Возникает вопрос: события, в гуще которых я случайно оказался, являются настоящей биографией Иваныча?
Нет, то, что он работал в КГБ факт в семье известный. А вот об НКВД я от него никогда не слышал. Хотя, сказать по совести, особо не интересовался.
Отец всегда был против того, чтоб в моих жизненных планах присутствовали органы внутренних дел вообще и дед, как пример для подражания, в частности. Прямо «манечка» у него существовала на эту тему. Наверное, поэтому меня во время летних каникул отправляли к маминым родителям. Деда я видел редко, в бо́льшей мере на праздник Победы. Да и то мельком. Мы с отцом приходили утром, вручали нарядному, обвешанному медалями и орденами Иванычу цветы, а буквально через полчаса он уже сам выпроваживал нас из дома. Крепкие родственные связи, духовная близость, откровенные разговоры это не про нашу семью.
Так было ровно до того дня, когда равнодушный женский голос сообщил мне по телефону об аварии. Незнакомая тетя, похоже, решила, раз пацану есть восемнадцать, можно говорить коротко и по делу, не миндальничать.
Помню, я сидел с мобильным в руке, тупо глядя в пустоту. Мозг отказывался принимать информацию за правду. Отец умер, не приходя в себя, мать успела по дороге в больницу, назвать номер сына. Верила в меня и мою психику, наверное, крепко. А может, не понимала, что все, конец.
Звонок в дверь раздался сразу же после разговора, изменившего мою жизнь. Я подошёл, щёлкнул замком и остался стоять на пороге, не в силах понять, как так вышло. О смерти родителей сказали пять минут назад, а дед уже тут.
Он молча отодвинул меня с дороги, пробежал по комнатам, собирая необходимое, а потом также молча подтолкнул в спину.
Идём. Чего застыл? Случившегося не исправишь. Соизволил высказаться в ответ на мой вопросительный взгляд.
Это произошло через несколько дней после выпускного. Количество баллов и планы, которые прежде обсуждались с родителями, должны были привести меня на математический факультет университета. Но пацана, что говорится, переклинило. Стресс, наверное. Или эгоизм, как вариант.
Отправился в военкомат, где сообщил об огромном желании идти в армию. Дед стремления служить Родине не оценил. Видимо, считал себя обязанным выполнить волю родителей и дать внуку высшее образование. А я считал, что не хрена было кое-кому умирать. Бросили меня, ну, вот и не́чего теперь являться во снах. Отца, правда, не видел. Мать приходила пару раз. Ровно в тот момент, когда был на пересыльном. Стояла, смотрела и осуждающе качала головой.
Эй, ты куда?
Задумавшись, я проскочил кабинет, возле которого остановился этот Степан. Или Алексей, если верить «Клетчатому». Кстати можно проверить.
Стёпа?
Ты чего? Имя мое забыл? Леха я. Похоже, ночные события тебе малясь мозги повредили. Парень почти обиделся.
Да ладно тебе. Шучу. Я в очередной раз похлопал его по плечу.
Снова речь о минувшей ночи. То же самое сказал пробегавший мимо кабинета товарищ, когда с моей стороны была предпринята безуспешная попытка, избавившись от общества Белиала, попасть домой. Интересно, где Иваныча носило и что он делал этой ночью?
Ага. Смотри, дошутишься. Иди уже.
Он два раза стукнул костяшками пальцев по двери, а потом толкнул ее от себя. Я бодро шагнул через порог, открыв рот для рапорта.
Но так с открытым ртом и остался. Рапортовать то что? Ни звания своего не знаю, ни должности, ни правильного обращения к присутствующим. Это тебе не на беседу к Матвееву явиться. Тому обычного «можно войти?» достаточно.
Ну! Чего ты, Симонов, глаза вытаращил? Да рот прикрой. Выглядишь, как дурачок, честное слово.
Передо мной стоял мужик лет сорока. Прямые плечи, гимнастёрка, заправленная настолько тщательно и аккуратно, что даже складки смотрелись, как произведение искусства, спокойный, уверенный взгляд. Да уж Невольно вспомнились слова Матвеева. Действительно, раньше менты были не чета современным. На фоне бравого товарища самому захотелось выпрямить спину, а потом лихо прищелкнуть каблуками.
Вот и подумаешь, так ли уж был неправ дед, рассуждающий о важности образования. Хотя, вряд ли, конечно, матфак мне бы сейчас помог.
«Вышку» я в итоге получил, но лишь по причине огромного желания попасть сначала в ОМОН, потом в СоБР. Естественно, учился из-за необходимости, особо сильно мозг не перегружал. А вот теперь знание той же Истории пригодилось бы, ой как. Потому что об этом времени я имел представление лишь в рамках среднестатистических данных, известных каждому порядочному гражданину, если он, конечно, порядочный. Ну, ещё то, что показывали в чрезвычайно популярных последние годы сериалах о советском военном прошлом. То есть по факту ничего.
Однако, изрядно напрягал один важный момент. Пусть моя осведомленность была минимальной, зато, благодаря все тем же сериалам, предельно ясно понимал, если это реально 1941 год, то попасть под жёсткую руку наказания, которая и курок спустит без сомнений, можно очень быстро, а главное для себя неожиданно. Вывод один. Пока более-менее не разберусь со всем происходящим, лучше помалкивать. Понятно, бесконечно глухо-немого из себя изображать не получится, но вот сейчас, стоя в приемной кабинета Лаврентия Берии, не мешало бы найти уважительную причину, по которой смогу больше слушать, чем говорить.
Какой-то ты странный, Симонов. Тихий. Обычно балагуришь. А я предлагал, давай другого отправим. Бо́льно молод. Теперь стоишь, как мешком пришибленный. Штаны ночью хоть не обгадил? Мужик хохотнул, подтолкнув меня плечом, но сразу же стал серьезным. Посмотрел как-то пристально, с сочувствием. Поднял руку и стряхнул невидимые пылинки с моей одежды.
Опять? Третий человек уже говорит о ночных событиях, имевших для деда, а, значит, и для меня, серьезный вес. Не знаю, где был Иваныч, но, чем бы он не занимался, сейчас оно на руку. Можно валить все странности на это.
Почти обмочился. Постарался ответить в тон начальству. Мол, я, конечно, готов служить Родине, живота не жалея, но расти есть куда. Пока ещё салага и этого не стесняюсь.
То, что стоящий рядом мужик не из простых рядовых, было понятно даже идиоту, хотя один ромб на петлице мало о чем говорил. Погоны на гимнастёрке отсутствовали. Могу предположить лишь, передо мной майор. Чисто по логике вещей. Дурацкая система знаков различия.
Товарищ майор государственной безопасности, Молодой мужчина, темноволосый, похожий на выходца с Кавказа, поднялся из-за стола, где сидел на момент моего появления, и подошёл к нам. Судя по всему, занимал должность адъютанта. Я докладываю?
Рафаэль Семенович, буду признателен. Ответил мой сопровождающий. Там как? Тихо?
Майор кивнул на закрытую дверь непосредственно самого́ кабинета. В данный момент мы находились в помещении, которое условно можно было назвать приемной. Ряд стульев вдоль одной стены, тяжёлые шкафы вдоль другой, рабочее место кавказца возле окна. Строго, лаконично. Ничего лишнего.
Со званием, выходит, попал в точку. Теперь хоть бы имя узнать. Могу, конечно, в силу субординации, использовать обращение по званию, но, если оценивать отеческий взгляд, которым он меня осматривал, стряхивая невидимые пылинки, долго так тоже не протянешь. Мы явно имеем не только рабоче-уставное общение. Чувствуется некая забота.
Кавказец на секунду задержался глазами на моей персоне.
Зря Вы его, Никита Пахомович, в порядок не привели. Не на танцы явились.
Лаврентий Павлович сказал, как только в себя придет, сразу к нему. Сам понимаешь, Майор вдруг перешёл на «ты», слегка наклонившись к кавказцу и понизив голос, Приказ есть, надо выполнять. Тем более, это касается личного желания товарища генерального комиссара государственной безопасности.
Я слушал двоих мужчин и отчётливо понимал, у меня сейчас от всех этих «товарищей» закипит мозг. А мы, современные менты, ещё кочевряжимся перед своим начальством. Тут вон звание пока выговоришь, хоть бы не запутаться.
Непроизвольно в голове возникла трусливая мыслишка: Господи, пусть это все же будет сон. Потому что, если мы в реальности, то спалюсь я ко всем чертям. Ладно я. Деда угроблю. Чего доброго, отправят вот так к стенке, как Белиал сказал, и все. Не будет потом, ни отца, ни меня. А что? Вполне возможно. Ничему не удивлюсь.
Понятия не имею, что это за Звезда Давида, упомянутая «Клетчатым», но будь она трижды проклята. Вопрос у меня к ней тот же. Почему я? В России миллионы человек. На земле вообще миллиарды. По какому принципу эта дрянь выбрала меня?
Лаврентий Павлович, Кавказец, тем временем, успел заглянуть в соседнее помещение, приоткрыв дверь, Тихонов тут Есть!
Он обернулся к нам и кивнул, приглашая пройти. Майор, фамилия которого выяснилась опытным путем, как совсем недавно имя с отчеством, одернул без того идеально сидевшую гимнастёрку, а затем, чеканя шаг, направился в кабинет.
Я с тоской посмотрел на кавказца, потом на дверь, ведущую в коридор, потом снова на кавказца. Отчего-то внутри присутствовала уверенность, переступлю порог кабинета Берии, пути обратно не будет. Его, по идее, и сейчас нет. Не прыгать же мне в окно? Даже прыгну, что толку? Если только убиться насмерть. Однако, судя по пейзажу за стеклом, этаж не выше третьего. Ноги переломаю, людей насмешу, а потом точно расстреляют, как врага народа или шпиона. Даже под психа вряд ли закосить получится. Времена не те.
То есть, теоретически, выхода точно нет. Откуда тогда четкая уверенность, что войдя в кабинет Берии, я сделаю определенный выбор?
Не бойся. Тебе выпала большая честь, понимаю твои сомнения. Думаешь, достоин ли? Но раз эту ночь пережил, значит все правильно. Пока раздумывал, Кавказец подошёл ближе и положил руку на плечо. Видимо, это был жест поддержки.
Вот чудак. Он считает, меня терзают сомнения о собственной значимости, а я, на самом деле, строю план, как избежать неизбежного. Если бы не дед
Эх Была не была. С важным видом кивнул в ответ на слова адъютанта и двинулся следом за майором Тихоновым.
Едва вошёл в кабинет, сразу заметил его владельца.
Ну не знаю. Мужик, как мужик. Рост не определить, он сидел за столом. Лицо какое-то простоватое. Лысина на половину головы. Круглые очки. Кустистые брови. Смутно помнил, что по крови он, вроде, грузин. А так Привычный образ. Именно таким его всегда изображают.
Однако, потом Берия поднял взгляд, отвлекаясь от бумаг, разложенных перед ним, и внутри у меня завозилась весьма ощутимая тревога, липкая, как полная ладонь. Глаза были холодными, цепкими, въедливыми. Не-е-е-ет Душевной простотой я зря его наделил.
Товарищ генеральный Завел было свою шарманку майор, но второй по значимости человек Союза махнул рукой, останавливая словесный поток Тихонова.
Это тот самый Иваныч? Акцент был очень лёгким. Практически незаметным.
Он и есть, Лаврентий Павлович. Майор волновался. Я видел это по его слишком прямой спине. Лопатки почти касались друг друга.
Молод Да Берия рассматривал меня, как товар на рынке. Возникало ощущение, сейчас велят показать зубы.
Я предупреждал По лбу майора скатилась капля пота, хотя в кабинете было совсем не жарко.
Помню. Дело в другом. Ночью все прошло хорошо. Он несомненно подходит.
Я подумал в этот момент, если ещё кто-то скажет про ночь, взорвусь, честное слово. Первым делом, как только выйду из кабинета, если выйду, конечно, костьми лягу, но узнаю, о чем вообще речь.
В бога веришь?
Поначалу решил, показалось. Если клоуны то появляются, то исчезают, могло и сейчас послышаться, что угодно. Но вопрос сопровождала пауза, а за ней выжидающий взгляд Берии. Да ладно?! Он реально? Или это проверка? Не может человек, стоящий во главе НКВД, интересоваться подобными вещами просто так. Но главное, что отвечать?
Ну! Тихонов, замерший чуть впереди, оглянулся, испепеляя взглядом. Он волновался с каждой минутой сильнее. Причем, похоже, не за себя. За меня.
Верю в себя, свои силы. Ляпнул, а сам стою и думаю, меня когда заберут? Сразу или на выходе? Потом добавил. В партию верю.
Берия усмехнулся, хмыкнув что-то невнятное себе под нос. Природа этого «хмыка» осталась непонятной. То ли мне подписали смертный приговор, то ли бо́льшего дурака ему не встречалось. Второй вариант обиднее, зато безопаснее.
Хорошо. А в дьявола? В дьявола веришь?
Вот прицепился, гад! К чему ведёт только, не пойму никак.
В дьявола надо верить. Задумчиво протянул Берия, решив, к счастью, не ждать моего ответа. Богу до нас дела нет. А вот дьявол он всегда рядом.
Я молчал, во все глаза уставившись на Лаврентия. Не потому что проникся словами. Слыхали и похлеще. Особенно за последние сутки. Банально не знал, как себя вести. Ожидал чего угодно, но точно не таких вот странных бесед. В то же время, не похоже, что издевается или провоцирует. Майор, и это тоже удивительно, соглашаясь с начальством, пару раз кивнул.
Тихонов, забирай его в 13-й отдел. Добро даю. Вводи в курс дела, а лучше сразу к Наталье отправь. Там все наглядно покажут. Свободны.
Есть!
Никита Пахомович отдал честь, развернулся на месте, только что искры не посыпались из-под подошвы сапог, а затем кивнул мне на выход, намекая, что пора и честь знать.
Вот тут я был полностью согласен. Даже рад. Потому как вопросов стало ещё больше, чем на момент пробуждения. И пока не получу ответов, хрен я отстану от майора. Еще не знаю, как, чтоб не навредить себе и деду, но что-то придумаю обязательно. Иначе закончится все может на самом деле печально.
Глава 4
Ну, ты, дал жару, конечно. Тихонов двигался чуть впереди, периодически отвлекаясь ответным жестом на встречных людей в форме, которые отдавали ему честь.
Я топал следом, стараясь не отставать. Коридор, конечно, широкий, но мы не на параде, чтоб идти плечо к плечу. Пусть мало на этом этаже людей, однако, лучше максимально потеряться за спиной майора.
Короткую фразу он бросил, как только отошли от кабинета, но сразу же замолчал. Из соображений безопасности, я ничего не стал говорить и просто неопределенно пожал плечами. К счастью, майор, похоже, решил не вести беседы на ходу. Да и свидетели ему, видимо, были не нужны. Пусть немногочисленные.
Мы спустились по широкой лестнице до первого этажа, пересекли холл. Однако, вместо того, чтоб направиться в следующий кабинет, дабы попасть к неведомой Наталье, встреча с которой прояснит ситуацию, как обмолвился Лаврентий Павлович, майор свернул в аналогичный предыдущему коридор, открыл неприметную дверь, более похожую на аварийный выход, а потом по слегка кривоватым ступенькам, начал спускаться в подвал. Я на мгновенье задержался на пороге, но потом все же переступил его.
Это было волнительно. Снова мелькнула мысль, не является ли данный путь для меня последним.
Вообще, старался помалкивать. Тихонов тоже кроме одной единственной фразы, больше не сказал ничего. Он был сосредоточен на своих мыслях. Да и мне, честно говоря, имелось о чем подумать. Так что отсутствие диалога устраивало нас обоих.
Итак, будем рассматривать события, как реальные. Что мы имеем? Я в теле родного деда. Хорошо. Вернее, хорошего как раз ничего, но, Белиал сказал правильно, могло быть и хуже.
На секунду представил, как просыпаюсь, например, в теле пышногрудой, длинноногой блондинки. Понятия не имею, почему из всех вариантов воображение нарисовало именно такой, но, если честно, аж поддёрнуло. Хотя, блондиночка явилась очень даже ничего. Видимо, благодаря скудной личной жизни. Последние два месяца из-за напряга на работе, пришлось сократить общение со всеми знакомыми дамами. Проснуться рядом с красивой женщиной, я совсем не против. Очнуться в ее теле, и вовсе не в приятном смысле этого слова, увольте.