Однажды у него появилась молчаливая девушка неизвестной национальности, кажется, откуда-то с Балкан. Она косила на оба глаза крестообразно, и никогда не улыбалась. Занимаясь с ней любовью, Василика всякий раз холодел от ужаса. От нее он постарался поскорее избавиться сам.
Словом, любовь у Василики в Париже была, но, как говорится, без фанатизма. Почему-то эта сторона парижской жизни его не очень привлекала. Может быть, потому что француженки казались ему неискренними и уж очень самостоятельными. Вроде лежали в постели вдвоем, а на самом деле он все равно был один. Un peu de tendresse, bordel de merde![4]
Румын в Париже Василика избегал. Проходя мимо посольства, даже не поворачивал головы. На румынскую церковь неподалеку от Rue des Ecoles мельком посмотрел с тротуара напротив и все. Не встречался и с румынами-эмигрантами, которые, как он быстро понял, постоянно грызлись между собой. Как-то в Версале Василика увидел табор, но подходить не стал, цыгане ему не нравились и в Румынии.
Как-то на улице шагавший перед ним смуглый парень вдруг остановился, нагнулся и поднял с асфальта кольцо из желтого металла.
Не вы обронили? обратился он к Василике, который, однако, давно знал эту уловку и обложил соотечественника такой отборной румынской матерщиной, что жулика как ветром сдуло.
Однажды Василика должен был доставить клиенту пакет с биопродуктами из магазина La Vie Claire. Закрепляя сумку на багажнике, он не удержался и заглянул внутрь: в прозрачных пластмассовых контейнерах были вареные овощи и смесь из каких-то зерен или семян. Василика поморщился, сел на велосипед и поехал.
На узкой улочке Одеон в Латинском квартале он толкнул зеленую дверь с номером 21 и поднялся в мансарду, где потолок был такой низкий, что приходилось наклонять голову. Постучал, и на пороге появился мужчина хрупкого сложения и с гривой пепельных волос. Внутри повсюду были книги, на полу ковер со странно знакомым узором, на балконе цветы.
Как много книг! сказал вежливо Василика.
Слишком много! ответил обитатель мансарды, доставая портмоне. Никому столько не нужно. Вполне хватило бы одной-единственной книги.
Да? удивился Василика. Какой же?
О бесполезной суете и смерти, ответил чудной клиент, явно поглощенный своими мыслями. Люди не видят настоящей жизни, живут неправильно. Вот о чем нужно писать
А как же жить правильно? спросил Василика.
Не надо ничего принимать всерьез, объяснил клиент.
Получив плату, Василика поспешил оставить покупателя наедине с его чудными идеями.
Василика понимал, что во французской жизни ему отведено весьма скромное место. А что его ждало в Румынии? Он хорошо помнил зловонный бухарестский коллектор В общем, как ни крути, а получалось, что нужно было беречь свое нынешнее положение как зеницу ока. Гордость вроде бы сопротивлялась, но инстинкт самосохранения не то, что подсказывал, а кричал ему во все горло, что следует оставаться благонамеренным и законопослушным французским гражданином. Главным оружием Василики, похоже, должно было стать терпение. Все было просто: чтобы хорошо чувствовать себя во Франции, ему было достаточно вспомнить Румынию. На этом и остановился.
единственной и главной целью было прожить до конца своих дней в Париже
Марио Варгас ЛьосаИ все же иногда, сидя на низкой оттоманке в своем скворечнике, Василика вдруг обхватывал голову руками и начинал с остановившимся взглядом раскачиваться взад-вперед, издавая негромкий утробный вой, похожий на заунывную фабричную сирену. Он мог так скулить бесконечно, потому что звук исходил откуда-то из самой глубины его естества, и, странным образом, не нарушал дыхания. В конце концов, Василика падал на оттоманку и лежал некоторое время, постепенно приходя в себя. Очевидно, с ним что-то происходило, наверное, он становился французом.
Для того, чтобы получить разрешение работать таксистом, Василике пришлось собрать кучу документов и сдать уйму экзаменов. Когда с этим было покончено, выяснилось, что лицензия фрилэнсера ему не по карману. И скрепя сердце он подписал трудовой контракт с небольшой компанией Taxi-Tours. Молчаливый и исполнительный Василика быстро нашел общий язык с патроном, который после небольшого испытательного срока отдал ему разбитый «фольксваген». Проведя несколько вечеров в мастерской, Василика собственноручно привел машину в рабочее состояние и выехал на трассу. Со временем он освоил Большой Париж, сменил несколько машин, и почувствовал себя, наконец, настоящим парижским таксистом.
Глава 10
Выход в свет
Эти пять лет Колокольчиков вспоминал потом как чудо. Ему открылся другой мир, где все было иначе, чем там, где он жил прежде. На Колокольчикова обрушилась лавина новых впечатлений, ощущений, переживаний. Он не пытался выяснять, где лучше, а где хуже; просто был взволнован тем, что мир столь богат, интересен, разнолик
Колокольчиков проник в этот другой мир, доверчиво впустил его в себя и стал его частью. А как же могло быть иначе?! Ведь ему не исполнилось еще и двадцати лет.
Жизнь Колокольчикова теперь делилась между общежитием, университетом и городом. Он просыпался рано, не просто в радостном, а в каком-то радужном настроении. В комнате был установлен динамик радиотрансляции, и каждое утро он слушал сообщение об уровне вод Дуная, а каждый вечер передачу «Поэтический момент. О любви». Дышалось необыкновенно легко, и он удивлялся: «Давление здесь что ли меньше!?» В аудиториях пытался, как и румынские студенты, составлять конспекты, однако из этого, понятно, ничего не получалось. Поэтому он просто смотрел по сторонам и жил. На бухарестских улицах по вечерам была праздничная атмосфера. Румыны умели беззаботно радоваться жизни, и Москва отсюда казалась городом тяжелых нравов.
В университете к советским студентам особых требований не предъявляли, от общественных дисциплин благоразумно освободили. Проходной балл на экзамене был гарантирован, нужно было только не попадать в скандальные истории. В посольство ходили лишь на нечастые комсомольские собрания и в бухгалтерию за стипендией.
А стипендия была приличной примерно, как зарплата румынского инженера. Поэтому Колокольчиков мог водить свою девушку в театры и рестораны «Миньон», «Селект», «Континенталь», ездить с ней в горы и на море.
Однажды в Нептуне они вдвоем сидели вечером на лавочке в парке. Было тепло, веял легкий бриз, шум морских волн смешивался со звуками негромкой музыки из ресторана поблизости. Колокольчиков, закинув голову, смотрел на усеянное звездами темное небо, а потом закрыл глаза. Он просто изнемогал от счастья, и подумал: «Будет ли мне еще когда-нибудь так хорошо!?»
Как-то Колокольчиков пил пиво с приятелем в рабочей забегаловке у Бессарабского вокзала. Два пожилых румына за соседним столиком услышали русскую речь и заговорили с ними. Оказалось, что после войны они отсидели сроки в сибирских лагерях, и Колокольчиков сначала струхнул, ожидая ссоры. Разговор, однако, вышел неожиданно добрым, и они даже выпили все вместе еще и по стаканчику цуйки.
Время от времени на факультете Колокольчиков улавливал беззлобные насмешки в свой адрес. Решил все же выяснить, что румыны думают о советских. Спросил свою девушку, и она рассказала анекдот: Ваня гонится за Маней по берегу Черного моря. Настигает ее, они падают на песок, он хватает ее и говорит: «Давай комсомольские взносы!» Колокольчиков хмыкнул, решил не обижаться, но запомнил.
Глава 11
Новый патрон
В 11 часов Василика за рулем «Ситроена-Пикассо» с полным баком был на площади Йены у въезда на авеню президента Вильсона. Вскоре появился знакомый мужчина, который бросил портфель и черное пальто на заднее сиденье и уселся впереди рядом с Василикой.
Курс на Страсбург! бодро провозгласил он.
Василика выехал на набережную Берси, пересек окружной бульвар Peripherique и вырвался на А4.
Предстояло примерно четыре часа скучной езды по автостраде. Клиент, судя по всему, находился в хорошем расположении духа, был разговорчив и шутил комментировал рост цен, правительственные реформы, надвигающиеся забастовки. Василика поддерживал разговор лаконичными репликами: вежливость входила в круг его обязанностей. Уже за Кольмаром мужчина вдруг спросил:
Ты румын?
Василика, которому вопрос совсем не понравился, помешкав немного, кивнул.
Я тоже, сказал пассажир и перешел на родной язык, но никаких личных вопросов не задавал.
На въезде в Страсбург, мужчина показал на большой дорожный указатель с надписью «Les institutions europeennes» и сказал:
Туда.
Когда Василика остановил машину перед зданием Европейского парламента, мужчина повернулся к нему, протянул деньги и сказал:
Послушай. Мне часто бывает нужен водитель. Иногда срочно, по звонку. Без формальностей, за наличные. Но не подводить! Тебя это устраивает?
Василика колебался, но 800 евро, которые он уже держал в руке, сделали свое дело.
Почему нет? сказал он, пожав плечами.
Тогда давай номер сотового, сказал мужчина и вручил ему визитную карточку:
Всю обратную дорогу Василика казнил себя за то, что согласился. Деньги грели карман, но тип смутно его настораживал. «Ну что я в самом деле! разозлился, в конце концов, сам на себя Василика. Все-таки он депутат, а я кто? Деньги есть деньги. И потом всегда же можно сказать ему adieu».
Глава 12
Позолоти ручку!
Вечер, дом на окраине Бухареста. Внутри задернуты занавески, слабый электрический свет. На стульях несколько румын, которые ждут своей очереди, как в поликлинике. Чувствуют себя явно неловко. Как выяснилось позже, архитектор, балерина, доктор
Девушка Колокольчикова уговорила его пойти вместе с ней к гадалке. Сначала он отпирался, твердя по-комсомольски, что это, мол, всё суеверия, но в конце концов любопытство взяло верх.
Румыны вполголоса переговаривались, и таким образом Колокольчиков узнал, что гадалка Лайла до войны, будто бы, была замужем за одним из главарей «Железной гвардии». Коммунисты ее арестовали, но на процессе она обвинила прокурора, что он изменяет жене. В результате за решетку упекли прокурора, а она стала работать на органы
Сейчас живет в Плоешть, в Бухарест приезжает «на гастроли». Принимает людей в чужих квартирах. Никогда не бывает в одной квартире дважды.
Балерина вышла от гадалки вся заплаканная, архитектор, смеясь как сумасшедший, доктор сказал, что пойдет последним.
Подошла их очередь. Зашли. На софе полулежит женщина лет семидесяти, смуглое лицо в морщинах, черные волосы собраны в пучок. Кажется, цыганка. Длинное платье с узорами, руки в браслетах до локтей. Настольная лампа повернута к стене, в комнате полумрак.
Сначала с Колокольчиковым. Сказала, чтобы написал несколько слов на листке бумаги. Посмотрела и сразу назвала инициалы его имени и фамилии.
Потом угадала, что Колокольчиков занимается «чем-то близким к искусству». Подумав, добавила, что он необычайно, обостренно чувствителен. Долго жить не будет
Перешла к девушке: «Замуж выйдешь сразу после факультета. Ты же про мужа узнать пришла? С сыном будет несчастье. Зато второй сын станет исключительным человеком, но не будет знать удачи. Ведь удача только для людей с мелкой душой».
Обоим: «Вы никогда не будете заниматься профессией, к которой готовитесь. Брак ваш всех удивит, а денег у вас никогда не будет. И еще: вам нужно очень заботиться о здоровье, потому что больше некому».
И за все это взяла сорок леев.
Глава 13
Полезные навыки
Жизнь шла своим чередом. Василика по-прежнему днями колесил по городу на «Ситроене-Пикассо», а по вечерам в своем скворечнике листал субботние журналы и смотрел американские сериалы. Иногда ходил в квартальный спортзал, где колошматил кулаками в митенках по кожаному мешку с песком и осваивал смешанные единоборства. Василика наслаждался полной безмятежностью своего существования и с удивлением вспоминал, что прежде ощущал, как будто, некий зуд, если в его жизни ничего не происходило. Время от времени звонил Мунтяну, и Василика отвозил его по различным адресам, доставлял пакеты и конверты в министерства и посольства, выполнял другие мелкие поручения. Отношения установились деловые, клиент не скупился, и Василика был доволен.
Однажды вечером Мунтяну попросил отвезти его на встречу в бистро где-то возле Лионского вокзала. Они зашли в слабо освещенное помещение, где Мунтяну сел за столик в углу, а Василика у окна. Вскоре появился некий тип в таком же черном пальто, как у Мунтяну. Минут пятнадцать они тихо разговаривали, наклонившись друг к другу над стаканами со скотчем.
Василика отпивал небольшими глотками panache (смесь пива с лимонадом) и, как обычно, ждал. Затем тип положил на стол обвязанный бечевкой пакет и, попрощавшись, ушел. Мунтяну сунул пакет в портфель и стал допивать скотч.
Когда они поднялись со стульев, Василика вдруг почувствовал неладное. Обернувшись, он увидел, что к ним стремительно приближается дюжий парень с тяжелой бутылкой в руке. Василика мгновенно выбросил вперед ногу, угодив нападавшему в солнечное сплетение, так что тот рухнул как подкошенный.
Откуда-то из тени появился другой громила и попытался нанести крюк справа. Василика вовремя нагнулся, и кулак пролетел над головой. Он нежно обнял нападавшего сзади за шею и согнул руку в локте, так что тот захрипел, обмяк и опустился на пол.
Вжавшийся в спинку стула Мунтяну прижимал обеими руками к груди портфель и, как завороженный, смотрел на происходящее.
Из темноты выскочил третий верзила и оторопело уставился на два бездыханных тела на полу. Василика сделал в его сторону легкое движение, верзила шарахнулся и, опрокинув по пути стул, выбежал на улицу.
Затем Василика заглянул в глаза бармену, который уже вынул из кармана мобильник, и сказал негромко: «Не надо». Помог Мунтяну подняться со стула, и они вышли из заведения.
Через пару дней Мунтяну пригласил Василику на обед. В ресторане La Colonnade Василика чувствовал себя не в своей тарелке, и Мунтяну всячески старался облегчить его участь: перевел на человеческий язык меню, объяснил, как пользоваться многочисленными вилками и ложками, поставил на место насмешливого официанта.
Пустое! сказал он пренебрежительно. Научишься всему этому в два счета.
Василика не употреблял алкоголя, но выпил бокал Cote Rotie. Остальное досталось Мунтяну, который совсем этим не был огорчен. Покончив с десертом мороженое parfait с палочкой ванили, он откинулся на спинку стула и сказал:
Ты меня удивил И выручил, конечно Хочу тебя поблагодарить, и он протянул Василике конверт. Тот взял и пробормотал что-то не очень внятное, вроде «само собой»
Хочу сделать тебе предложение, продолжал Мунтяну. Сколько ты сейчас зарабатываешь?
Ну, две с небольшим, сказал, помешкав, Василика, который, на самом деле, редко дотягивал до двух тысяч евро в месяц.
Так, сказал Мунтяну. А хочешь работать со мной постоянно? Ну скажем, за шесть тысяч евро
Василика почувствовал, что его воображаемая гарсоньера начинает приобретать конкретные очертания. Может быть, удастся даже найти район получше.
А что нужно делать? спросил он на всякий случай.
Да то же самое, как-то легкомысленно ответил евродепутат. Конечно, драться каждый день не придется, но вопросы безопасности тоже будут твоими.
Василика попытался быстро обдумать предложение, но почему-то не получалось, мысли разбегались в разные стороны, как мыши в подвале.