иосифа Сталина. Орден, которым вождь наградит Суламифь, поможет ей вырвать из лагеря, а потом из ссылки сестру Рахиль с крохой Азарием. Тогда еще Мессереры стояли друг за друга горой.
Брат и сестра активно гастролировали и были свидетелями судьбоносных для Европы и мира событий. Когда они танцевали в Берлине в феврале 1933 года, горел Рейхстаг, и в своих воспоминаниях Суламифь пишет о своих ощущениях еврейки в стране, где антисемитизм превращался в государственную политику и идеологию. О сгущавшейся тьме рассказывала в своей книге «Я, Майя Плисецкая» и ее племянница, побывавшая в Берлине с родителями в 1934 году, когда они ехали к новому месту работы отца на остров Шпицберген.
Рахиль, старшая сестра Асафа и Суламифи, стала актрисой немого кино под именем Ра Мессерер. Благодаря внешности темные волосы, большие глаза, смуглая кожа режиссеры видели в ней «восточную» женщину и активно снимали в фильмах об «освобожденных женщинах Востока». Во время учебы во ВГИКе Рахиль познакомилась с высоким спортивным красавцем Владимиром Плисецким, а тот познакомил ее с братом Михаилом, который влюбился в большеглазую красавицу с первого взгляда. Михаил с Рахилью поженились, и в 1925 году родился их первый ребенок дочь Майя.
Пятеро из восьми детей Симы и Михаила Мессерер связали свою жизнь с театром. Слава династии была столь велика, что 15 января 1936 года Совет клуба мастеров искусств организовал в здании МХАТа Второго творческий вечер семьи Мессерер, в котором принимали участие они все: Азарий и Елизавета играли сцены из драматических спектаклей, Суламифь и Асаф танцевали па-де-де из «Дон Кихота», также демонстрировали отрывки фильмов с Ра. Концерт начался в полночь, после окончания спектаклей в Большом и Малом театрах. Несмотря на столь поздний час, люди буквально осаждали театр, их с трудом сдерживал наряд конной милиции. В конце вечера зрители устроили овацию Михаилу Мессереру, который очень гордился и совершенно справедливо успехами своих детей.
«Отец был уроженцем тихого, яблоневого, пропыленного города Гомеля. Плисецкие берут истоки из тех щемящих душу негромкой красотой краев белорусских криниц», писала Майя Плисецкая в своей автобиографической книге. Я сама родом из Гомеля, и в мое время город уже был крупным промышленным центром, вторым по численности населения городом Республики Беларусь. Михаил Плисецкий, родившийся в 1899 (или 1901) году, сын Менделя Мееровича и Симы Израилевны (урожденной Марковской), видел его бурное развитие. Если в 1863 году в Гомеле жили 12,6 тысячи человек, то в 1913-м его население выросло до 100 тысяч. В 1897 году евреи составляли 55 % населения города и играли ведущую роль в его экономике.
Город-то тихий, но 29 августа 1 сентября 1903 года в Гомеле произошел погром, во время которого были убиты десять евреев. Впервые в истории Российской империи сопротивление погромщикам оказала еврейская самооборона. Затем на всю страну прогремел Гомельский судебный процесс (первый его этап длился с октября 1904 года по январь 1905 года, второй состоялся в ноябре 1906 года). Судили не только погромщиков, но и 36 участников самообороны (всего 13 из них были оправданы). Это было сложное, нервное время для еврейской общины Гомеля. Именно тогда, в 1906 году, Мендель Меерович решил эмигрировать с семьей в Америку от погромов подальше. Но не смог: американцы боялись эпидемий, которые, по их мнению, могла принести бесконтрольная миграция, а потому всех кандидатов в американцы до отъезда осматривали врачи. Врач (очень широкой специализации, две минуты на пациента), увидев покрасневший глаз отца большого семейства (это было раздражение от растущей внутрь ресницы), отказал в отъезде всем Плисецким. Так не слишком квалифицированный эскулап сыграл, возможно, главную роль в своей жизни: благодаря его решению Майя Плисецкая родилась не в США, а в Советском Союзе.
Через шесть лет, в 1912 году, старший брат Михаила Плисецкого Израиль все-таки уехал в США и, сменив имя, стал Лестером Плезентом. В 1934 году, вспоминала Майя в своей книге, Плезент приезжал в Москву, встречался с братом и удивлялся, что тот не по-родственному суховат. Лестер просто не понимал, как сильно подставляет Михаила этой встречей: в СССР набирал обороты Большой террор, хотя до его разгара, который поглотит Михаила и исковеркает судьбу всей семьи, оставалось еще несколько лет. Да и Майе потом эта родственная связь долго вредила. С Плезентами она все-таки встретилась и смогла пообщаться, но гораздо позже во времена «оттепели».
Михаил Плисецкий горячо приветствовал Октябрьскую революцию, с 1918 года участвовал в Гражданской войне на стороне красных, а в 1919-м вступил в партию большевиков. Он верил в идею революции и преданно служил ей везде, куда направляла партия. К примеру, на студиях «Бухкино» и «Звезда Востока» занимался созданием первых советских кинофильмов, в которых блистала его жена Ра Мессерер, вспоминавшая потом, что в то время в Узбекистане женщине нельзя было выйти на улицу с открытым лицом: оскорбляли и могли избить. Выпускник экономического института, Плисецкий работал во ВЦИК, в комиссариатах иностранных дел и внешней торговли. В 1932 году его назначили руководителем советской угольной концессии на острове Шпицберген («Арктикуголь»), одновременно он выполнял функции Генерального консула СССР на острове.