Я допил свой стакан. Может, и не стоило мне ходить к Пат. Мне теперь не избавиться от этой картины: комната, плывущая в полумраке, синие тени вечера за окном и прекрасная девушка, которая сидит, поджав ноги, и глухим, низким голосом рассказывает мне о своей жизни и о своем желании жить Черт подери, не становлюсь ли я сентиментальным? Но разве не растворилось уже в дымке нежности то, что поначалу казалось ошеломительным и завораживающим приключением, разве не захватило меня все это сильнее и глубже, чем я хотел, чем я мог себе в этом признаться, разве не ощутил я сегодня, именно сегодня, насколько я изменился? Почему я ушел, почему не остался у нее, как хотел? К черту, хватит думать об этом, хватит перебирать в голове то да се. Будь что будет, пусть я сойду с ума, когда потеряю ее, но теперь-то она здесь, теперь-то она со мной, а все остальное не важно, все остальное пусть катится к черту! Что толку городить всякие маленькие подпорки, если однажды могучим потоком все равно смоет все.
Не выпьешь ли со мной, Фред? спросил я.
Уж это завсегда, сказал он.
Мы выпили по рюмке абсента. Потом кинули жребий, кому платить за две следующие. Я выиграл, но мне было неловко, и мы стали кидать жребий дальше. Проиграл я только на пятый раз, зато потом трижды кряду.
Слушай, я пьян или действительно гремит гром? спросил я.
Фред прислушался.
Гремит в самом деле. Первая гроза в этом году.
Мы пошли к выходу взглянуть на небо. Но ничего не было видно. Было только тепло, и время от времени гремел гром.
Собственно говоря, за это не мешало бы выпить еще по одной, сказал я. Фред не возражал.
Чертов мыльный пузырь, сказал я, ставя пустую рюмку на стойку. Фред также полагал, что надо бы дернуть чего-нибудь позабористее. Он полагал вишневки, я стоял за ром. Без лишних споров выпили и того и другого. Чтобы Фред не перетрудился, разливая, взяли рюмки побольше. Настроение у нас теперь было блестящее. Несколько раз мы выходили на улицу смотреть молнию. Очень нам хотелось увидеть молнию, но нам не везло. Они сверкали всякий раз тогда, когда мы сидели под крышей. Фред рассказывал о том, что у него есть невеста, дочь владельца ресторана-автомата. Но с женитьбой Фред не спешил, ожидая, пока старик умрет, чтобы уж наверняка знать, достанется ли ей ресторан. Я пенял ему за чрезмерную осторожность, а он доказывал мне, что старик непредсказуем, как угорь, вильнет в последний момент и откажет ресторан общине методистов. Тут я соглашался. Впрочем, Фред был настроен оптимистически. Старик недавно простудился и заболел, Фред думает, что гриппом, а это штука опасная. Я вынужден был его разочаровать, сказав, что алкоголикам грипп не страшен, напротив, и самые доходяги среди них от гриппа прямо-таки хорошеют и даже набирают жирку. Фред сказал, что на это, в общем, плевать, может, он еще попадет под какую машину. Я признал, что возможность такая существует, особенно на мокром асфальте. Тут Фред поднялся и пошел посмотреть, не начался ли дождь. Но было еще сухо. Только гром гремел сильнее. Я дал ему выпить стакан лимонного сока и пошел к телефону. Однако в последний момент я вспомнил, что запретил себе звонить. Я раскланялся с аппаратом и хотел снять перед ним шляпу. Но тут заметил, что никакой шляпы на мне нет.
Вернувшись в зал, я застал Кестера и Ленца.
Ну-ка дыхни на меня, сказал Готфрид.
Я дыхнул.
Ром, вишневка и абсент, сказал он. Абсент, поросячья ты морда!
Если ты думаешь, что я пьян, то ты ошибаешься, сказал я. Где вы были?
На одном политическом собрании. Да только Отто оно показалось пустопорожним. А что это пьет Фред?
Лимонный сок.
Выпей и ты стаканчик.
Завтра, сказал я. А сейчас я лучше чего-нибудь съем.
Кестер все это время смотрел на меня с явной тревогой.
Не смотри на меня так, Отто, сказал я, я слегка налимонился от полноты жизни, а не от горя.
Ну тогда все в порядке, сказал он. Но все равно пойдем с нами. Поедим вместе.
К одиннадцати часам я уже снова был трезв как стеклышко. Кестер предложил пойти посмотреть, что с Фредом. Мы вернулись в бар и нашли его валяющимся под стойкой, он был в стельку пьян.
Уведите его, сказал Ленц, а я пока возьму обслуживание на себя.
Мы с Кестером привели Фреда в чувство, дав ему теплого молока. Оно подействовало незамедлительно. Затем мы усадили его на стул и сказали, чтобы он отдохнул с полчасика, а Ленц тем временем за него поработает.
Готфрид и в самом деле хорошо управлялся. Он знал все цены и все популярные рецепты коктейлей. Он так лихо тряс миксер, будто отроду только этим и занимался.
Спустя час появился Фред. С выпотрошенным желудком он быстро пришел в себя.
Прости, Фред, сказал я. Нам надо было сначала что-нибудь съесть.
Ничего, я уже в полном порядке, ответил Фред. Иногда это невредно.
Что правда, то правда.
Я подошел к телефону и позвонил Пат. Мне стало совершенно безразлично все, что я тут надумал и порешил. Она взяла трубку.
Через четверть часа я буду у твоего подъезда! выкрикнул я и быстро повесил трубку. Я боялся, что она устала, что она и слышать ни о чем не захочет. А мне надо было ее видеть.
Она вышла. Пока она открывала дверь, я поцеловал стекло в том месте, где была ее голова. Она хотела что-то сказать, но я не дал ей произнести ни слова. Я поцеловал ее, и мы двинулись вниз по улице, пока не поймали такси. Гремел гром, сверкали молнии.
Быстрее, пока не пошел дождь! крикнул я.
Мы сели в машину, и в это мгновение по крыше застучали первые капли. Машину подбрасывало на неровной брусчатке. Это было чудесно, потому что так я ближе чувствовал Пат. Все было чудесно дождь, город, хмель. Все слилось, и все было прекрасно. Я был в том бодром и светлом настроении, какое бывает после того, как выпил и уже отошел от хмеля. От скованности ни следа, ночь полна свежей силы и блеска, ничто не грозит, и ничто не поддельно.
Дождь пошел, когда мы вылезли из машины. Пока я расплачивался, мостовая была вся еще в темных пятнышках дождя, как пантера, но мы еще не добежали до двери, как на черных камнях запрыгали серебряные фонтанчики, полило сразу как из ведра.
Я не стал включать свет. В комнате было светло от молний. Гроза стояла над самым центром города, и один гром перекатывался в другой.
Вот теперь мы можем здесь хоть кричать и никто нас не услышит! крикнул я Пат.
Окно озарилось вспышкой. На секунду на бело-голубом небе проступили черные силуэты кладбищенских деревьев и тут же с трескучим грохотом ночь поглотила их; на какое-то мгновение меж тьмой и тьмой мелькнула гибкая и фосфоресцирующая фигурка Пат я нашел ее плечи, она прижалась ко мне, я ощутил ее губы, ее дыхание и ни о чем больше не думал
XII
Мастерская наша все еще пустовала, как амбар перед жатвой. Вот мы и решили не продавать сразу такси, приобретенное на аукционе, а покамест использовать его по назначению. Мы с Ленцем должны были ездить по очереди. А Кестер с помощью Юппа вполне мог управиться в мастерской, пока не было настоящего дела.
Кинули жребий, кому ехать первым. Выиграл я. Набил карманы мелочью, взял документы, сел в такси и не торопясь двинулся в путь, для начала подыскивая стоянку получше. Чувство на первых порах было странное. Ведь любой идиот мог меня остановить и распорядиться по своему усмотрению. Не очень-то это приятно.
Я приискал себе место, где стояло всего пять машин. Против отеля «Вальдекергоф», в самой гуще делового района. Такая стоянка дарила надежду на шуструю деятельность. Я выключил зажигание и вышел. Тут же от одной из передних машин отделился верзила в кожаном пальто и подступил ко мне.
Уматывай отсюда, мрачно процедил он сквозь зубы.
Я спокойно смотрел на него, прикидывая, как сбивать его с ног, ежели придется. Лучше всего апперкотом снизу. В этаком пальто так быстро руки не вскинуть.
Не дошло? вопросило кожаное пальто, сплевывая окурок мне под ноги. Сказано уматывай! И без тебя народу хватает! Под завязку!
Конечно, пополнение пришлось ему не по нутру, дело понятное, но ведь и я был в своем праве стоять где хочу.
Как новичок ставлю пару бутылок на бочку, сказал я.
Этим вопрос был бы исчерпан. Да так и было заведено, когда кто-нибудь появлялся впервые. К нам подошел молодой шофер.
Годится, приятель. Не лезь к нему, Густав
Но Густаву что-то во мне не нравилось. И я знал что. Он догадывался, что я новичок в этом деле.
Считаю до трех заявил он. Он был на голову выше меня, на это и возлагал надежды.
Стало ясно, что держать речи тут бесполезно. Надо уезжать или драться. Случай проще простого.
Раз произнес Густав, расстегивая пальто.
Да бросьте вы, парни предпринял я все же еще одну попытку. Пошли бы лучше смочили горло
Два, выдавил из себя Густав.
Было видно, что он собирается отделать меня по всем правилам.
Плюс один равняется Он поправил козырек фуражки.
Заткнись, идиот! внезапно заорал я. От неожиданности он раскрыл рот и сделал шаг вперед. И оказался там, где он мне был нужен. Я сразу же ударил. Это был удар-молот, всем корпусом. Меня ему научил Кестер. Собственно, других приемов я не знал да и не считал это нужным ведь все зависит по большей части от первого удара. Этот вышел что надо. Густав рухнул, как мешок.
Так ему и надо, сказал молодой шофер. А то вечно задирается. Мы оттащили Густава к его машине. Ничего, оклемается.
На душе у меня было неспокойно. В спешке я не так поставил большой палец и вывихнул его при ударе. Когда Густав придет в себя, он может сделать со мной что хочет. Я сказал об этом молодому шоферу и спросил, не лучше ли мне сматывать удочки.
Глупости, сказал он. Инцидент исчерпан. Теперь айда в кабак выставишь обещанное. Ты ведь не профессиональный шофер?
Нет.
И я нет. Я актер.
Ну и как?
Ничего, жить можно сказал он со смехом. А театра и здесь хватает.
Нас в пивной было пятеро, двое пожилых и трое молодых. Немного погодя появился и Густав. Он исподлобья зыркнул в нашу сторону и подошел. Я нащупал левой рукой связку ключей в кармане, решив в любом случае сопротивляться до последнего.
Однако до этого не дошло. Густав придвинул ногой стул и упал на него всем своим телом. Вид у него был угрюмый. Владелец пивной поставил перед ним рюмку. Разлили по первой. Густав выпил одним глотком. Тут же налили по второй. Густав искоса взглянул на меня и поднял рюмку.
Будь здоров, сказал он мне, при этом, однако, мерзко поморщившись.
Будь здоров, ответил я и опрокинул свою рюмку.
Густав вынул пачку сигарет и протянул мне, не глядя. Я взял одну и предложил ему за это огня. Потом я заказал двойную порцию кюммеля на всех. Мы выпили и кюммель. Густав снова скосил на меня глаза.
Пижон, сказал он. Но тон был такой, как надо.
Обалдуй, в том же тоне ответил я.
Он повернулся ко мне.
Ничего ударчик
Случайный. Я показал ему свой палец.
Не повезло, сказал он, ухмыляясь. Между прочим, меня зовут Густав.
Меня Роберт.
Лады. Значит, все в порядке, Роберт, да? А я думал, ты из маменькиных сынков.
Все в порядке, Густав.
С тех пор мы стали друзьями.
Наша очередь из машин медленно подвигалась вперед. Актеру, которого звали Томми, достался блестящий рейс на вокзал. Густаву коротенький, до ближайшего ресторана, всего на тридцать пфеннигов. Он чуть не лопнул от злости, так как из-за десяти пфеннигов прибыли ему пришлось снова встать в хвост. На мою долю выпало нечто редкое старуха англичанка, желавшая осмотреть город. Мы с ней ездили не меньше часа. Возвращаясь, я еще урвал несколько мелких заказов. За обедом, когда мы, снова собравшись в пивной, жевали наши бутерброды, я уже казался себе бывалым таксистом. Эта среда чем-то напоминала мне фронтовое братство. Тут сходились люди самых разных профессий. Профессиональных шоферов было не больше половины, остальные оказались в этом деле случайно.
Под вечер, усталый и возбужденный, я въехал во двор мастерской. Ленц и Кестер уже ждали меня.
Ну, братцы, что вы наработали? спросил я.
Семьдесят литров бензина, доложил Юпп.
Только-то?
Ленц, сделав яростное лицо, обратил его к небу.
Дождя бы! И небольшого столкновения на мокром асфальте прямо у нас под носом! Никаких жертв! Один только маленький, миленький ремонтик!
Смотрите сюда! Я показал им на вытянутой ладони тридцать пять марок.
Великолепно, сказал Кестер. Тут двадцать марок прибыли. Ими-то мы и тряхнем сегодня. Надо же обмыть первый денечек!
Да, тяпнем крюшончика, осклабился Ленц.
Какого еще крюшончика? спросил я.
Да ведь с нами пойдет Пат.
Пат?
Не разевай так варежку, сказал последний романтик, мы уже давно обо всем договорились. В семь заедем за ней. Она в курсе. Приходится и нам что-то делать, раз ты не ловишь мышей. В конце концов, ты познакомился с ней благодаря нам.
Отто, сказал я, ты когда-нибудь видел такого стервеца, как этот салага?
Кестер рассмеялся.
Что это у тебя с рукой, Робби? Ты все держишь ее как-то набок.
Кажется, вывих. Я рассказал, как было дело с Густавом.
Ленц осмотрел мою руку.
Так и есть! Ну ничего как христианин и студент-медик в отставке я тебе ее, так и быть, помассирую, невзирая на все твои грубости. Пойдем уж, ты, чемпион по боксу.
Мы прошли в мастерскую, и Ленц, вылив мне на руку немного масла, принялся растирать ее.
Слушай, а ты сказал Пат, что мы празднуем однодневный юбилей нашей таксистской деятельности? спросил я его.
Он присвистнул.
Неужели ж ты этого стыдишься, хмырь?
Заткнись, сказал я. Тем более что он был прав. Так ты сказал или нет?
Любовь, заявил Ленц с невозмутимой миной, это нечто возвышенное. Но она портит характер.
Зато длительное одиночество делает человека бестактным. Вот как тебя, например, с твоим мрачным соло.
Такт это молчаливое соглашение не замечать недостатки друг друга, вместо того чтобы их исправлять. Жалкий компромисс, одним словом. Это не для немецкого ветерана, детка.
А что бы ты стал делать на моем месте, сказал я, если бы, положим, твое такси вызвали по телефону, а потом бы вдруг оказалось, что это Пат?
Во всяком случае, сын мой, я не стал бы брать с нее деньги за проезд, ухмыльнулся он.
Я дал ему такого тумака, что он слетел с треножника.
А знаешь, попрыгунчик, что сделаю я? Заеду за ней сегодня вечером на нашем такси.
Воистину так! Готфрид поднял руку для благословения. Главное не терять свободу! Свобода дороже любви. Но это понимаешь всегда только задним числом. Тем не менее такси ты не получишь. Оно нужно для Фердинанда Грау и Валентина. Вечер обещает быть чинным, но грандиозным.
Мы сидели в саду небольшого трактира в пригороде. Мокрая луна красным факелом повисла над лесом. Мерцали бледные канделябры цветущих каштанов, одуряюще пахло сиренью, а на столе перед нами, распространяя аромат ясменника, стояла большая стеклянная чаша с крюшоном, в неверном свете густеющих сумерек она походила на опал, вобравший в себя последние голубовато-перламутровые отблески уходящего дня. По нашей просьбе чашу наполняли уже в четвертый раз за этот вечер.
За столом председательствовал Фердинанд Грау. Пат сидела с ним рядом, приколов к платью бледно-розовую орхидею, которую он ей принес.
Фердинанд выудил из своего бокала крошечного мотылька и осторожно высадил его на стол.
Вы только посмотрите, сказал он. Какие крылышки! Да рядом с ними любая парча все равно что тряпка! И эдакое существо живет всего один день, и баста. Он оглядел всех нас. Знаете, что самое жуткое на этом свете, братцы?
Пустой стакан, вставил Ленц.
Фердинанд презрительно отмахнулся.
Самое позорное для мужчины, Готфрид, быть шутом. Затем он снова обратился к нам: А самое жуткое, братцы, это время. Время. То мгновение, в течение коего мы живем и коим все же не обладаем. Он вынул часы из кармана и поднес их к самым глазам Ленца. Вот она, прислушайся, бумажный романтик! Адская машина. Тикает и тикает неумолчно тикает, неостановимо, все на свете приближая к небытию. Ты можешь сдержать лавину, оползень но этого ты не удержишь.