Получается, что времени на раздумья нет. Поэтому я киваю и топаю к машине. Мой «тревожный» чемоданчик всегда в багажнике, потому что так папа приучил. Получается, знал он, что однажды мне и эта наука пригодится. Ладно Рано или поздно посчитаемся. С этой мыслью я и сажусь за руль, чтобы отправиться в дорогу. Получается, это моя последняя поездка на папиной машине и, если не повезёт, то увижусь вскоре с мамой и папой. Тоже неплохо, в конце концов
Шереметьево совсем не изменилось, поэтому я ставлю машину на специальную стоянку, после чего спокойно иду, помахивая чемоданчиком, в сторону регистрационных стоек. Регистрация, контроль безопасности, перекурить Я редко курю, это, скорее, баловство, но вот сейчас мне просто нужно, ведь я навсегда покидаю родину. В Россию я больше не вернусь, мне это понятно даже слишком хорошо, ведь тут меня «зачистить» намного проще. Кстати, а почему не убили здесь?
Кажется, я понимаю, почему я должен пройти какую-то проверку при обращении к номерному счёту, что его разблокирует. Неужели папа так подстраховался? В принципе, мог, ведь возвращались мы из Европы в восемьдесят девятом, когда страну уже шатало и грозило разнести по кочкам. То есть, пока я этого не сделал, убивать меня нельзя. Вот это уже похоже на правду, даже очень. Ладно, в эти игры можно играть вдвоём, а я, благодаря папе, не тупой баран, не знающий, что такое Курбан-байрам. Так что
Контроль документов вопросов не вызывает, виза «лучше настоящей», потому что длинносрочная, документы подлинные, я спокоен, так что мне отдают паспорт, пожелав счастливого полёта. Ну, думаю, в полёте ничего и не случится. Вот что интересно: а бумага Аненербе настоящая? Наверное, да, смысла-то её подделывать
Лилия Найдёнова
По-моему, муж сошёл с ума, или же кореша подлили ему что-то странное. Эти сутки были самыми страшными за всю мою жизнь. Дело даже не в том, что он меня ещё раз избил, отходив проводом за то, что я как-то не так, по его мнению, стонала, но ведь он весь день и практически всю ночь с меня не слезал! Ни поесть не давал, ни помыться, ни, пардон, в туалет сходить! И всё это с рыком, с яростью
Утро я встречаю в ванной, где просто заперлась от ставшего очень страшным Сергея. Осмотрев себя в зеркале, понимаю, что выгляжу как жертва насилия, да и от тигра мало отличаюсь в смысле такая же полосатая. А ещё я очень боюсь Сергея. Очень-очень. Желание убежать и спрятаться просто невыразимое, поэтому я и запираюсь в ванной. Ну и смыть с себя всё нужно. И поплакать ещё.
Что мне делать? Я такого не переживу, абсолютно точно. Я и сейчас-то не уверена, хочу ли жить. Одно дело ноги раздвинуть, когда ему надо, а совсем другое вот так. Не сдержав мучительный рвотный позыв, склоняюсь над унитазом. Надеюсь, я хотя бы не забеременею, никакому малышу видеть, что такое делают с мамой, я не пожелаю. Может, убежать? Так найдёт же! Или же просто сдохну под забором, потому что никому я не нужна. Красивая девка, и только. Украшение панели, тьфу!
Через дверь слышу, как звенит его пейджер. Спустя несколько минут до меня доносится забористый мат. Входная дверь хлопает, и я понимаю он ушёл. У меня есть передышка для того, чтобы подумать. Чтобы вдохнуть, выдохнуть и поплакать. Раз он ушёл, то бить за слёзы, как давеча, никто не будет.
Осторожно выползаю из ванной, понимая, что двигаться могу очень ограниченно. Но нужно хоть чего-нибудь поесть, а там и подумать можно. Мне очень надо подумать, что делать, потому что второй раз я такой марафон боли просто не переживу. Мне и сейчас-то жить не хочется, хотя и нельзя о таком думать. Но так точно нельзя. Дело не в том даже, что я так не хочу жить, а в том, что Серёжу я теперь боюсь.
Зайдя в кухню, вижу забытый мужем пейджер. Интересно, что его так возбудило? Заглянув в последние сообщения, я перечитываю написанное трижды, затем роняю прибор и опускаюсь на пол, чтобы поплакать. Да, теперь я понимаю, почему он так озверел «Серый, Лильку после возбудителя в водке не затрахал?» гласит короткое сообщение. Вот чего он так озверел, оказывается
Хорошо известный, кстати, факт нельзя афродизиаки алкоголем запивать. Когда у Серёжи проблемы были такие, что и не вставало, я внимательно этот вопрос изучила. Спиртное вместе с возбудителем вызвало у него реакцию не только возбуждения, но и бешенства. Значит, он помчался мстить, а потом извиняться приедет. Вот только готова ли я принять извинения от того, кто сутки показывал мне лик бешеного зверя? Кажется, во мне что-то сломалось, потому что я просто ничего не хочу, даже аппетит куда-то подевался, сменившись сильной тошнотой. И боль
Разливающаяся по всему телу боль не позволяет даже думать, она тянет, печёт, горит, отчего ни встать, ни сесть. Если Сергей продолжит сегодня, я просто или сойду с ума, или окончательно сломаюсь, или не выживу. Но смерть надо заслужить ещё, мне в детдоме это очень хорошо объяснили, поэтому «лёгкого» выхода для меня точно не будет. Вспоминаю, что муж выкрикивал, кроме мата, когда меня бил. Я особо-то и не воспринимала ничего от боли и паники, но «малолетняя шалава» услышала. Значит, он в своём воспалённом мозгу воспринимал меня маленькой?
Я боюсь Сергея, просто боюсь теперь. Получается, мне ещё повезло, что он не тронул меня в пятнадцать Почему меня так тошнит? Да и постоянное ощущение, что сейчас в обморок упаду, тоже преследует. Пойду я лучше полежу, всяко лучше будет, потому что есть сейчас я не смогу тошнит как-то очень сильно. И страшно тоже, просто до ужаса, потому что я понимаю однажды муж меня убьёт, просто забьёт насмерть, и больше Лили не будет. Не люблю своё имя, мне его тоже в детдоме дали, потому что своего я не знала. И имя, и фамилия, и одежда у меня своего, по-настоящему своего ничего нет, всё мне дали, а сама я ни на что не способна. Вот муж, наверное, скоро убьёт.
Я падаю на кровать, ощущая какую-то странную слабость. Кажется, я на несколько мгновений даже теряю сознание, потому что в следующий миг чувствую прикосновение. Я знаю, что это Сергей, поэтому от страха сжимаюсь, как в том детстве, что помню. Я сжимаюсь, уже готовая умолять о пощаде и совершенно неготовая открывать глаза.
Прости слышу я его голос.
Он что же, считает, что после всего, что сделал со мной, этого самого «прости» достаточно? Но хорошо зная взрывной нрав Сергея, я медленно открываю глаза, надеясь только на то, что мой взгляд не будет слишком затравленным. Муж выглядит каким-то потерянным, он смотрит на дело рук своих, ведь одеться я так и не успела, и рассказывает о «шутке» его «корефанов», ну, то есть «партнёров по бизнесу». Они, разумеется, не знали о том, какой эффект может быть достигнут, как не знал и муж, поэтому сейчас он шокирован.
А давай поедем куда-нибудь? предлагает мне Сергей. Вот куда ты хочешь?
В Швейцарию, предлагаю ему, потому что вариант Мальдив сейчас и не рассматривается, а вот горнолыжный курорт как раз, ну и не посмеет он меня там бить, потому что швейцарцам наплевать, сколько у тебя денег, они за такое дело очень больно могут наказать, поэтому я буду хоть немного защищённой.
Хорошо, сразу же соглашается он. Вот прямо завтра и поедем, согласна?
А давай сегодня? спрашиваю его с затаённой надеждой.
Вижу, задумался, а мне просто страшно. Я боюсь оставаться с ним наедине, боюсь, что он опять начнёт, а там В отеле, если что, меня спасут, я точно это знаю, потому что швейцарцы отличаются от других. Именно поэтому я хочу поехать в Швейцарию. Хоть призрачная, но защита, а что будет потом, мне неважно, как будто для меня не будет больше никакого «потом».
Всё-таки сломал что-то во мне мой Серёжа И в теле сломал, и в душе, в которой теперь живёт страх. Просто страх и больше ничего, как будто Лиля закончилась, пропала, растворившись в своей боли. Сил нет ни на что, меня накрывает волна слабости, за ней приходит волна дрожи, да такой, что кровать ходуном ходит. Хочется обратиться к Богу, вот только он меня вряд ли услышит Кому я нужна
Глава четвёртая
Александр Тихонравов
Аэропорт за пятнадцать лет, конечно, изменился, но несильно, поэтому я вполне представляю, куда идти. Несмотря на то что «хвоста» не вижу, уверен он есть в том или ином виде. Пока иду, пытаюсь поставить себя на место тех, кто послал меня сюда. По идее, в первую очередь человек должен озаботиться деньгами, поэтому я меняю доллары на франки в первом же обменнике, который здесь называется филиалом банка. Получив довольно крупные разноцветные банкноты, двигаюсь дальше к кассе.
Предполагается, видимо, что я сразу же рвану в Цюрих, к банку, но я поступаю иначе. Мне действительно нужны деньги, но и документы тоже, а вот документы находятся в ячейке банка в Берне, что логично там же наше посольство было. Поэтому мне нужны не электрички, а поезда, в которых я, разумеется, разбираюсь.
Я иду спокойным шагом, ничем не привлекая внимания, и к кассе подхожу, смешавшись с толпой. Расписание сообщает, что через двадцать минут у нас будет скоростной на Берн, что мне очень даже подходит, потому что в Цюрихе он тоже останавливается если «хвост» есть, он подумает, что я просто шикую. Да, я подстраховываюсь, потому что лучше быть параноиком, чем трупом, так папа говорил, и я целиком с этим утверждением согласен.
Пожалуйста, билет до Берна на двадцать седьмой, по-немецки с характерным бернским выговором прошу я улыбнувшуюся мне девушку за стеклом. Первый класс, уточняю я.
Конечно, кивает она, что-то быстро отщёлкав у себя там. С вас пятьдесят два франка.
Прошу вас, протягиваю я сотенную купюру, чтобы быстро получить билет и сдачу.
Что люблю здесь минимум слов, максимум дела. Две минуты и билет у меня, можно двигаться к платформам. Куда поеду из Берна, я сам ещё не знаю, но это и хорошо. Быстрый взгляд на табло подсказывает мне, на какую платформу идти Вот, кстати, и лифт.
Чем удобен лифт возможных соглядатаев отсекает, а попутчиков позволяет запомнить. Но, как ни странно, на войне я себя не чувствую, скорее, в отпуске. Несмотря на все выкладки, на явно нависшую опасность, на душе как-то спокойно. Возможно, это из-за детских воспоминаний, всё-таки в Швейцарии мы прожили дольше всего.
Вот и мой поезд. Я спокойно двигаюсь к первым вагонам, внимательно посматривая по сторонам. Странно, но, похоже, «хвоста» нет. Очень интересно, но, возможно, и правильно зачем давить? Никуда я отсюда всё равно не денусь ну, по мнению Конторы, хотя и непонятно, ведь история моей семьи тайной не является, логично предположить, что я ещё как могу деться в стране, где мне многое известно. Может, за лоха держат?
Поезд напоминает самолёт без крыльев, заставляя улыбаться, вагон первого класса довольно просторный, я отправляюсь в сторону кресел для курящих. Это позволит мне подумать, во-первых, отбить запахи, во-вторых, ну и пропахнуть дорогим табаком, в-третьих. Вряд ли в банке меня будут обнюхивать, но запах запомнят, а логика простая: если запах табака значит, курит. И вот это тоже само по себе может быть неплохой маскировкой.
Медленно, будто нехотя, поезд начинает движение. Его бело-серые поверхности смотрятся довольно-таки современно, но вместе с тем ещё и монументально. За окном тянется стена туннеля, сменившись затем травой и деревьями. Поезд у нас скоростной, что значит практическую невозможность что-либо рассмотреть за окном просто пятна зелени, серого асфальта и разноцветных домов.
У меня же выдаётся время подумать. Снова мне кажется всё происходящее нереальным, как будто я себе придумал сюжет для своей же книги. Но не могли же в Конторе провернуть такую малодостоверную операцию только для того, чтобы заставить меня жить в Швейцарии? Так просто не делается, поэтому работаем в пределах продуманной версии. Если я ошибаюсь, то ничего страшного в этом нет.
За окном пролетают деревья, где-то вдалеке встают горы, к которым я ещё вернусь, а мне совершенно не хочется думать. Вот сейчас приеду, возьму с вокзала такси, главное, адрес посольства по привычке не назвать, и отправлюсь в банк. Надо разобраться со счётом, вытянуть документы из ячейки, затем уже разбираться и где жить, и как это всё будет выглядеть в результате.
Вот уже состав сбавляет ход, это очень хорошо чувствуется. Я начинаю различать людей за окном, автомобили на шоссе рядом с железной дорогой, какие-то строения. Взгляд цепляется за знакомый дом, вот ещё один Да, я в Берне. Узнавание пробегает по телу тёплой волной, будто домой вернулся. Только вот нет у меня здесь дома, а на Родине, похоже, мне не сильно рады.
Я выхожу из вагона, помахивая чемоданчиком. Где здесь стоянка такси, я хорошо помню, поэтому уверенно двигаюсь в нужном направлении. Документы у меня интересные, потому что я здесь родился. Так получилось, что родился я именно в больнице Берна, а не посольской, которой тогда не было, поэтому, несмотря на то что в наших документах местом моего рождения записана Москва, как это было принято, в швейцарских, сделанных папой, стоят совсем другие сведения. Если законы изменились несильно а в Швейцарии они не меняются веками то шанс на гражданство у меня есть. А это очень хорошая новость.
Кредит Свисс11, центральный, командую я таксисту, едва лишь усевшись на заднее сиденье.
Десять минут, улыбается моему бернскому диалекту говорящий точно так же водитель.
Десятиминутная поездка приносит мне тонну информации об изменениях, произошедших в столице. В основном изменения политические, поэтому мне они не сильно важны сейчас, но вот под конец звучит информация о гигантском метеорите, приближающемся к Земле. Это уже не американская жёлтая пресса, тут, пожалуй, всё серьёзнее может быть.
Решив подумать об этом позже, я расплачиваюсь у таксомотора, затормозившего возле старинного на вид особняка второго по возрасту банка страны. Ну, что же, наступает момент истины, по крайней мере, мне так кажется.
А вот отсюда я, наверное, двину в сторону гор. Раз информация об астероиде может оказаться правдой, то в любом случае лучше держаться поближе к крупным убежищам. Швейцария в этом смысле очень специфическая страна здесь в каждом доме есть противоатомные убежища, ну и внутри гор, разумеется, тоже, поэтому держаться поближе к ним, по-моему, вполне логично.
Лилия Найдёнова
Вроде бы уговорила Муж уходит куда-то звонить, я же отправляюсь обратно в ванную. Во-первых, надо одеться, во-вторых, намазаться кремом и ещё раз осмотреть себя. Голова кружится неимоверно, от страха временами даже дрожать начинаю, ну и больно ещё Боль из моего детдомовского детства вернулась ко мне совершенно неожиданно, меня буквально расплющив. Да и то, в детдоме так жестоко не наказывали вроде бы, по крайней мере, я этого не помню.
Как я ходить буду просто не представляю, но и оставаться здесь страшно до паники. Едва захожу в туалет, как меня буквально выворачивает приступом мучительной рвоты, хотя вроде бы и нечем уже. Поэтому обнаруживаю себя на коленях возле унитаза. Рот мою над биде, мне уже неважно. После рвоты мне становится легче, теперь можно встать и осмотреться.
Промежность сплошной синяк, сзади вид вообще страшный, как из застенков каких-нибудь. Беру верный «Спасатель»12 кто бы знал, что он мне понадобится? и начинаю наносить на себя мазь. Она ещё и боль снимает Через некоторое время наступает облегчение, от которого руки и ноги начинает колоть иголочками это признак приближающегося обморока, с которым я хоть и с трудом, но справляюсь.
Очень хочется плакать, но я держусь. Надо держаться, не время для плача, вчера мне Сергей очень хорошо показал, что бывает за плач, поэтому я давлю в себе слёзы. Вот окажусь в безопасности, тогда поплачу в своё удовольствие, а сейчас ещё не время С разбитой мордой на паспортный контроль не пустят. Кстати, странно, но лицо уцелело, значит, муж бил так, чтобы видимых синяков не оставить. Я его боюсь