Мам, погляди-ка на батю, позвал Валентин. Чем ни гулебный атаман?!
Ну, только до парикмахерши дойтить, штоб трошки прическу приаккуратила, и можно в клуб на сходку казачью! рассмеялась Оксана Семёновна.
Што вы, ей-богу? смутился старик. Но, проходя возле зеркала, взглянул на свое отражение и пригладил на левую сторону поредевший чуб. Картуза нету. Надо справить. В Ростове шьют. Молодняк в станице весь прибран, а до стариков не дошли.
Может, тебе и шаровары с лампасами справить, атаман? со смешком в голосе поинтересовалась Оксана Семёновна.
Так не помешало бы. У сына наверняка есть?
Есть, подтвердил Валентин. Прости, отец, не пришло в голову для тебя заказать. У нас в ателье при Академии бронетанковых войск свой закройщик имеется Олег Чумаков. Отличный мастер. Восстановил все дореволюционные образцы казачьей формы. Давай мерки снимем, и тебе сошьет. Мам, где у тебя швейный метр?
Вы што, издеваетесь? На кой ляд она ему сдалась перед с Оксана Семёновна вдруг осеклась на недосказанном слове, как перед внезапной преградой, и, понизив голос, закончила фразу: Перед станичниками срамитса?
Мама, казак безлампасный все равно что бесштанный.
Ну, шут с вами! Форсите, коли охота. Метр в машинке швейной, под столом. Совсем сказились!
Семёновна еще немного поворчала в адрес мужской половины семьи, иронизируя над старательными обмерами Якова Васильевича, вполне серьезно решившего приодеться в казачью форму, про которую семьдесят лет и думать забыли в станице. Да вот новое поветрие на возрождение казачества началось. И ее младший сын этому немало способствовал в Москве, убеждая депутатов Верховного Совета и чиновников в Министерстве обороны в нужности этого процесса. «Разве ж дадут опять волю казакам, думала она, когда Кремль всю власть в свои руки взял? Вон Ельцин и его команда показали, как они свои интересы блюсти будут. А тут втемяшили дурачки себе в голову лампасы им нужны! Как дети малые».
Но она быстро примолкла и стала чутко прислушиваться к разговору мужа и сына, когда Яков Васильевич вновь начал вспоминать свои мытарства военной поры.
Шахтер, конечно, из меня был никакой. Но лопатой махать дело нехитрое. Поставили меня на погрузку угля в вагонетки.
Кидаю помалу, присматриваюсь к тем, кто рядом находится. Люди, надо сказать, разнокалиберные были. Семён Дубина еще в бараке предупредил: «В смене разный народец есть. Охранника Андрея Рябенького, что в забой спускается, опасаться не стоит свой парень. Но есть и подсадные утки провокаторы. Так что ухо надо держать востро, а язык не распускать».
Работают все по-разному. Кто-то старается, как на стахановской вахте, кто-то не шибче меня лопатой шевелит. Но явных лодырей нет. Все знают, что доносчики не упустят случая отличиться перед лагерным начальством.