Возрождение детской массовой литературы в последние десятилетия шло вразрез с тем, что, как считают некоторые, являлось единственной достойной сохранения частью советского наследия: «хорошими» книгами, которые учили правильной морали и правильным ценностям, подобающему социальному поведению, сочувствию и умению быть настоящим другом. Как бы ни хотелось многим интеллектуалам забыть об этом, «западный мусор», хлынувший в Россию после 1991 года, стал движущей силой в развитии новой детской и подростковой литературы. Ошибочное, но часто повторяемое утверждение, что «детям нечего читать», в действительности указывало на важнейший процесс культурного обновления, стряхнувшего пыль с раннесоветских и дореволюционных правил игры. Рецепт появления новой литературы сначала перевести с других языков, потом опубликовать подражательную массовую литературу, следом за этим написать книги, которые будут отражать современные социальные проблемы, свергнуть правительство, начать все сначала верная и проверенная формула создания чего-то «совершенно нового», которой снова и снова следовали социальные элиты.
Обновлению литературных канонов может также препятствовать стойкость предыдущих, например канона советской детской литературы, а также упорство давно укоренившихся идей, таких как мышление времен холодной войны. И советский детский канон, и образ мыслей, присущий холодной войне и отраженный в значительной части канона, продолжали влиять на то, что происходило в российской культуре, вследствие чего современным детским писателям порой нелегко было найти своего читателя. При всем разнообразии и отличном качестве новых, написанных по-русски книг для детей и подростков миллионы мам и пап, бабушек и дедушек, не говоря уже о министерстве просвещения, предпочитали обожаемую ими классику советской эпохи. В свое время, несмотря на труднейшие экономические условия, большевики, при помощи исходящих от государства указаний, оказались способны создать новую детскую литературу всего за пятнадцать лет, однако сегодняшняя децентрализованная система, состоящая из небольших элитных издательств, активистов и писателей (многие из которых не получали вознаграждения за свою работу), неровня прекрасно финансируемой машине, включавшей в себя Союз советских писателей и огромные государственные издательства. За время существования советской власти в производство детской литературы были вложены гигантские ресурсы и энергия, не говоря уже о творческом потенциале и умелой координации процесса. Неудивительно, что произведения, созданные в этой системе, продолжают жить полной жизнью и находят отклик у читателя через много лет после исчезновения создавших их государственных образований.
Постсоветский период служил не только идеальным контекстом для исследования нового корпуса литературы, выдвигающей на первый план иные представления о детях и подростках, но и идеальным фоном для изучения того влияния, которое оказывали на социализацию подрастающего поколения становление рыночных отношений и неоднократные экономические кризисы. И хотя последствия распада Советского Союза все еще продолжали ощущаться, новые веяния в книжном рынке для детей и подростков проливали свет на многие вопросы, связанные с гражданским воспитанием детей. Ключевой вопрос, который мы обсуждаем в этой книге, заключается в том, является ли революционная парадигма российской истории повторяющееся утверждение, что россияне опять стали новыми гражданами новой страны, отражением устойчивого процесса культурного обновления или это поистине гениальная стратегия, позволяющая навеки сохранить глубоко укорененные культурные ценности, политические институции и социальные практики в общественном организме, который на поверхности стремится к западному образу жизни, но никогда не становится до конца западным.
В российском контексте идеологических вопросов избежать невозможно; с самого начала советский проект стал руководствоваться новой политической философией сначала марксизмом, а потом официальной государственной идеологией марксизма-ленинизма в качестве стратегии разработки новой системы управления государством. Советскую детскую литературу часто критиковали за то, что она насквозь идеологична, факт, которого нельзя отрицать. Литература для детей и подростков, публикуемая в России после 1991 года, тоже была подвержена идеологическому влиянию, хотя совсем не так прямо и поначалу с гораздо меньшим непосредственным вмешательством государства. Так же как американская детская и подростковая литература отражала идеологию индивидуализма и опоры на собственные силы на фоне сохраняющейся веры в превосходство белого большинства, детские книги постсоветского периода выводили на первый план идеи индивидуальности и самостоятельности, отказываясь от свойственной советской эпохе государственной доктрины. Пороки развитого капитализма, столь очевидные на Западе от чудовищного социального неравенства до нарастающей экологической катастрофы, начали уже бросаться в глаза и в России, несмотря на то что российский капитализм находится скорее в начальной, чем в поздней своей стадии. Политика «управляемой демократии» президента Владимира Путина этот термин только подчеркивал неприятие режимом демократических процессов тоже оказывала влияние на развитие современной детской литературы благодаря поддержке публикаций книг, пытающихся увековечить миф о прекрасном советском прошлом, и принятию законов, «защищающих» детей от влияния негетеросексуальных меньшинств7. Однако все еще предстоит понять, сможет ли усиление ведущей роли государства в области культуры остановить или в какой-то мере замедлить уже начавшиеся процессы культурных перемен.
Наша книга рассматривает советское прошлое в качестве жизненно важного источника новой российской детской литературы при этом еще не вполне понятно, в полной ли мере новая литература переросла свое социалистическое происхождение. Это уже третья книга в издательстве «Брилл», посвященная исследованиям русской детской литературы. Первой была вышедшая в 2013 году книга Бена Хеллмана «Сказка и быль: История русской детской литературы», за ней в 2019 году последовал сборник статей под редакцией Ольги Ворониной «Советская детская литература и кино»8. Наша книга, однако, является первым исследованием современной детской литературы на русском языке и в таком качестве может внести долгосрочный вклад в изучение детства, гендерных отношений, роли государства, глобализации и других тем, связанных с важностью передачи культурного наследия. После краткого обзора наиболее существенных моментов истории советской детской литературы (глава первая) мы исследуем изменения в организации литературного и издательского процесса после 1991 года (глава вторая) и описываем новые произведения массовой литературы, появившиеся в 1990‐х и 2000‐х годах (глава третья). Затем, во второй части книги, мы рассматриваем панораму детской литературы после 1991 года (глава четвертая), отмечаем новаторские достижения в области подростковых книг в России (глава пятая) и заканчиваем книгу исследованием неформальных сообществ, связанных с детской литературой, структуры чтения и реакций детей-читателей на инновационные тексты в эпоху интернета (глава шестая).
Во всех культурах детство нелегкое время; перед лицом закона дети не считаются независимыми субъектами. Они не просто подопечные тех взрослых, которые о них заботятся: дети находятся под сильнейшим влиянием решений, принимаемых их родителями, не говоря уже о ценностях данного конкретного общества. Подобным образом ситуация с детской литературой во всех странах осложнена тем, что авторами детских книг редко оказываются сами дети: как бы писатели-взрослые ни пытались выразить то, что испытывают дети, они передают укорененные в культуре, полностью сформированные представления о жизни читателям, которые еще только начинают социализацию в рамках своих сообществ. С нашей точки зрения, этот сложный акт передачи культурных ценностей превращает детскую литературу в один из самых важных и привлекательных культурных артефактов, когда-либо производимых человечеством. Мы написали эту книгу для тех, кому, как и нам, интересна эта тема и кого продолжает увлекать изучение травматического разрыва между советским прошлым и последовавшим за ним сложнейшим периодом, история которого еще только начинает писаться.
Глава первая
ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА В СОВЕТСКОМ СОЮЗЕ
Честность, готовность бороться за правду, совестливость, уважение к людям и к себе, любовь к знаниям и к труду, ответственность, чувство долга перед семьей, отцом, матерью, перед Родиной ненавязчиво входят в сознание ребенка через соприкосновение с хорошей книгой9.
Инесса Тимофеева. 100 книг вашему ребенку
Для того чтобы разрушилась вся огромная система усвоенного в раннем детстве, в жизни должно случиться невероятно сильное потрясение10.
Питер Бергер, Томас Лукман. Социальное конструирование реальности
Трудно найти корпус сочинений, более откровенно идеологически заряженный, более амбициозный в достижении своих целей, чем советская детская литература, созданная между 1917 и 1991 годами. Нацеленная на воспитание и социализацию будущих граждан, индустрия советской детской литературы невероятно разрослась и создала огромную, полностью контролируемую государством систему, состоящую из издательств, сетей распространения, школьных программ, книжных магазинов, детских библиотек, академических журналов и аспирантур, посвященных ее изучению. К 1991 году в Советском Союзе издавалось около 1800 наименований книг в год со средним тиражом свыше 200 000 экземпляров; в целом каждый год издавалось от 350 до 400 миллионов экземпляров детских книг11. Такие огромные тиражи вместе с координированными усилиями по воспитанию детей в едином идеологическом духе и населением, в целом ценящим чтение и образование, обеспечили то, что в Советском Союзе большинство детей читало одни и те же книги и усваивало одни и те же представления о том, что значит быть гражданами первого в мире социалистического государства и мировой супердержавы.
Советское государство закрытое общество с обязательным школьным образованием и централизованными школьными программами было способно диктовать, какие книги следует читать и какие считать каноническими. В результате канон советской детской литературы начал действовать как огромный, общий для всех текст. Под «советским детским каноном» мы не подразумеваем фиксированный набор произведений, призванных пропагандировать определенную истину; это скорее общее представление о том, какие книги для детей необходимо было прочесть и знать, укорененное в книжной культуре, единой для всех советских граждан. Никогда и нигде до того не предпринималось подобных координированных усилий, направленных на формирование универсального набора знаний среди детей и подростков с помощью культурного канона, выработанного специально для этой цели12. К концу советского периода такие любимейшие детские герои, как доктор Айболит, Чебурашка, Крокодил Гена и дядя Федор, олицетворяли саму идею советского детства, а их разнообразные приключения и сюжетные ходы соответствующих книг вошли в культурный обиход миллионов советских детей. Удивительной особенностью этих героев было то, что они вполне соответствовали идеологическим требованиям режима и вместе с тем находили самый широкий резонанс у детей и взрослых. Это был двойной процесс государственная поддержка сверху и огромная любовь читателей снизу; именно эта двойственность и делала их каноническими фигурами13. Советский канон детской литературы обширный корпус текстов, укорененных в материальной реальности и общих социальных практиках, был замечателен именно своей удивительной стойкостью. Многие из лучших советских детских книг остаются в культуре знаковыми и служат примерами таких положительных аспектов советской жизни, как бесплатное образование, всеобщая грамотность, высокий уровень достижений в области науки и искусства, признание необыкновенной важности культуры. В течение всего советского периода детские книги были призваны служить безошибочным нравственным компасом, прививать детям сочувствие и сострадание, учить их хорошему поведению. «Добрые книжки» всегда изображали детство временем удивительных открытий, соответствуя советскому представлению о детстве как о замечательном (и с точки зрения передачи социальных навыков исключительно важном) периоде жизни. Продолжающаяся популярность советских детских произведений в постсоветской России и среди русскоязычного населения, проживающего в мировой диаспоре, опровергает мнение тех исследователей, которые полагали, что спонсируемая государством культура являлась всего лишь пропагандой, навязанной этим государством14. Представители многих этнических групп, говорящих по-русски, продолжали с огромным энтузиазмом читать своим детям и внукам произведения Корнея Чуковского, Самуила Маршака, Агнии Барто, Николая Носова, Виктора Драгунского и Эдуарда Успенского, с чувством ностальгии и утраты приобщая современных детей к тому, что предыдущие поколения считали лучшим в собственном советском детстве. Детство и ностальгия нередко связаны между собой, однако постсоветский контекст достаточно уникален благодаря тому, что эти произведения пришли из «другого мира», из советского прошлого, а значит, детские книги этого периода превратились в исторические артефакты ушедшего времени. Неудивительно, что из всей поддерживаемой Советским государством литературы именно детские книги продолжают читаться для удовольствия и остаются гораздо более популярными, чем любые другие произведения того же периода.
Поскольку советская детская литература родилась как коллективный проект, целью которого было взрастить любовь к коммунизму в рамках тоталитарного государства, многих исследователей из других стран изумляло количество превосходных, неустаревающих книг, которые были написаны для детей в Советском Союзе. Западные ученые часто подчеркивали идеологические аспекты советских детских книг, не всегда обращая внимание на их литературное качество, разнообразие и невероятное визуальное богатство15. Огромные ресурсы, выделяемые на создание этих книг, впечатляли с точки зрения любых национальных стандартов: как и первый полет человека в космос, советский детский литературный канон демонстрировал, чего можно достичь при наличии полного государственного финансирования. Наиболее привлекательные стороны такой организации дела в том числе гарантия широкой доступности для детей высококачественных книг, возможность обеспечить всеобщее образование и внести свой вклад в то, что Советский Союз стал «самой читающей страной в мире», оказались самыми часто оплакиваемыми культурными потерями постсоветской эпохи16.