Судя по прежним картинкам, роста девушка примерно метр шестьдесят пять. Стройная, я бы сказала, тонкокостная. Домашнее зеленое бархатное платье мягко облегало ее узкие плечи, широкое декольте открывало тонкие ключицы и нежные полукружья небольшой груди. Изумрудный оттенок платья контрастировал с ее бледной кожей и подчеркивал большие зеленые глаза. Я уже в курсе, что яркого, насыщенного цвета зеленые глаза признак целительской магии.
Овальное личико девушки осунулось, а под такими удивительно яркими и красивыми глазами залегли глубокие тени и совсем не от густых темных ресниц. Идеально гладкие блестящие волосы темно-шоколадного оттенка спадали на плечи и словно стекали по спине, как в рекламе шампуня. Девушка отвела от лица мешавшую прядь, и я полюбовалась ее белыми холеными руками с тонкими кистями и изящными пальцами. На одном из них красовалось широкое золотое кольцо с крупным изумрудом в оправе в виде замысловатой трехзубой руны или короны фамильное, родовое кольцо, переданное ей королевской стражей после опознания тел родителей. Именно оно символ наследницы рода и баронского титула.
Кончик аккуратного носика этой юной аристократки чуть-чуть расширялся, лишаясь статуса идеального, но придавал ей капельку задорного «курносого» очарования. Чувственные пухлые губы сжались в скорбную линию. Округлый подбородок дрожал от подступивших слез отчаяния.
Мне стало жутко, ведь я как свои ощущала ее раздирающие душу эмоции: абсолютную, беспросветную безнадегу, черное отчаяние, когда просто не видишь выхода, когда не осталось ни капли сил бороться. И вот пришел момент, когда это нежное семнадцатилетнее создание, потерявшее веру в хорошее и поддержку родителей, как и их самих, взмолилось к высшим простить ее за малодушие. И забрать душу!
С глухим хлопком выдернутая из темной бутылочки пробка и обжигающая противная жижа потекла по моему горлу, вымораживая внутренности, сжимая в стальном кулаке дрожавшую от ужаса душу. А я знала, из ее памяти узнала, что это зелье двойного назначения: одновременно убивает человека и глушит магию целителя, чтобы не дать ей вылечить своего носителя, спасти от совершенно дикого, непоправимого и неправильного шага.
Я настолько прониклась жутким видением, что не выдержала и закричала на ту глупую девчонку, пытаясь остановить:
Нет, слышишь, нет! Ты что, сдурела? Так нельзя! Ты все сможешь, ведь главное жизнь! У тебя все-все еще будет: любовь, семья, дети, карьера, в конце концов, приключения и радости. Разве можно от этого отказываться?
Но у меня вырвался лишь сип, злобно проскребший по растрескавшемуся горлу, рвавший обожженные голосовые связки.
Тише-тише, девонька, не дергайся, все будет хорошо, вклинился в водоворот чужой страшной сказки мягкий и смутно знакомый голос наверняка пожилой женщины.
Следом ее теплая шершавая ладонь опять же непривычно и привычно ласково погладила меня по лбу и макушке, губ коснулось что-то прохладное и пролилось освежающим, буквально оживляющим бальзамом в мое измученное горло. Мое??
Мэтр Коллей, неужели моя бедная девочка не выживет? Ведь уже третий день не приходит в себя, слабеет, тает на глазах
Раздался тяжелый вздох и мужской, искренне сочувствующий, обнадеживающий голос:
Признаюсь откровенно, еще вчера я был уверен, что сегодня лею Эмарию придется хоронить рядом с родителями. Готов был поклясться, что душа бедняжки ушла за грань, на перерождение, хотя жизнь в ней еще теплилась. Думал, что остаточное проявление ее магии пытается поддержать физическую оболочку. Поэтому с тяжелым сердцем ехал сегодня к вам, готовился проститься с этим светлым и прекрасным ребенком. Но Эмария меня не на шутку удивила. Ее дар проснулся и, что поразительно, я чувствую, он усилился. Рисса Лишана, будь вы, как и я, целителем, сейчас бы вместе любовались ее аурой, такой цельной и яркой! Дыхание смерти ей явно пошло на пользу, как это ни жутко звучит.
Но как это возможно? глухо спросила искренне беспокоившаяся обо мне женщина.
Девочка из древнего рода магов жизни. Полагаю, это отголосок ее далеких предков. К сожалению, дар фин Ришенов со временем сильно ослабел, но, справедливости ради, стоит отметить, что во многих ранее сильнейших целительских родах полноценных магов жизни почти не осталось. Лишь пару родов в Байрате могут похвастаться сильным даром, но эти самородки все до единого служат королю. Так что могу вас успокоить: больше жизни леи Эмарии ничего не угрожает, мужчина внезапно замолчал, а потом грустно добавил, кроме нее самой.
Мэтр, вы не представляете, насколько мы вам благодарны. Конечно, мы лишь слуги и не имеем
Рисса Лишана, поверьте, я разделяю вашу боль и озабоченность судьбой леи Эмарии. Ведь мы с ее отцом друзья детства, вместе закончили академию, даже оба были влюблены в ее маму, прекрасную лею Ромалию, поэтому мой долг помочь бедной девочке. Ни вы, ни она мне ничего не должны!
Если бы не вы всхлипнула женщина.
На мою руку вновь легла та самая теплая, чуть шершавая ладонь, недавно гладившая меня по голове.
Полноте-полноте, рисса Лишана, теперь все будет хорошо. Дайте вашей подопечной еще денек отлежаться и она встанет на ноги. Непременно!
Ваши бы слова да в уши Высшим, в голосе женщины слышалась робкая надежда.
Главное не выпускайте ее из поля зрения, присматривайте за ней. Во избежание повторения, так сказать, посоветовал мэтр Коллей.
Обязательно! Глаз с нее не спустим! заверила целителя расстроенная женщина.
А я начала погружаться в темноту, как если бы наконец закончилась страшная сказка выключился телевизор, так и не переключившись на более веселый канал.
В себя я пришла, как обычно, просто проснулась. Выспалась. Правда теперь меня не мучил, а терзал дикий голод, словно я дня три не ела. Открыв глаза, несколько мгновений таращилась на серо-розовый балдахин над головой, а потом, ощущая, как в неясной тревоге ускоряется ритм моего сердца, приподнявшись на локтях, огляделась
Сердце уже не бежало, оно рвано скакало, отчего пульс набатом бил по ушам. Я находилась в знакомой комнате с обоями из ткани, с «кружевной» мебелью на изящных ножках в стиле барокко, у стены слева стоял тот самый, из кошмарного сна, туалетный столик с роскошным стулом с подлокотниками, покрытыми золотистой краской. И мой зад прекрасно «помнил», какой он широкий и мягкий. В камине весело трещал огонь, согревая комнату и наполняя ее ароматом древесной смолы. Ну да, в той страшной сказке была зима и, несмотря на печное отопление, в комнатах предпочитали зажигать камины и вечерами наслаждаться их теплом и уютом.
Я медленно, с опаской приподняла пуховое одеяло и убедилась, что на мне длинная, теплая, молочного цвета сорочка с рюшами на груди. И изменения, к виду которых я совершенно не готова. Либо я все еще сплю, либо экстренно и сильно похудела. Э, нет, еще, кажется, и подросла немного Я сильно ущипнула себя за непривычно худенькое бедро и с трудом удержала болезненное шипение. Ощущения совершенно не те, что были во сне, слишком острые, слишком свои!
Передвинулась к краю кровати и села, свесив ноги. И только в этот момент заметила пожилую женщину, которая, повернув голову набок, спала в кресле у изголовья кровати. Ранее ее от меня заслонял балдахин. В натруженных руках моей преданной сиделки замерли спицы, а клубок с голубыми нитками скатился к ногам в теплых тапочках из валеной шерсти. На спящей женщине было длинное черное вдовье платье и белый фартук. И я знала, почему именно вдовье. Ведь я смотрела на риссу Лишану нянюшку юной леи Эмарии, а до нее и ее отца, погибшего барона Гричана фин Ришена. Грабители убили не только родителей Эмарии, но и пожилого кучера, рисса Лукаша, ее мужа.
Я немного успокоилась, глядя на эту добрую, замечательную женщину. В моей груди разливалось собственное сочувствие, жалость и смешивалось с привычным теплом и любовью Эмарии, будто я с рождения привыкла видеть нянюшку рядом с собой
Чтобы не разбудить знакомую незнакомку, я осторожно встала и медленно, покачиваясь от слабости или не привычной геометрии тела и иного центра тяжести. Пока шла в ванную, старательно контролировала собственные ноги, ставшие длинными и худыми.
В голове царил хаос, апатия, мысли словно ватой забиты. Но мне было необходимо, жизненно важно убедиться, что у меня с головой не все в порядке. Потому что в противном случае
Я не ошиблась и дверь напротив кровати вела в ванную, где мне тоже все было знакомо: и зеркало; и большая раковина с бронзовыми кранами, где можно смешивать воду; и бронзовая купель на львиных лапах; и мраморный пол; и керамическая плитка на стенах с растительным зеленым орнаментом; и даже допотопный унитаз из серого камня, ведь какая-никакая канализация в поместье есть.
В некотором ступоре я использовала унитаз по назначению. Слушая как в нем журчит, прислушивалась и к своим ощущениям. Да-да, к своим, и эта мысль начала пугать до ледяного комка внутри, который рос с каждой секундой, пока я вставала, одергивая рубашку и дергала за веревочку.
Зажмурившись, я переждала рой темных мушек перед глазами, затем решилась заглянуть в зеркало. Несколько мгновений заторможенно следила, как расширяются глаза у моего-не моего отражения, пока картина целиком не предстала во всей своей невероятной правде.
Это не сон! Не чужая сказка, а моя личная.
Из зеркала на меня смотрела та самая худенькая зеленоглазая шатенка с волосами до талии. Только сейчас они не струились блестящим гладким водопадом, а всклокоченные, спутанные, напоминали воронье гнездо. И бледное лицо не безупречной аристократки в энном поколении, а каким-то чудом выжившего призрака, с синяками под глазами и впалыми щеками. В гроб краше кладут
Я медленно подняла руку и, чуть наклонившись над раковиной, коснулась зеркала, отражение повторило мое движение. А кончики пальцев ощутили прохладную поверхность. Опустив руку, я осмотрела ее, затем и все тело, убеждаясь, что оно не мое. Не родимый рыжий пухляш метр с кепкой ростом по прозвищу Томат, а высохшая из-за болезни и страданий, костлявая вобла. То есть, меня каким-то чудовищным, а не сказочным образом закинуло в чужое тело. А судя по страшилкам, что я до этого принудительно смотрела в «исторической драме», хозяйка тела пыталась самоубиться, но в мир иной отправилась лишь ее душа. Я с минуту прислушивалась к «себе», пытаясь найти отголоски кого-то еще, орала мысленно, звала Эмарию, но в ответ тишина.
Пришлось снова пощипать себя, постучать костяшками пальцев по раковине, даже по лбу. Ну, а вдруг там кто-то откликнется. Но больно было лишь мне, новой мне!
Я живая, наконец призналась себе сиплым шепотом.
Только не от страха, я-то «помнила», с чего мой голос скрежетал. Но стоило принять одну истину, в голову внезапно вторглась другая: я живая, а Вика с Женькой нет. Их больше нет!
Голову вновь, уже кажется привычно, взорвало от воспоминаний, своих и ее, той бедной девочки Эмарии, тело которой я заняла непостижимым образом. Они трое безвозвратно ушли за грань, а я осталась одна. Брошенная. Одинокая. Живая!
В грудь будто нож вонзили, такая боль разлилась, а из глотки сам по себе вырвался тоскливый вой. Женечка Викусик девчонки, мои любимые и родные девчонки
Лея Лея Эмария в дверь посыпались удары, похоже, рисса Лишана пыталась прорваться ко мне. Родная моя, открой, слышишь, открой мне.
В ее голосе слышался неподдельный ужас, страх за подопечную. А я осознала, что вою, как волчица, потерявшая всю стаю и выводок, с отчаянной и горестной тоской, выплескивая свою боль потери и одиночество.
Как же так, ведь Анхелла сказала, обещала, что мы с девочками даже за гранью будем вместе, помогать и защищать? Мы отныне родные, семья! А теперь я в ином мире, в чужом теле, живая и без них
Эмария, открой, открой, моя девочка! все громче голосила нянька, к ней уже присоединились и мужские голоса: Откройте, откройте
Я же пыталась удержаться на ногах, вцепившись в край раковины, и таращилась в отражение. Только на меня смотрели не родные карие глаза, в разные стороны топорщились не рыжие волосы, не было груди третьего размера и крутых бедер. На меня глядели глаза чужого человека, хотя и в них больше не было той ранее привычной застенчивой кротости, они смотрели не ласково, а с отчаянием загнанного в ловушку зверя. А еще, в них зажглись невиданные ранее золотистые искорки, которых у прежней Эмарии не было!
Дверь вынесли вместе с защелкой, на пороге замерли испуганные слуги и каждый был мне знаком по воспоминаниям девушки. Только сейчас я в ужасе осознала, приняла, что видела в беспамятстве не кино в жанре исторической драмы, а перенимала чужие воспоминания. Роднилась с чужим телом и его памятью.
Хозяйка, как же так-то удрученно вздохнул рисс Парин дворецкий, сухой невысокий мужчина лет семидесяти, который по крепости духа еще на ваших похоронах ненароком простудиться может.
В унисон с ним рисса Лишана, няня девушки, взволнованно причитала, оглядывая ванную:
Что-то случилось? Детка, ты кричала?..
Титаническим трудом я заставила себя выпустить край раковины из мертвенного захвата пальцев. И поглубже задвинув панику, отчаяние и страх перед немыслимой, нереальной и чудовищной подменой реальности, выпрямилась со словами:
Прощалась с прошлым.
Мой голос был даже не сиплым, скрипучим, словно вдрызг простуженным.
Лея Эмария, голубушка, не надо больше вредить себе. Это неправильно и
Полностью согласна, оборвала я няню, а потом, поморщившись, хрипло «призналась», изображая досаду и стыд: Это была кошмарная случайность. Накануне я вспомнила родителей плакала много и, видимо, в слезах нечаянно ошиблась. Так голова разболелась, что решила принять обезболивающее. Но перепутала бутылочки с зельями а после, даже на помощь позвать не смогла. Голос пропал
Это правда? с робкой надеждой выдохнула няня, глядя на меня такими теплыми, добрыми и родными, по воспоминаниям, карими глазами.
Вот как врать, глядя в глаза хорошему человеку, желающему тебе только добра? Но из лучших побуждений пришлось:
Да!
И все, из меня словно все силы разом ушли, колени задрожали, меня затошнило, поэтому я прикрыла глаза и вновь вцепилась в раковину. Но не сползла на пол, постояла, переждав неприятные мгновения, и отметила, что следившие за мной слуги почему-то расстроенно хмурились. Не поверили? Я бы тоже себе не поверила. Эмарию фин Ришен слишком хорошо готовили в целители, родители не пускали обучение на самотек, а тщательно следили. Перепутать яд с лекарством от головной боли, бред? Тем более как целитель легко бы сама могла справиться.
Я такая голодная, что ноги не держат. Расстроенно пожаловалась я.
Лея, вы правда хотите кушать? с надеждой неуверенно переспросила рисса Лишана.
Очень, осторожно кивнула я, борясь с тошнотой.
Чем явно порадовала этих людей, искренне любивших юную хозяйку и нежно заботившихся о ней.
Хвала Высшим! глухо, с облегчением выдохнул рисс Парин, развернувшись и подталкивая на выход из ванной остальных.
Испуг медленно таял на лицах этих чужих-своих людей, а я осознала еще кое-что очень важное: случившееся до печенок напугало не только меня. В поместье Ришен, названному по имени хозяев, жили и служили десять человек, разновозрастных и разнополых, супругов и одиноких. Большей частью слишком старых, чтобы менять место. Эти десять слуг прожили бок о бок с семейством Ришен всю свою жизнь. Они потеряли не меньше Эмарии. И осиротели. Тот, кто не имел семьи и дома, для кого самыми родными были две подруги и директор детского дома с воспитателями, как никто поймет боль и отчаяние именно этих людей.