Отметив, что Всеслав любезничает с Нейолой, по-прежнему не напившийся и спокойный, Святослав выдохнул и отправился на Ярославов двор.
Ода не могла сомкнуть глаз. С тех пор, как в Киев приехал Святослав с Киликией, каждая ночь превращалась в пытку. Но вместе с тем было и странное, дурное наслаждение от того, что этот мужчина поблизости, где-то под этой же крышей, пусть с другой и не думает о ней, Оде, не может думать, а всё-таки он ходит по одним с нею лестницам, полам и дорожкам. Она может увидеть его, вблизи или издалека.
Сегодня приехал незваный и внезапный гость, как сказали полоцкий князь. Ода жила здесь чуть больше года, и ещё толком не понимала всех перипетий дипломатии и политики киевских князей, но что-то долетало до её слуха, что-то она чувствовала и самостоятельно. Почему-то к приезжему относились с настороженностью и подозрительностью. Он был каким-то близким родственником её мужа и его братьев, судачили, что должен разделить с ними правление. Разве так можно? «Ох, ничего я в этом не понимаю!» думала Ода, лежа в кровати. Вячеслав не шёл, и ей от этого делалось хорошо. Вдруг и вовсе не придёт из-за пира? А придёт ли к Киликии Святослав? И опять начиналась мука. С одной стороны радость от отсутствия мужа, с другой горечь от того, что нет возможности бросить хоть взгляд перед сном на деверя, и тот в любом случае пойдёт к жене. «Я ужасная женщина и большая грешница» обвинила себя Ода. Встав с постели, она подошла к иконам, в угол, но даже молитвы не шли на язык, сбивались. Имеет ли она право, зарясь на чужого мужа, обращаться к Богу? Она подкралась к люльке с сыном. Маленький Борис Вячеславович сладко спал. Всё тихо, всё в порядке. Может, пройтись немного по двору? Ночной воздух порой помогает призвать сон.
Одевшись и покрывшись платком поверх повойника, Ода осторожно, чтобы никого не побеспокоить, выбралась на улицу. Ни шороха, разве что со стороны конюшен, где шевелились животные. Безлюдный двор светлел притоптанной землёй и погружался по каёмке, вдоль зданий, в абсолютно чёрную тень. Осматриваясь и медленно, неуверенно шагая, Ода обошла церковь святого Феодора и остановилась. Впереди были Софийские ворота, ещё не запертые, значит, князья не вернулись. Но у них стоял караул. Мимо него не пройти незаметно, а заметят что ему скажешь? Стыдно замужней женщине топтаться по городу одной, ночью. Но тяга была выше Оды, и она, сама не замечая того, вновь сделала несмелые шаги. Поправляя платок от волнения, она приблизилась к гридю. Тот вытянулся, заметив, что кто-то идёт. Княгиня ждала, что ей что-нибудь скажут или зададут вопрос, но её уже хорошо знали в Киеве, а у ворот горели факелы. Признав в лицо княгиню, охранник пропустил её без слов, и вот, она уже пересекла мост через ров и слышала шум и гам в конце улицы, за Брячиславовым двором, в доме боярина Коснячки. Не успела она подойти туда ещё хотя бы на несколько саженей, как на дороге от упомянутого дома выделилась тень. Силуэт одиноко шёл размеренной и чуть уставшей походкой по направлению к Оде. Испугавшись, что это может быть муж, который наверняка спросит, что носит её среди ночи, девушка отступила к стене поруба. Но по мере приближения тёмного контура, она безошибочно опознавала его. Ни у кого больше не было таких широких и ровных плеч, ни у кого больше не было такой стати, таких весомых и внушительных шагов. Святослав! Поблагодарив Бога за удачу, Ода вжалась в стенку и не дышала, пока деверь проходил мимо. Весь в своих мыслях, собранный и серьёзный, он прошагал по улице, по мосту через ров и скрылся за Софийскими воротами, откуда только вышла сама Ода.
Несколько минут она не помнила себя, забывшись в прекрасном видении. Ей хотелось упасть на землю и тронуть пальцами его следы. Ей хотелось броситься вдогонку и, нагнав его, обнять со спины, испытав хоть раз в жизни, каково это касаться этого мужчины. И пусть потом будет позор, монастырь что угодно! Хоть бы раз на её щёку опустилась его ладонь, хоть бы раз её губы познали его губы, а не Вячеслава. Уткнувшаяся в стену поруба, Ода беззвучно заплакала. Плечи её тряслись. Вот она настоящая тюрьма, в сердце, в браке, а не эти укреплённые камни с крошечными оконцами, замурованными решётками. Уж лучше бы в порубе сидеть да с любимым, а то и воля не сладка, и свобода не нужна. Да и есть ли они у неё? Привезли, выдали замуж, соблюдай всё, что предписано. Где же радость, где счастье? Вот только сын душу и греет. А у кого-то их уже четверо, да ещё и дочь в придачу! Везучая Киликия! Как она угадала, где родиться и кому встретиться в нужный час? Теперь вся жизнь впереди точно сахар. Разве же с таким, как Святослав, будешь ночами плакать и не хотеть, чтобы он возвращался с пира? Ода вспомнила влажные поцелуи Вячеслава и зарыдала сильнее. «Пусть только один сын, довольно и этого, я не хочу вновь его в своей спальне, не хочу делать с ним то, что положено жене, не хочу!».
Ты плачешь?
Ода вздрогнула и, едва не подпрыгнув от испуга, приложив ладонь к груди, обернулась. В темноте было и не разобрать, кто перед ней, но голос был незнакомым, хоть и приятным.
Я нет! Я не плакать, вытерла она спешно глаза, чем разоблачила себя окончательно.
Тебя кто-то обидел? продолжил расспрос неизвестный.
Нет-нет, кто может обидеть княгиня? натужно улыбнулась она, стараясь говорить медленнее, чтобы снизить заметность акцента.
Например, князь?
Муж имеет право обижать жена. Мне не на что жаловаться.
Но и нечем хвалиться, как я погляжу? засмеялся молодой мужчина напротив. Не всякий князь тебе муж. Как зовут тебя, княгиня?
Я Ода, а ты?..
Всеслав. Брячиславович, уточнил он себя отчеством, и в ночи засияла его лукавая белоснежная улыбка.
Ты тот, что приехал из Полоцка сегодня? успокаиваясь, шмыгнула носом Ода и приосанилась, хотя ей казалось, что теперь она умрёт от стыда и ничего уже не заставит её посмотреть в глаза собеседнику, увидевшему её слабость.
Он самый. Я знаю, что тут прошёл Святослав. Ода напряглась, даже во мраке предпочтя опустить глаза. Он очень умный, не так ли? Самый сметливый из всех Ярославичей.
Я не знаю, я всего лишь женщина и плохо понимать в делах. К тому же, я приехала из Штаде, и два раза дважды плохо понимать в делах.
Вдвойне, подсказал ей Всеслав.
Ja37, вдвойне.
О чём же ты плакала, Ода? Поняв по её упорному молчанию, что ответа не дождётся, Всеслав продолжал разговаривать, будто сам с собой. Вячеслав остался пировать, ему там, похоже, очень нравится. До утра он оттуда не выберется, пока не станут расходиться последние. Его тонкий слух уловил лёгкий вздох облегчения, сопровождаемый расслабленным движением плеч. Ты бы хотела, чтобы он всегда так задерживался, правда?
Он мой муж! возразила Ода, ощущая себя преступницей. Этот человек, что стоит перед ней, не читает ли он её мысли? Служанки вечером болтали чепуху, будто Всеслава зовут Чародеем. А если это так?
И что же? Ничто не вечно, никто не вечен, Ода. Нужно только знать, чего ты хочешь.
Я всем довольна, конунг, большего хотеть нельзя.
Ну, что за мелкая, ненужная ложь? придвинулся он к ней и, вопреки тому, что ей очень хотелось отступить и уйти прочь, она почему-то продолжала стоять, пока он ласковым, отеческим, но всё-таки непозволительным жестом погладил её по щеке. Так, как ей хотелось, чтобы сделал Святослав. Всеслав прошептал: Ты не хочешь быть женой Вячеслава. Ты хочешь другого!
Нет! отпрянула испуганная Ода. Но полоцкий князь настойчиво сказал:
Любые желания исполняются. Желанное может прийти в руки, а ненавистное исчезнуть. Нужно лишь иметь терпение. Вскоре ты в этом убедишься, кивнул ей Всеслав и, ничего больше не говоря, развернулся к Брячиславову двору, который открыли впервые за долгое время, привели в порядок и подготовили для того, чтобы там расположились гости. Ода и моргнуть не успела, как он растворился в темноте ночи. По спине у неё до сих пор бегали мурашки, вызванные разговором и прикосновением к щеке.
«Значит, Вячеслав не придёт сегодня. Это хорошо. Но меня пугает этот человек, очень пугает! Верно говорят, не нужно выходить из дома по ночам, нечисть и злые духи могут прицепиться!» и княгиня поспешила обратно на Ярославов двор.
Святослав скидывал с себя одежду, раздеваясь. Киликия ещё не гасила свет, зная, что он придёт. Её готовые и ждущие объятия нетерпеливо взбивали подушки, пока глаза смотрели на тренированное и закалённое боями тело мужа. Крепкие его руки развязали пояс, отложили рубаху. Широкая грудь обнажилась, к ней так и хотелось прильнуть. Но на лице Святослава отражались неугомонные мысли, не дающие к нему подступиться.
Этот Всеслав он мне вроде бы нравится. Но мне не нравится его приезд! выпалил князь. Киликия польщено подумала, что муж приревновал её и злился из-за дневного столкновения, поэтому игриво спросила:
Почему же?
Потому что это всё не просто так. Я не верю, что полоцкий князь стал бы выдвигаться в такую даль, только чтобы выказать нам свои соболезнования. Он что-то задумывает. Приехал оглядеться? Найти слабые места? У него не хватит сил для борьбы, а он не кажется дураком, не понимающим этого, так что вряд ли отважится на открытую войну. И, представляешь, он заявляет, что дорога на Псков это его территория!
А это его территория? без интереса, разочарованная тем, что муж никак не отозвался о ней, не показал, что боится потерять не только княжество, но и её, свою жену, спросила Киликия. «Все мужчины такие, когда добиваются и ухаживают горы сворачивают, а потом, когда идёт время, они считают, что мы, женщины, сами превращаемся в неподвижные горы, которые никуда не денутся. Знали бы они, как часто это обижает! Да, я жена, и я всегда буду делать всё, чтобы сохранить нашу любовь, чтобы угодить мужу и чтобы поддержать его, но не справедливо ли ждать чего-то и от него? Вступив в правление после смерти отца, он только и думает, что о Руси, о делах Изяслава, о торках, о Византии, а теперь ещё и Всеславе. Он думает о чём угодно, но не обо мне, как когда-то».
Нет, это не его территория, разделся до конца Святослав, сохранивший эту привычку с византийского похода. Спать в чём-то тогда было жарко, а с тех пор и ни к чему, потому что редкую ночь он проводил без Киликии, которую предпочитал ощущать всем телом.
Лёгший рядом с женой, он уставился в потолок и продолжал думать. Столько всего навалилось! Нужно отыграть свадьбу Игоря, а тут этот приезд!
Представляешь, продолжил делиться Святослав, он ввёл за собой на пир свою жену, Нейолу.
Серьёзно? уже с большим любопытством приподнялась на локте гречанка.
Да, она сидела с нами со всеми, правда, почти всё время молчала.
И как он это оправдал?
Сказал, что его княгиня занимает ровно такое же место, как и он сам.
Киликия вспомнила встречу и краткое знакомство с Всеславом. Он вёл себя не совсем так, как здешние мужчины. Он действительно обращался с женщиной, как с равной, шутил и делился историями. Если он ещё и в княжении считает женщин не менее достойными, чем мужчины, то это заслуживает уважения. В детстве и юности, до венчания со Святославом, Киликия росла среди братьев, с отцом и дедом, кроме неё и матери в семье были одни мужчины, но никогда не чувствовали они себя подчинёнными или бесправными, напротив, братья всегда заботились о сестре, из-за чего девушка и выросла смелой, своенравной и знающей себе цену. Когда же пришлось приехать сюда, то Киликия в полной мере узнала замужнюю долю жены русича, особенно княжеской жены. Ходить непокрытой неприлично, ходить одной неприлично, вмешиваться в дела мужа неприлично, говорить вперёд мужчины или перебивать его неприлично, купаться в реке с девками неприлично, забраться верхом на коня неприлично. Откуда же тут выискался Всеслав?
Может, мне в следующий раз тоже с тобой пойти? сказала Киликия Святославу. Тот поднял голову и, нахмурив брови, запустил пятерню в густые, вьющиеся серпантином локоны женщины.
Ещё не хватало, чтобы там глядели на тебя, как сегодня на Нейолу, и думали, бог знает что! князь притянул к себе лицо супруги и властно поцеловал. Немного насытив этим неподдельным порывом свою страсть, Киликия положила ладонь ему на грудь. Но Святослав опять понёсся куда-то своими думами, переваривая прошедший день. У него странные манеры, они шокируют наших стариков, но мне бы не хотелось, чтобы в этих ничего не значащих мелочах нашли повод для склок.
Киликия убрала ладонь и, скинув с себя покрывало, голая, спустилась с кровати, начав её обходить. Ночная рубашка лежала по другую сторону, она сбросила её на сундук у двери, к которой направлялась.
Куда ты? сел от неожиданности Святослав.
Пойду, тоже шокирую парочку воевод и бояр своим видом, может тогда стану тебе немного интереснее.
Святослав опешил. Только его греческая жена могла выдать что-то в этом духе. Изредка они с братьями, но без подробностей, делились моментами семейной жизни, да к тому же, Святослав сам видел и знал, как ведут себя женщины вокруг, поэтому всегда поражался той лёгкой безуминке и гордой сумасбродности, с которой Киликия отстаивала свои права. Сначала, в первые месяцы после женитьбы, его вводило в ступор то, что девушка так же просто и откровенно заявляет о своих плотских желаниях, как парни, и требует от мужа того, чего другие девицы боялись и сторонились. Но со временем он влюбился и в эту черту Киликии, оценив. Куда приятнее было ложиться со страстной и темпераментной женой, а не растерянной и зажатой.
Лика! рывком оказался он у двери, предотвратив побег жены и подхватив её. Ласточка моя заморская, куда ж тебя понесло, боже? он, вопреки сопротивлению, уложил её в постель и накрыл собой, подмяв. Куда ж я тебя отпущу? Никуда! Он поцеловал её, но чуть не получил укус за нос.
Если ты будешь приносить в голове в нашу постель всех этих людей я перестану тебя спрашивать, отпустишь ты меня или нет!
Неужели ты думаешь, что я способен потерять интерес к тебе? посмотрел он в её переливающиеся бирюзой глаза. Киликия посмотрела в его очи, оглядела всё его лицо. Разве можно быть в чём-то всегда уверенной?
Я не хочу думать, любимый мой. Я хочу чувствовать твой интерес. Всей душой, и всем телом.
Погладив рукой по её волосам ото лба и до середины длины, по упругим локонам, рассыпавшимся по подушке, Святослав алчно впился в её вишнёвые губы. Дневные дела тотчас улетучились, а обнажённая женщина под ним стала единственно важным, осязаемым и терзающим его неутолённую плоть.
Глава шестая. «Охота»
Солнце ещё не поднялось над горизонтом, но предзнаменование его, розовеющее по отступающей ночной сини, разливалось по небу, отражаясь на листве, покрытой росой траве и верхушках крон деревьев. Киликия проснулась, потягиваясь обнажённым телом, скинула покрывало. В прогретых светлицах, находящихся под крышей, было душно и влажно почти как в бане, древесный и человеческий дух стоял вокруг, спёртый ароматом горевших вечером свечей и удовлетворенной, распаренной плоти. Святослав крепко спал с сосредоточенным даже во сне лицом, положив большую и сильную ладонь себе на грудь. Жена осторожно погладила её кончиками пальцев и, дотянувшись невесомым поцелуем до бородатой щеки, соскользнула с кровати. Плеснув в таз воды, чтобы умыться, Киликия почувствовала, что та тёплая, и плохо освежит её со сна. Нырнув в просторную льняную рубаху, она ещё раз убедилась, что муж дремлет, приоткрыла оконце, чтобы проветрить к его пробуждению комнату, задержала на нём заботливый взгляд и вышла. Первым порывом было пойти к детям, но сразу же вспомнилось, что младшие, Давыд, дочка Вышеслава и годовалый Олег остались в Чернигове, а старшие, приехавшие с ними, уже больше воспитывались отцом. Хотя мальчишки и любили материнскую нежность, радовались её приходу, но Киликия в этом была послушна Святославу, и постепенно отстраняла их от этих ласк, чтобы они превращались в мужчин и оставляли детство в прошлом. Ещё чуть-чуть, и Глеб возьмёт в руки настоящий меч, а не тренировочный. Дай-то бог, чтобы причин для его использования не появилось, но если так заботящие Святослава торки окажутся не пустой болтовнёй, то у каждого способного держать оружие должны будут найтись и умения, и храбрость, и закалённое сердце, не дрожащее перед трудностями.