Артур. Артур!
Он почувствовал руку у себя на колене.
Мириам?
Он открыл глаза. И сцена с женой и детьми внезапно оборвалась.
С переднего сиденья на него, обернувшись, смотрела Бернадетт. Дверца с ее стороны была открыта, и за ней виднелась площадка, закатанная серым термакадамом.
Вы задремали. Мы на заправке. Пойду потрачу пенни [1].
О Артур моргнул, приспосабливаясь к реальному миру и все еще чувствуя руку Мириам в своей. Он так сильно хотел быть с ней, целовать ее губы. Он потряс головой, выпрямился.
Где мы?
Почти доехали до Бирмингема. На дорогах спокойно. Ну же, выходите и разомните ноги.
Артур послушно вышел из машины и, взглянув на часы, удостоверился, что проспал два часа. Шагая к серому, похожему на бетонный куб, зданию, он жалел, что не может вернуться в тот же сон и снова быть со своей семьей. Все казалось таким реальным. Почему он не ценил те счастливые моменты, когда они случались?
Артур побродил по WHSmith и купил «Дейли мейл», а потом кофе в картонном стаканчике из автомата на улице. У кофе оказался землистый привкус. В вестибюле звенели игровые автоматы, мигали разноцветные огоньки и звучала веселая электронная музыка. В воздухе ощущался запах жареных луковых колечек и отбеливателя. Он бросил стаканчик с недопитым кофе в мусорную урну и пошел в туалет.
Вернувшись к машине, он оказался наедине с Натаном.
Парень снова сидел, положив ноги на приборную панель и демонстрируя молочно-белую лодыжку. Артур расположился на заднем сиденье и раскрыл газету. В ближайшую пару дней ожидалось наступление сильной жары. Май обещал стать самым жарким за последние десятилетия. Вспомнив о Фредерике, он подумал, что на два дня влаги ей должно хватить. Натан достал из пачки очередную желтую чипсину и, похрустев ею рекордно долгое, по мнению Артура, время, наконец изрек:
Так вы с моей мамой, ну, это сами знаете
Артур подождал, но продолжения не последовало.
Извини, я
Вы и мама. Вы, ну, знаете Он повернулся к Артуру и с нарочито аристократическим акцентом добавил: Вы встречаетесь?
Нет. Артуру стоило немалых усилий не выдать смешанного с ужасом изумления. Интересно, с чего бы это у Натана завелись такого рода мысли? Конечно нет. Мы просто друзья.
Натан кивнул с видом человека, умудренного жизненным опытом.
Так у вас в гостинице отдельная комната?
Разумеется, отдельная.
Просто подумал
Мы только друзья.
Я заметил, что она готовит вам разные вкусности пироги и все такое. Другим только сладкое.
Другим «пропащим». Мистеру Флауэрсу, у которого не все в порядке с головой. Затворнице миссис Монтон и прочей компании.
Я очень благодарен твоей маме за то, что она делает для меня. У меня было трудное время, и она крепко помогла. И, знаешь, я не любитель сладкого.
Ну да. Натан дожевал последние чипсы, сложил пустой пакетик и положил между верхней губой и носом, изобразив усы. Моя мама помешалась на помощи другим людям. Прямо-таки святая.
Артур так и не понял, было это сказано с сарказмом или нет.
Ваша жена. Она ведь умерла, да?
Да, умерла.
Паршивое, должно быть, дело, а?
В первое мгновение Артур едва сдержался, чтобы не вскочить, перепрыгнуть на переднее сиденье и вырвать свернутый в трубочку пакетик из-под носа у мальчишки. Как легко молодые относятся к смерти. Словно это некая далекая страна, куда они никогда не попадут. И как он смеет так пренебрежительно отзываться о Мириам. Артур вцепился ногтями в кожаное сиденье. Чувствуя, как вспыхнули щеки, он повернулся к окну, чтобы не встретиться с Натаном взглядом.
Какая-то женщина в черной футболке с изображением барсука тащила через парковку хнычущую дочку. Девочка сжимала в руке пакет «Хэппи-мил». Из красного «Форд-Фокуса» вышла еще одна дама, постарше, и тоже начала кричать, указывая пальцем на пакет. Представители трех поколений одной семьи спорили из-за гамбургера.
Не ответить на реплику было бы грубостью, но расписывать свои чувства Артур не стал.
Да, паршивое, подтвердил он, не заметив, что перешел на язык Натана.
Ну вот и все. Передняя дверца распахнулась, и Бернадетт поставила на пол несколько полных пакетов, после чего попыталась втиснуться сама. Мы готовы? спросила она, защелкивая ремень безопасности.
Что у тебя там, мам?
Ничего особенного. Несколько журналов, сок, вода и шоколадки в дорогу. Вы с Артуром можете проголодаться.
Я думал, у тебя продукты в багажнике.
Знаю, но свежий запас никогда не помешает.
Может, как заселимся в гостиницу, выпьем чаю, предложил Натан. Будем там через час.
Артуру стало не по себе. Бернадетт определенно пыталась угодить.
Вообще-то я бы немного перекусил, сказал он, чтобы поддержать ее, хотя вовсе не хотел есть.
Бернадетт вознаградила его теплой улыбкой, большим батончиком «Твикс» и двухлитровой бутылкой кока-колы.
В комнате, которая досталась ему в гостинице, едва хватало места для односпальной кровати, расшатанного шкафа и стула. В углу приютилась самая маленькая раковина, которую он когда-либо видел, с кусочком мыла размером с маленький шарик моцареллы. Туалет и ванная (как сообщила ему хозяйка) находились этажом выше. Никаких ванн после девяти вечера не разрешалось, а при смыве унитаза полагалось спускать только полный бачок, иначе содержимое не смылось бы до конца.
Артур так и не смог вспомнить, когда в последний раз спал на односпальной кровати. Непривычно узкая, она как будто подтверждала его статус вдовца. Постельное белье, впрочем, было чистое и свежее, и он, присев на край кровати, посмотрел в окно. По подоконнику расхаживала чайка, а за дорогой виднелся симпатичный парк.
Бывало, они с Мириам, добравшись до номера в гостинице, первым делом выпивали по чашечке хорошего чая и оценивали печенье, выложенное хозяином или хозяйкой для гостей. Заведение, вовсе не предлагавшее бесплатного угощения, получало большой жирный ноль. Простое злаковое удостаивалось двух баллов. С заварным кремом оценивалось на «четверку». Бисквитное со сливочным кремом, первоначально получившее от Артура «пятерку», впоследствии, когда он научился ценить его, подросло до отметки в шесть баллов. Любое печенье, имевшее вкус шоколада, но не содержавшее его, заслуживало восхищения. Еще выше в рейтинге стояло шикарное печенье, обычно предлагаемое крупными гостиничными сетями лимонно-имбирное или с шоколадной крошкой, которое дотягивало до «восьмерки». Чтобы получить высшую оценку, печенье должно было быть домашнего приготовления, и такое попадалось очень редко.
В данном случае гостей ждала упаковка с двумя имбирными орешками. Сами по себе они были вполне приемлемы, но при виде этой парочки в одной упаковке у Артура дрогнуло сердце. Он достал один орешек, пожевал, затем свернул пакет и положил обратно на поднос. Оставшийся имбирный орешек предназначался Мириам. Артур так и не смог заставить себя съесть его.
Они договорились встретиться втроем за ужином в ресторане внизу. До назначенного времени оставалось еще два часа. Обычно они с Мириам надевали куртки и отправлялись на прогулку осмотреть окрестности, сориентироваться и спланировать программу следующего дня. Выходить один Артур не хотел. Открывать что-то в одиночку ну какой в этом смысл? Глядя в окно, он увидел направившегося к парку Натана. Одну руку парень держал в кармане, в другой у него была сигарета. Интересно, подумал Артур, знает ли Бернадетт об этой дурной привычке сына?
Он достал из кармана коробочку и открыл ее на подоконнике. Даже привыкнув к браслету, он никак не мог связать его с женой, как и не мог представить украшение, столь массивное и броское, на ее тонком запястье. Мириам гордилась своим элегантным вкусом, и ее часто принимали за француженку из-за приверженности классике. Она и сама часто говорила, что восхищается тем, как одеваются французские дамы, их изысканностью и утонченностью, и мечтала побывать однажды в Париже.
Заболев и уже чувствуя себя плохо у нее началась одышка, Мириам и одеваться стала иначе.
Темно-синие шелковые блузки, кремовые юбки и жемчуга уступили место бесформенным кардиганам. Ее единственной целью было согреться. Она зябла даже на солнце. Сидя в анораке в саду, подставив лицо солнцу, Мириам как будто бросала ему вызов: «Ха! Ты меня не проймешь!»
Не могу понять, почему ты не рассказала мне об Индии, произнес он вслух. История мистера Мехры не самая веселая, но тебе стыдиться нечего.
Сорока по другую сторону окна посмотрела на него, а потом перевела взгляд на браслет. Артур постучал по стеклу.
Кыш. Подняв коробочку, он в который уже раз оглядел шармы.
Цветок состоял из пяти цветных камешков, окружающих крошечную жемчужину. На палитре лежала миниатюрная кисть и шесть эмалированных капелек, изображавших краски. Рычащий тигр обнажил острые золотые зубы. Артур снова посмотрел на часы. До обеда оставался еще час и сорок пять минут.
Дома он уже бы поел. Они с Мириам всегда обедали в половине шестого, и, оставшись один, Артур не стал менять традицию. Пока она готовила, он накрывал на стол, потом мыл посуду, а она вытирала тарелки и приборы. Единственное отступление от заведенного порядка допускалось в пятницy, когда они садились перед телевизором и ели рыбу, жареную картошку и гороховое пюре прямо с полистиролового подноса. Артур откинулся на подушку, заложив руки за голову. Без жены и еда стала другой.
Чтобы заполнить чем-то оставшееся до обеда время, Артур попытался составить план на следующий день. Перспектива получить свою чашку чая и завтрак в обычное время представлялась туманной. Он еще раз перечитал записанное на клочке бумаги расписание поездов и постарался его запомнить.
Артур представил, как лорд Грейсток шагает ему навстречу с протянутой рукой и приветствует, словно старого друга. Следующее мысленное упражнение стоящая на коленях Мириам играет в марблы с детишками в Индии далось труднее. Воображение отказывалось понять такое.
Выиграв всего десять минут, Артур взял пульт дистанционного управления и включил миниатюрный телевизор, несколько криво висевший на стене. Попереключав каналы, он остановился и начал смотреть один из эпизодов сериала «Коломбо», до конца которого оставалось двадцать минут.
Люси и черепаха
Люси Пеппер остановилась у двери своего старого дома и, подняв голову, посмотрела на окно своей бывшей комнаты. С каждым ее возвращением сюда дом как будто уменьшался в размерах. Когда-то он казался таким просторным, и они с Дэном бегали вверх-вниз по лестнице, а мама и папа читали в гостиной. Они всегда были вместе, как те фарфоровые собачки, что сидели на противоположных концах каминной полки.
Ее отец, некогда сильный, высокий и крепкий, теперь тоже словно поник и съежился. Прямая в прежние времена спина согнулась. Черные волосы, которые она раньше любила ерошить, а потом наблюдать, как они возвращаются в прежнее положение, теперь сделались жесткими и побелели. Все произошло так быстро. По-детски невинное представление о том, что твои родители будут жить вечно, раскололось на кусочки.
Все, чего Люси когда-либо хотела, это стать мамой. Даже маленькой, играя с куклами, она воображала себя мамой с двумя детьми. Были ли это мальчик и девочка, два мальчика или две девочки, значения не имело. В тридцать шесть лет она уже должна была бы быть матерью с детьми. Из соцсетей она знала, что одна из ее одноклассниц даже успела стать бабушкой. Ей так хотелось почувствовать на своих щеках легкие липкие поцелуи.
В наше время признаваться в этом было как-то странно. Разве она не должна стремиться к блестящей карьере или хотеть путешествовать по миру? Но Люси желала лишь походить на свою маму, Мириам, которая была так счастлива, воспитывая двоих детей. У них с папой был идеальный брак. Они никогда не ссорились, зато смеялись над шутками друг друга и держались за руки. Когда-то Люси такое их поведение даже смущало надо же, ее мама и папа гуляют, обняв друг друга за талию, будто влюбленные подростки. Лишь потом, когда она сама стала ходить на свидания и никак не могла найти того, кто бы бережно клал руку на спину, словно оберегая нечто драгоценное, Люси поняла, что было у ее родителей. Она, конечно, не нуждалась в защите, так как имела коричневый пояс по карате, но чувствовать вот такое внимание и заботу было бы приятно.
Ее брат, Дэн, к тому, чтобы стать родителем, ни малейшего интереса не проявлял. Все его усилия были направлены на создание собственного бизнеса и устройство жизни за границей. Казалось несправедливым, что ему и его жене Келли удалось произвести на свет двух великолепных детей, причем с первой же попытки. Дэн всегда считал себя везунчиком, тогда как Люси все будь то брак, отношения с отцом или работа давалось с трудом.
Лежа ночью в постели и представляя идеальную жизнь, она видела себя в парке с мужем и детьми, смеющейся и раскачивающей качели. Ее мама тоже была там с готовым запасом салфеток и поцелуев для поцарапанных коленок.
Но здесь мамы не было и никогда больше не будет. Она никогда не увидит и не подержит на руках внуков, которых Люси еще даже не родила.
Будучи учительницей в местной начальной школе, Люси заметила, что мамы, приводящие своих детей в школу, теперь моложе нее. Она поморщилась, подумав о том, что потратила так много своего времени на Энтони. Это он настоял на том, чтобы они провели еще один отпуск за границей, прежде чем она выбросит свои противозачаточные таблетки. Прежде чем начать делать ребенка, им стоит побаловать себя новым диваном. Их приоритеты категорически не совпадали.
Во всяком случае, Люси перестала принимать таблетки без его ведома. Вопреки своей обычной осторожности, она понимала, что в этой ситуации ей нужно стать человеком, который сначала действует, а потом разбирается с последствиями. Если бы Энтони добился своего, то и в пятьдесят лет все еще раздумывал бы о том, заводить детей или нет. Как бы то ни было, через несколько недель она забеременела, а потом, несколько месяцев спустя, вернулась в прежнее состояние.
Энтони ушел, мамы не стало. И вместе с ними мечты Люси о семье испарились, как духи, разлитые на солнце.
Она до сих пор корила себя за то, что не была на похоронах мамы. И что же это за дочь такая? Никудышная, вот какая. Она должна была попрощаться с мамой. Но это было невозможно. Она даже не сумела объяснить отцу причину своего отсутствия. В записке, которую Люси написала и просунула в его дверь, говорилось: «Прости, папа, я не могу пройти через это. Попрощайся за меня с мамой. С любовью, Люси ХХХ».
Потом она снова легла в постель и не вставала целую неделю. Ее отец погрузился в рутину. Когда она все-таки навестила его, то почувствовала себя помехой. Он постоянно смотрел на часы и делал какие-то свои мелкие дела, как будто ее не было рядом, как будто они двое существовали в параллельных вселенных. В свой последний визит к нему она поставила чайник и приготовила две чашки чая. А потом отец отказался, сказав, что пьет чай только в половине девятого утра, в одиннадцать и иногда в три часа.
Люси как будто побывала в гостях у Говарда Хьюза.
Как бы она хотела, чтобы мама была здесь и решила эту проблему. Она представляла, как войдет в дом и застанет ее за кухонным столом или подрезающей розовые кусты в саду. Люси даже поймала себя на том, что протягивает руку в пустоту, чтобы положить ее на хрупкие плечи матери.
К сожалению, и брат не проявлял большого интереса ни к ее жизни, ни к жизни отца. В отношениях Дэна и папы всегда присутствовала напряженность, как будто двое мужчин не могли полностью принять привычки и характеры друг друга. Они походили на две детали головоломки с одинаковым кусочком неба, но не совпадающие друг с другом. Это стало еще более очевидным теперь, когда не стало мамы, и Люси пришлось напоминать папе и брату, как и когда общаться.