Мне было достаточно минут пятнадцать-двадцать я пришел в нормальное состояние и взял в руки учебники.
Наступило время мать позвала обедать. После обеда я часа два слушал музыку крутил пластинки и после отправился в спортзал. Меня ждал Олег Анатольевич. Он часто любил повторять:
Спорт, Асоков, не знает ни выходных, ни праздников запомни это.
Моя голова была забита мыслями о девушке. Хронометр-секундомер был в этот раз не для меня. У меня ничего не получалось. Физорг, глядя на его стрелки, все время меня торопил. Мои результаты ему явно не понравились. В итоге Олег Анатольевич махнул рукой и сказал?
Ты, Андрей сегодня несколько рассеянный. Успокойся и приходи завтра. А сейчас домой, но не спеши пройдись по улицам, побудь дольше на свежем воздухе. Это помогает. Да и еще обязательно проверь температуру и давление.
Хорошо! сказал я. Мне ничего не оставалось, как выполнить пожелание Физурнова погулять по городу. Температуру и давление я не померил, проигнорировал, так как хорошо знал причину своего недомогания. Я беспокоился за девушку, не понимая отчего, она не появляется в Доме культуры. Что ей стоит?
Дома я появился, когда начало темнеть, оглянуться не успел, пришел вечер. Едва я и мать сели за стол на пороге показался отец. Он, быстро разделся, привел себя в порядок, помыл руки и подсел к нам. Николай Валентович выглядел уставшим. Он не любил общепит всякие там фуршеты. Его утомляла суета. Отец часто с инспекцией от министерства выезжал в командировки помотался по стране и хотел, жаждал одного лишь спокойствия.
Мне было интересно наблюдать за отцом. Николай Валентович никогда не выходил из себя, даже дома. Он умел везде в любых самых щекотливых ситуациях быть на высоте. Отец чувствовал плохое настроение матери, знал, с чем оно связано с желанием Любовь Ивановны перебраться в столицу и как мог, гасил ее раздражение.
Я понимал, что квартиру в Москве нельзя было бы сравнить с нашим домом с домом-коттеджем. У нас удобств было намного больше, чем, если бы мы жили в столице. Комфорт не ограничивался только горячей и холодной водой, отоплением мы имели возможность дышать свежим воздухом, летом отдыхать в маленьком саду из нескольких яблонь, вишен и кустов смородины, копаться в земле перед домом была прекрасная клумба. Этого в Москве у нас не было. Я не раз бывал в ней и мне город не нравился. Я его считал большим и бестолковым. Однако мать так не думала. Ей столица была нужна, чтобы затеряться спрятаться от женщины-соперницы бывшей жены Николая Валентовича. Как Любовь Ивановна не крепилась воспоминания о прошлом нет-нет и выводили ее из равновесия.
Злополучная поездка отца по работе, туда в Москву, в ее Москву, наверное, из-за того, что она пришлась на выходной день, вела к скандалу. Я недоумевал. Обычно я не влезал в распри родителей, хотя тайное, касающееся только их обоих, порой задевало и меня.
Отец без крика, спокойно, с упорством отражал натиск матери.
Люба, забудь все! Не терзай себя! Живи настоящим. Тем, что у тебя есть. Зачем ты лезешь в мою голову? Я же знаю тебя. Ты снова расстроишься.
Он многое скрывал от матери, как мог, оберегал ее. Отец держал ту странную женщину в памяти лишь для себя и то, только из-за дочери, иначе бы давно забыл. Не нужна она была ему.
Разговор мне не нравился. Тошно было слышать о том, о чем было много раз переговорено. Я, глядя на отца, видел, как он мучился. Мать наверняка это тоже понимала. Однако не унималась, словно с горки на лыжах или же на санках катилась вниз, без задержки.
Отец желал что-то нам сообщить и боялся, не знал, как это сделать. Наконец, он отодвинул тарелку и прямо без обиняков сказал:
Я, завтра уезжаю! Мне предстоит командировка.
Туда? спросила мать скривившись.
Отец сморщил лоб, намереваясь соврать, но не соврал.
Да, туда! ответил он и глубоко вздохнул. Николай Валентович понимал, что жене тяжело это слышать, понимал и, тем не менее, открылся перед ней.
Я увидел глаза матери, ее, загоревшиеся вдруг щеки и открывающийся рот. Не знаю, как все случилось. Меня как будто что-то ужалило. Я неожиданно подскочил и побежал вон из столовой в кабинет отца, тем самым спас положение.
Произошло это машинально, не по моей воле. У стола отца большого двух тумбового я остановился. Следом за мной бросилась мать. Отец в кабинете появился чуть позже. Мне отчего-то привиделось он пришел не один. Рядом стояла странная женщина его бывшая жена и еще моя сводная сестра маленькая девочка.
Я резко вскрикнул. Мать тут же обхватила меня руками:
Андрюша, Андрюша сынок, что с тобой?
Вот, здесь, смотрите, здесь оно лежало.
Что лежало? услышал я снова дрожащий голос матери.
Как что? Письмо. Я нашел его, нашел тогда давно, лет десять назад здесь на этих кипах бумаг двойной тетрадный листок в линеечку и прочитал: «Здравствуй дорогой папочка. Можно я тебя буду так называть, ведь я твоя доченька? Правда? Я папенькина доченька».
Да-да это ее слова, тут же поддержал меня отец. Это слова твоей сводной сестры Инги.
Что я тогда сделал? развернувшись в сторону матери, спросил я. Тут же побежал к тебе: «Мама, мама кто это папенькина доченька?» И тут же поплатился получил от тебя. Ты помнишь? А еще что ты мне тогда сказала: «Как ты посмел, читать чужое письмо? Кто разрешил? Давай мне свои руки, руки, которые брали письмо».
После трепки я убежал в гараж и там долго плакал. Я понял папенькиной доченькой была та самая девочка, которую однажды я отлупил прутом. Она! кричал я тогда, исступленно стуча своими маленькими кулачками по земле. Она виновата! А еще я винил странную женщину с чемоданом.
Помнишь, я снова обратился к матери Мне не хотелось идти домой? Меня напугала темнота ночи. Только она меня заставила тогда вернуться.
Андрюша, сынок! Я же у тебя тогда попросила прощения.
Ну, и что? Ты же мне сама сказала: «Чужие письма нельзя читать!» сквозь хлынувшие вдруг из глаз слезы пробормотал я. Сказала?
Да! ответила тихо мать.
А мысли, можно? Можно читать то, что отец от тебя пытается утаить. Утаить не для того, чтобы обмануть, а спасти от фантазий, фантазий способных тебя свести с ума. Зачем тебе лезть в его голову?
Прости, прости сыночек!
Я с трудом поднялся с кресла и, слегка качаясь, отправился к себе в комнату. Мне было тяжело смотреть родителям в глаза. Мать была не виновата. Отец был не виновен. Прошло время и я, как это не покажется странным, легко простил свою сводную сестру и ее мать странную женщину с чемоданом в руках. Время способно сгладить любые острые углы заставить забыть плохое, приукрашивать жизнь, смягчать ее.
На следующий день рано утром мать спокойно без шума собрала отца в дорогу, и он уехал туда, к себе на юг. Я знал, отец вернется. На прощанье он крепко пожал мне руку и как-то иначе не так как обычно посмотрел прямо в глаза:
Знаешь сын, ты, ты как это сказать? Твои вчера слова, хотя ты и расплакался слова мужчины!
За много лет, моя мать, наверное, первый раз в жизни проводила отца без тягостных мыслей в душе. Это была победа, не только ее всей нашей семьи общая. Прошлое уже не способно было повлиять, испортить жизнь Любовь Ивановны. Время ожидания Николая Валентовича пролетело быстро. Даже мать его не заметила, не говоря уже обо мне. Из командировки отец приехал другим человеком. Он открыто смотрел в глаза Любови Ивановне. Она, не отходя от порога, не нервничая, подняв глаза, тихо спросила у него:
Ну, как, отдал Ингу замуж?
Отдал! ответил отец, немного помолчал и сказал: Ты знаешь, я просто не мог не присутствовать Она ведь моя дочь!
Не пойму я тебя, услышал я в ответ спокойный голос матери, то она твоя дочь, то не твоя! А тот курчавый? Ты говорил, что твоя бывшая жена с ним путалась!
Да знаю, я того курчавого! А глаза, глаза? Глаза то у дочери мои! сказал отрезал отец.
Зеленые глаза девушки мне не давали покоя. Однако я для себя решил на танцы не ходить будь что будет. У меня тоже есть характер. Правда, я недолго ерепенился. Однажды вечером в дом неожиданно ворвался Михаил Крутов.
Андрей! Андрей быстрее-быстрее собирайся. Она снова пришла на танцы.
Кто она? нарочито спросил я.
Ты, знаешь кто! ответил тут же парень. Меня Преснов послал. Он за ней наблюдает. В обиду не даст.
Я тут же набросил на себя одежду и выбежал вслед за Михаилом на улицу. Он бежал впереди и выкрикивал впопыхах:
Будь настойчивее, смотри больше не тяни время. Подойди и пригласи на танец. Тут же не откладывая, познакомься.
Хорошо-хорошо! Я, так и сделаю! прокричал я ему, захлебываясь от сильных порывов ветра.
Я выглядел, наверное, непрезентабельно. Отдышавшись на крыльце Дома культуры, мы вошли вовнутрь. Виктор встретил нас на пороге. Он крепко пожал мне руку и сказал:
Иди, она там в зале! Я думаю, тебя ждет оглядывается. Всего уже «обмусолила». Дырку на мне протерла. Взгляд у нее недоуменный, будто спрашивает: «Где твой товарищ?»
Я быстро «прошелся» глазами по залу, встретился со своей зазнобой взглядом и улыбнулся. Девушка была не одна. Она сидела недалеко от оркестра рядом со своей подругой Полнушкой. Я решил, как только будет медленный танец, тут же ее приглашу. Мне пришлось долго его ждать. Я был весь в нетерпении, не знал, что делать. И вот момент настал. Я вырулил из толпы ребят и направился прямо к своей любимице, но странно был вынужден остановиться. Остановиться на полпути. Я увидел у девушки на коленях какого-то парня.
Ни чего себе! Как она могла? негодовал я. Раньше, он мне на глаза никогда не попадался, и вот представьте Я, демонстративно резко взглянул на нее, развернулся на сто восемьдесят градусов и пошел в другой конец зала. Ко мне тут же подбежал мой друг Виктор.
Ну, вот и все окончилась любовь! сказал он, заглядывая мне в глаза. Опоздал ты. Я же тебя сколько раз предупреждал, а ты не хотел мне верить. Он помолчал, а затем, хлопнув меня рукой по плечу, взбодрился:
Слушай, давай мы этому прыщу, как следует, накостыляем. А ты не лезь, будь в стороне. Договорились?
Нет-нет, что ты! отказался я. Зачем все это? Она после со мной вообще не захочет разговаривать. Ты, прав в одном, что мне не нужно было тянуть красивых, сразу уводят.
От огорченья я чуть не ушел с танцев, но удержал меня Михаил Крутов. Он посоветовал пригласить подругу моей зазнобы Полнушку.
Я заметил, на девушке новое ситцевое платье. Для кого-то она его одела? И решил, пусть будет для меня.
За спиной я услышал язвительный голос товарища:
Раз не хотела дружить с таким парнем, пусть теперь помучается, покусает локти. Будет знать!
Во время танца я чувствовал себя уверенно. Благодаря уроку, преподанному мне Виктором, у меня получалось неплохо. Девушка тут же без всякого стеснения назвала мне свое имя:
Я, Татьяна, сказала она. В ответ я лишь кивнул головой, говорить не хотелось. Можно, я к тебе буду обращаться по имени? спросила она. Я снова кивнул головой, но не представился.
Андрей! услышал я ее голос. Моя новая знакомая Полнушка, не молчала. Я слушал ее и недоумевал: откуда, откуда она столько обо мне знает? Друзья не могли проболтаться. Я был известен благодаря своим родителям, возможно, этого было достаточно.
Из-за обиды на свою любимицу я принялся уделять Татьяне максимум внимания, на какое был способен, при этом не забывал бросать взгляды и на ее подругу. Парня уже не было. Он куда-то ушел, и это меня радовало. Испугался меня вот и ушел.
Моя партнерша мне стала не нужна. Я явно скучал по своей зазнобе. И как после оказалось, она также была ко мне неравнодушна, так и бросала на меня взгляды.
Держись! шепнула мне вдруг Татьяна, твоя идет. Она так и сказала: «твоя».
Наверное, мое поведение возымело действие. Я не мог поверить. Девушка подошла к нам и неожиданно у многих на глазах оттолкнула свою подругу:
Поезжай ты лучше домой, а не крутись возле моего парня! сказала она, а затем, уже глядя мне прямо в глаза, выдала:
Пошли, выйдем. Я хочу с тобой поговорить. Она была настроена решительно. Лицо у нее было серьезным. Серьезнее не бывает. Такого я у нее после никогда не видел даже в тяжелые минуты испытания нашей любви.
Михаил Крутов танцевал. Виктор Преснов сидел без дела. Я, представ перед ним, не удержался и кивнул в сторону Татьяны. Он меня понял, встал и послушно пошел к девушке.
Если что? Мы, здесь рядом, сказал он. Зови нас на подмогу!
Моя красавица вышла из танцевального зала в коридор, нашла укромное место возле раздевалки и остановилась. Я подошел к ней. Она посмотрела на меня, слегка помялась, подыскивая слова:
Ты подумал, что у меня есть парень? спросила девушка. Так?
Да! ответил я.
Это мой брат! сказала она. Он просто дурачился. Тебя хотел достать. Он на машзаводе работает. Если хочешь знать мой брат женатый человек. У него даже ребенок есть. Неделю назад родился. Я поэтому и не ходила на танцы. Помогала ему и Надежде его жене. Правда, моя помощь этой Надежде оказалась не очень уж и нужна. У моего брата такая родня, что лучше не связываться Да, что говорить мой брат сам после рождения ребенка ей этой родне больше не нужен. Девушка замолчала. Через мгновенье я снова услышал ее мягкий голос:
Я, учусь в индустриальном техникуме, сказала она, и ты учишься. Я знаю. На выходные дни вместе с подругой или братом я уезжаю домой. Здесь недалеко. Она подняла глаза, и лицо девушки засветилось.
Меня зовут Света! она тут же быстро подала мне руку. Я взял ее.
А тебя как зовут? спросила девушка.
Ты же знаешь? сказал я, и, не дожидаясь ее реакции, ответил:
Я, Андрей! Асоков Андрей!
Ну, вот мы и познакомились! улыбнулась Света, и я невольно улыбнулся ей в ответ.
Я живу в общежитии, и девушка назвала мне номер комнаты. После добавила: Приходи в гости. Я буду тебя ждать. В комнате я живу не одна, с подругами. Одну Татьяну ты уже знаешь. С другой Валентиной познакомишься позже. Если, конечно, придешь.
Во время разговора к нам подошел тот самый парень, который сидел у Светланы на коленях.
Алексей, обратилась к нему девушка. Это, Андрей! Познакомься.
Я подал ему руку.
Зоров! сказал парень.
Этот самый Зоров был на вид лет тридцати. Армия у него была, как и у меня позади. Однако, кроме выправки она Алексею ничего не дала. Его рукопожатие оказалось слабым. Эта самая слабость возможно и явилась причиной того, что в будущем Зоров не смог выдержать те испытания, которые вдруг обрушились на его голову не только физически, но и душой. Я был другим человеком целеустремленным, этим, наверное, и понравился Светлане.
Два года армии я «крутил баранку» это благодаря отцу. Он мечтал водить автомобиль, но так и не нашел возможности пойти выучиться, а вот меня в свое время толкнул на курсы шоферов, в ДОСАФ, были такие добровольные организации содействия армии и флоту. Однако, чтобы там не говорили легко мне не было. Попал я в строевую часть и там получил хорошую практику стал настоящим мужчиной. Я был патриотом своей родины и служил с такими же парнями. Тяготы службы меня не сломили. Армия меня закалила, сейчас ее боятся, как черт ладана, прячутся все делают, чтобы не пойти. В наше время, такого не было. Положение в стране было иным. Мы защищали общее добро, государственное оно исчислялось миллиардами рублей, а сейчас богатеев, хранящих доллары в иностранных банках и готовых в любой тяжелый момент для страны покинуть ее, предать.
Физическая подготовка после идеологической в армии была на первом месте поощрялась. Я, вначале вместе с командиром отделения сержантом, а затем уже в последний год службы сам, задолго до официального подъема, вставал и бежал на спортплощадку. Меня порой даже непогода не останавливала только в исключительных случаях.