Вдруг Абид увидел яркий свет внизу. «Что это может быть? подумал он, стараясь успокоить себя и преодолеть страх. Это, наверно, ночные насекомые, которые светятся при полете». И он хотел было, повернувшись на другой бок, забыть о страхе и постараться уснуть, как вдруг услышал мужской голос:
Гасан, ты? Или ты, Джамиль? Отвечай, кто?
Абид, с одной стороны, обрадовался, услышав среди ночи человеческий голос, который положил конец его страхам остаться в этом безлюдном месте одному. С другой, он испытал разочарование от мысли, что даже здесь его кто-то нашел, разрушив тем самым его задумку уединиться хотя бы на несколько дней.
Мужчина продолжал кричать, требуя от него назвать свое имя. Абид неохотно приподнялся и сел, облокотившись о «кровать», и назвал свое имя. Но оно вряд ли было знакомо стоящему внизу человеку и удивило того еще больше. На него был направлен опять яркий свет этот пытливый незнакомец, кажется, вновь включил фонарь и из-за близкого расстояния он будто охватил все его поле зрения и какое-то время, после того как тот выключил фонарь, Абид ничего не мог видеть; яркий свет фонаря будто ослепил его.
Что ты здесь делаешь? спросил мужчина возмущенно, увидев на дереве невысокого и хрупкого юношу. Зачем ты туда залез? А ну, спускайся быстро!
Абид не видел теперь другого выхода, кроме того, как повиноваться этому строгому и требовательному голосу а его самого он все еще не мог толком различить в темноте. Еле найдя ветки, по которым он взобрался наверх, Абид стал спускаться вниз.
Оказавшись вновь на земле перед одним из сородичей, он виновато молчал и ждал упреков с его стороны.
Ты откуда пришел и как оказался здесь? спросил мужчина лет сорока, правда, на этот раз не так грубо.
Я живу недалеко, сегодня хотел прогуляться и оказался здесь, ответил Абид.
Мужчина, продолжая смотреть на него все еще с удивлением, вдруг, улыбнувшись, сказал:
Сколько лет я пасу здесь стадо, еще ни разу не видел, чтобы кто-то приходил сюда кроме тех, кто нам еду, обычно, приносит. У тебя случайно нет часов?
Нет, я их никогда не ношу.
Пастух, положив свою огромную матерчатую торбу рядом, сказал:
Наверно, около одиннадцати будет, ведь недавно стемнело, а летом темнота наступает после десяти. Что ж, нужно покушать. Да, заблудившийся братец, как ты нашел, говоришь, это местечко? Хотел переночевать здесь, на дереве? Это мы соорудили пастухи. Часто кто-нибудь из нас, кто дежурит ночью у стада, ночует на этой «койке». Мы придумали ее для того, чтобы уберечься от волков, хотя их здесь уже давно не было. Вечером должна была прийти смена, один из сменщиков, но что-то никого нет пока. Наверно, скоро кто-нибудь придет. А тебя дома искать не будут? Вот сменят меня, вместе в город вернемся. Пока помоги мне собрать хворост, чтобы зажечь костер. Смотри, подбирай только сухое.
Пастух стал освещать постепенно фонарем все четыре стороны, чтобы можно было разглядеть ветки и куски древесины. Абид, положив книгу обратно в сумку, начал помогать ему. Потом пастух, выбрав из них самые сухие, соорудил из веток что-то напоминавшее маленький вигвам американских индейцев и запалил его, положив снизу самые маленькие, тонкие обломки веток. Скоро этот каркас охватило пламя, после чего он начал постепенно рушиться и превращаться в горящую груду. Абид, сидя на корточках у костра, из которого летели искры, постепенно забывал о своей рухнувшей мечте уединиться от суеты и, глядя на освещенное светом пламени лицо пастуха, слушал его рассказы. Тот, наскучавшись в одиночестве, рад был поговорить.
У нас много собак в стаде, начал пастух вновь, все породистые, крупные, клыкастые, с широкой грудью, берут именно таких еще щенками и выращивают для схваток с волками. Но братец, как бы там ни было, как бы мы этих больших, сильных и быстро бегающих собак ни называли «волкодавами», «тиграми», «львами» и так далее, собака не может победить волка, она просто не рождена для этого. Она смелая, если только при появлении волка недалеко стоит пастух с ружьем, выстрелом из которого он может убить волка в любую минуту еще до того, как завяжется бой. Волк, обычно, вблизи стада не вступает в бой с собаками, стремясь улизнуть от них, конечно, стараясь и схватить добычу, или же он убегает от собак до тех пор, пока стадо и пастух не останутся далеко позади. Вот тогда волк и бросает вызов собакам, приглашая их вступить в честный бой, без чьего-либо вмешательства. Собака может принять такой бой не всегда, тем более оказавшись одна, без других собак, без поддержки, ствола и палки хозяина. Она не приучена к этому и, наверно, от природы нет в ней такого свойства любви к настоящему бою. Она может победить волка только с чужой помощью, но только не вдали от всех и не в одиночку. Еще, наверно, у нее нет чувства достоинства, свободы, смелости она лишена всех этих качеств, свойственных волку.
Много лет назад я пас овец на другой стороне этой степи. Я был тогда очень молод, силен и уверен в себе, никого и ничего не боялся. Что может сделать мне волк, говорил я сам себе, неужели он сильнее меня? Я слышал, что в старину были такие смельчаки, которые ходили даже на тигра и медведя с голыми руками, не то что на волка. Было как раз лето, я лежал на зеленой траве, насвистывал песенку и смотрел на звезды, кажущиеся ночью более таинственными и удивительными, тем более, когда ты один, вдали от людей. Я лежал, ожидая наступления утра, чтобы перегнать стадо немного дальше, ближе к холмам, где можно найти не объеденные и не затоптанные другими стадами пастбища.
Вдруг все стадо овцы лежали и дремали пришло в движение. Все они вскочили и побежали, блея, будто до смерти испугавшись чего-то: одни в одну, другие в другую сторону. Я поскорее схватил свою палку, сделанную из кизилового дерева. Я понял, что на стадо напали волки, и пожалел, что не взял ружье. Мои прежние смелость и самоуверенность будто улетучились в одно мгновенье, когда я предположил, что волков, должно быть, несколько. И еще, учитывая ночное время, преимущество было на их стороне. Теперь вся надежда была на собак. Наши опытные пастухи не уставали хвалить их. Да еще я надеялся на свою тяжелую палку. Я бегал за стадом, которое стремительно носилось большими кругами, и боялся, что волки могут отбить нескольких овец и угнать их далеко. А уж там расправиться с ними.
Я впервые сталкивался с волками и никогда раньше не видел их собственными глазами. Но, как рассказывали те же опытные пастухи, волки, напав на стадо, порой просто душили овец и просто бросали их. Может, из ненависти к ним, к их кротости? Я погнался за убегавшими баранами и пытался остановить их. На моей палке был крюк, чтобы цеплять им убегающих овец за ногу и останавливать. Даже это теперь не совсем у меня получалось. Овцы в панике продолжали носиться, громко блея, они разбегались во все стороны, спотыкаясь друг о друга. Но из-за страха перед волками они не убегали далеко и носились по кругу. Это, наверно, и спасло меня. За каждую овцу платили в то время от пятидесяти до семидесяти рублей, а за барана с жирным курдюком даже сто рублей и больше. И мне пришлось бы оплатить хозяевам стоимость пропавших баранов, случись с ними что-то. Но платить такие суммы я не мог. Единственная моя надежда была на моих собственных баранов.
Их было пятеро в этом же стаде. Я мог бы предложить их взамен, если бы они выжили. Многие пастухи в таких случаях не хотят ни за что отвечать. Мол, это как стихийное бедствие, если на стадо напали волки. Но я никогда не стал бы говорить так людям. Раз при мне пропала овца, то я в этом и виноват. В общем, я пытался удержать разбегавшееся стадо и собрать всех овец вместе. Я размахивал своей огромной палкой, иногда от злости начинал бить баранов, которых догонял.
Я испугался не на шутку и не знал, что делать. Наверно, я не очень-то отличался тогда от своих перепуганных овец. Иногда волей-неволей думаешь, а что им мог бы сделать волк, если бы они объединились? Все вместе, даже против десяти волков, вступили бы в бой, защищая себя, свою жизнь, жизнь сородичей и собственных детенышей? В моем стаде были бараны с рогами каку горной серны: с большими, закрученными, острыми концами, с рогами, словно копья, направленные наружу. И попади один раз баран этим острым рогом в волка А этот удар был бы страшен. Ведь баран отталкивается сильными ногами, у него массивные голова и шея. Он распорол бы на волке не только шкуру. А таких баранов у меня в стаде было десять штук. Вот они-то и стоили больше ста рублей из-за их веса. Да Но стадо, как известно, впадает в панику и бежит от волка. Никто из баранов не осмеливается, даже объединившись, оказать ему хоть какое-то сопротивление. В ту ночь я сам, наверно, тоже заразился этим страхом, от этой паники, невольно охватившей меня, очень трудно было избавиться. Ну и собаки Их было четверо. Две из них были светлые, одна чуть с желтоватым оттенком, а четвертая пятнистая. Их хорошо было видно в темноте. Они почуяли нападение волков раньше меня, вместе с овцами, и, ради справедливости нужно сказать, тут же выскочили им навстречу. Я увидел, что они тоже метались то в одну сторону, то в другую, как и овцы, но, в отличие от последних, они гонялись за кем-то, а не бежали в панике. Вскоре я понял, что на стадо напал всего один волк, и успокоился. Ведь что мог нам сделать один-единственный волк? То, что мы имели, к счастью, дело с одним только волком, можно было понять по тому, как двигались собаки. Они бегали за волком, а он метался, пытаясь прорваться к стаду. Я еле-еле различал его в темноте.
Я еще больше разозлился на бестолковых овец, не понимая причину их паники перед одним волком. Ведь их защищал и я, и наши мощные собаки, по словам других пастухов, одолевшие не одного волка. «Сейчас они с ним разделаются, а пока только забавляются, подумал я. Что же, пусть поиграют, повеселятся, я им мешать не стану. Наверно, они принесут мне его останки», успокоив себя этими словами еще больше, я перестал гоняться за стадом, тем более, что овцы сбились в кучу и больше не метались. Собаки продолжали гоняться за волком. Когда они приближались к стаду, можно было слышать их рычанье, а иногда короткий свирепый лай. Постепенно собаки и волк удалялись, скоро их совсем не стало слышно. Это наконец-то успокоило и овец, и они опять легли, как и я, на траву, и начали дремать. Через короткое время я, уставший от испытанного напряжения, уснул.
Когда проснулся, уже светало. Первое что пришло мне в голову, это была мысль о том, как я покажу шкуру убитого волка другим пастухам, но тут-то вспомнил, что еще ни один из них, рассказывавший об истреблении волков нашими собаками, не показывал мне никогда ни одну волчью шкуру, несмотря на мои многократные просьбы. «Сдали их в управление охраны окружающей среды. За волчью шкуру дают двадцать пять рублей, а за лисью пять», рассказывали они мне каждый раз. И тут, оглянувшись вокруг, я не увидел ни одной из собак, хотя по моим расчетам они уже давно должны были вернуться, справившись с волком. Я, взяв свою палку, начал искать их вокруг, но ни одной из них не обнаружил. К этому времени успел прийти мой сменщик, которому я тут же все рассказал. Тот ответил, что, волк видимо, увел их за собой. Мой сменщик хотел было отправиться на их поиски, на что я не согласился. Ведь смена моя кончилась, я должен был сдать ее и идти отдыхать, а не продолжать сидеть у стада, дожидаясь возвращения другого пастуха. Кроме того, я сам горел желанием узнать, что же наши собаки сделали с этой тварью, так напугавшей меня и стадо ночью. Взяв свою торбу, в которой я таскал все нужное мне для проведения суток на поле под открытым небом, я отправился искать ушедших от меня животных. Сменивший меня пастух пришел с ружьем и предложил мне взять его с собой, но я вновь отказался, считая, что в окружении четырех собак один волк не может представлять для меня опасность, тем более если я сам вооружен палкой. Думая, что вряд ли волк увел их в сторону города, я решил пойти дальше, в поле. Но собак нигде не было видно.
Стадо и оставшийся при нем пастух уже остались далеко позади, и сквозь легкий утренний туман их теперь еле можно было различить. Я продолжал идти, не меняя направление, и наконец-то увидел вдалеке, у подножья одного из небольших песчаных холмов, маленькие фигурки. Да, это были они: наши собаки и волк. Я обрадовался, что наконец-то нашел наших собак. И когда я наконец-то добрался до них, собаки, узнав меня, измученно, но все-таки радостно залаяли и завиляли хвостами. Я был в недоумении, увидев волка, стоявшего, оскалившись, перед ними. Он был цел и невредим. Судя по всему, между ними не то что боя, даже схватки никакой не было. Как я уже сказал, склонность поиграть со своими жертвами, перед тем как окончательно разделаться с ними, есть у многих животных. Но неужели наши собаки в течение всего этого времени только играли с волком?
Пастух, прервав свой рассказ, показавшийся Абиду очень интересным, взял два камня, найденные им поблизости и поставил на костер. Огонь и жар костра уменьшились, обгоревшие ветки уже превратились в тлеющие угли, на которых удобно было греть или готовить еду. Достав из торбы, пастух поставил на эти камни большую кастрюлю, и буквально через несколько секунд его содержимое с легким шумом начало разогреваться. Пастух протянул Абиду большой кусок домашнего хлеба, потом, сняв кастрюлю с костра, предложил есть прямо из нее, поскольку другой посуды у него не было. Абид сильно проголодался и, вытаскивая руками из кастрюли куски мяса, стал жадно глотать их, еле успевая прожевывать. А пастух продолжил начатую им историю:
Я уже стоял около наших собак, лицом к лицу с волком. Он показался мне меньше, чем я его себе представлял, в любом случае каждая из наших собак хоть по величине тела и головы, хоть по толщине шеи и ширине груди, и размеру лап превосходила его. Теперь мы стояли друг против друга: на одной стороне четыре большие собаки и я с огромной палкой, на противоположной один единственный, как мне показалось, и не молодой, и не старый, волк. Немного погодя, я также почувствовал, что волк к тому же был еще и голодным, и этот голод, скорее всего, привел его к стаду, охраняемому четырьмя собаками. Волк смотрел на меня, не моргнув глазом, прямо и смело, я даже начал смущаться под его взглядом. Но меня больше удивляли собаки, почему за столько времени они не растерзали волка? Что же им мешало? Может, они боялись, что на предсмертный вой тому на помощь придут сородичи из волчьей стаи? Но, судя по всему, поблизости волков не было; в степи не виднелось ничего, напоминающее какое-либо живое существо. Стадо и пастух остались далеко позади и их также не было больше видно. А за холмами находились песчаные территории, где обитали не волки, а змеи, ящерицы да скорпионы. Я был зол на собак стада. Стал вспоминать все свои прежние надежды на них, то, как за все это время кормил их, часто отдавая им тайком отборные жирные куски, которые предпочитали есть сами пастухи обычно пастухи, если режут барашка, бросают собакам только его внутренности. Теперь, глядя на их откормленные морды и толстые шеи, я чувствовал, что их нерешительность и бездействие злят меня. Что было бы, невольно думал я, если бы ночью на стадо напал не один, а несколько волков? Тогда наши собаки вовсе, наверно, не смогли бы, а то и не стали бы им мешать, отдавая на съедение волкам овец, а может, и меня тоже.