Четвертый тип сюжета, счастливое детство, использует элементы трех предыдущих, изображая детство героя счастливой порой, временем открытий, игры воображения и творчества. Интересным примером этого сюжета является «Кондуит и Швамбрания» (1931) Льва Кассиля, где действие частично переносится в воображаемую страну, придуманную двумя братьями, Лелей и Оськой. Воображение братьев рисует множество деталей, вплоть до географической карты Швамбрании, флага, герба и армии. И здесь, и в других примерах повествований о счастливом детстве герой-ребенок живет в мире фантазии и «выныривает» из него на пороге зрелости, чтобы «быть со своим народом». Типичный персонаж такого произведения мечтает о приключениях; в выдуманном мире «буржуазный» ребенок проходит подготовку, которая поможет ему бороться за коммунистическое будущее в «реальном» мире.
Советский эпос, рассказывая о приключениях персонажей, особенно подчеркивает их героические деяния, проявления моральной стойкости и выполнение поставленной перед ними задачи. Согласно Бахтину, эпос детально описывает испытания героя, его упорство и конечную победу или гибель, но умалчивает о внутреннем развитии персонажа. В советском детском эпосе главное действующее лицо это советский герой-святой, ребенок с правильными идеологическими убеждениями, харизматичный лидер, чья преданность коммунистическим идеалам определяет и развитие сюжета, и окончательную развязку. Одни советские эпосы изображают вымышленные события («Красные дьяволята», «Тимур и его команда», история Мальчиша-Кибальчиша в опубликованной в 1935 году повести Гайдара «Военная тайна»); другие основаны на реальных событиях, где биографии детей и подростков служат примерами исключительного героизма и жертвенности (Зоя Космодемьянская, Павлик Морозов). Эти истории не предполагают никакой нравственной неопределенности, что уподобляет их сказкам и житиям святых, жанрам, глубоко укорененным в народной культуре. Конечно, советский эпос отличается от этих жанров главной темой строительством коммунизма, то есть лучшего, более справедливого общества.
Военные истории являются частным случаем советского эпоса. Они посвящены ужасающим страданиям во время Великой Отечественной войны и победе Советской армии над фашистской Германией. Эти повествования полны примеров патриотизма и героизма, они рассказывают о страшной потере 26 миллионов советских граждан, о бесконечном страдании людей во время блокады Ленинграда, длившейся 872 дня. Одни из первых книг о войне «Девочка из города» (1943) Любови Воронковой, «Сын полка» (1945) Валентина Катаева, «Васек Трубачев и его товарищи» (19471951) Валентины Осеевой. Написанный уже после войны рассказ Владимира Богомолова «Иван» (1957) стал широко известен благодаря фильму режиссера Андрея Тарковского «Иваново детство» (1962).
Философская сказка, порождение хрущевской оттепели, начавшейся в конце 1950‐х и закончившейся в 1968 году, куда менее монументальна и часто более иронична, чем вышеперечисленные жанры. Если герой советского эпоса «больше, чем жизнь», то персонаж философской сказки непременно очень маленький и незаметный. Наиболее известные примеры этого жанра пересказ книги А. А. Милна, сделанный Борисом Заходером в 1965 году и опубликованный под названием «Винни-Пух и все-все-все», повести Эдуарда Успенского «Крокодил Гена и его друзья» (1966) и «Дядя Федор, пес и кот» (1972), а также гениальный мультфильм Юрия Норштейна «Ежик в тумане» (1975), основанный на одноименной сказке Сергея Козлова. Эти ставшие современной классикой произведения описывают не героические деяния, а самые обычные человеческие свойства, воплощающие социалистические идеалы обыденной жизни доброту и способность дружить. Героем философской сказки часто оказывается наивный «другой». Идеальным воплощением такого героя стал Чебурашка, «неизвестное науке» создание, чья врожденная доброта, готовность помочь и способность к сочувствию определяют развитие сюжета и служат для ребенка, читающего книгу или смотрящего мультфильм, идеальным примером для подражания113.
Как следует из рассмотрения этих основных сюжетов, основа текста для детей это нарратив взросления, который описывает испытания на пути достижения зрелости и нравственное развитие героев. Этот метасюжет отражает траекторию самого детства и неизбежные проблемы, с которыми детям приходится сталкиваться на дороге к взрослению. Мария Николаева отмечала, что центральной темой детской литературы является не достижение ребенком зрелости, а его уязвимость и «инаковость», на которые он обречен, поскольку растет в мире взрослых114. Ребенок герой советского детского канона не подтверждает этот тезис, он чаще демонстрирует обратную тенденцию, проявляя необычайную активность и способность действовать во имя поставленной цели. Неважно, что он делает ищет шпионов в сельской местности, строит «дом дружбы» или живет один в деревне с друзьями (домашними животными), советский ребенок-герой необычайно активен, и в этом он подобен главному супергерою советского времени Владимиру Ильичу Ленину115. Все же эта фантастическая способность к действию является формой карнавала и, как замечает Николаева, «временным состоянием могущества», которое достигается, например, при помощи переодеваний, превращений или использования животных в качестве героев детской книги116. Другими словами, присутствие могущественного ребенка в советской детской литературе представляет собой карнавальную противоположность реальному обращению с детьми в Советском Союзе, где к ним относились как к пассивным субъектам, чья основная роль в обществе заключалась в усвоении положенного набора поведенческих норм и идеологических установок.
Заключение
Несмотря на начавшиеся в 1991 году огромные перемены в российском обществе, которые включали трансформацию индустрии книгопечатания (о чем мы будем говорить во второй главе), советский канон детской литературы продолжал удерживать свои позиции, отодвигая на второй план многие произведения новой замечательной литературы для детей, появившейся в постсоветский период. Хотя огромный, контролируемый государством аппарат по созданию советской детской литературы при помощи государственных декретов не пережил политического кризиса и климата полной неопределенности, многие читатели оказались совершенно не готовы отказываться от пропагандируемых этим каноном положительных идеалов, моральных ценностей и идеи стабильности. Несмотря на общественные настроения начала 1990‐х годов, которые питались надеждой на то, что после семидесяти четырех лет советской власти Россия станет «нормальной» страной, в атмосфере раскола общества, нестабильности и беззакония эти мечты скоро рассеялись. Страхи, связанные с социальным распадом, часто выражались во всеобщей уверенности, что «дети больше не читают», утверждении, которое социологи и педагоги считали необоснованным117. В этом контексте советский детский канон продолжал служить символом стабильности.
Еще одна причина стойкости советского детского канона лежит в консервативной природе детской литературы в целом. Книги для детей чаще всего выбирают родители, дедушки и бабушки, которые зачастую предпочитают любимые книги своего детства. Для многих из тех, кто родился в Советском Союзе, возвращение к своим детским книгам обладало еще и дополнительной привлекательностью, поскольку было связано с памятью о потерянном мире том времени, когда казалось, что общее благо и светлое будущее обитают не только в сказках118. Однако самая очевидная причина живучести советского детского канона заключается в том, что национальный нарратив, выкованный в советское время, все еще не нашел себе замены и не породил новой, столь же привлекательной мечты. Антиглобализм, отражающий важный аспект советских представлений о жизни, продолжал существование, вызывая еще большую тягу к сильной, централизованной власти, лояльности к государству и постоянным имперским амбициям. Как мы увидим ниже, во многих новых литературных текстах, опубликованных после 1991 года, произведениях, которые часто шли вразрез с представлениями о жизни, пропагандируемыми путинской администрацией, культурные установки, лежавшие в основе советской системы ценностей, ставились под сомнение. В этих новых произведениях мы находим другие представления о детстве, и они отражают живой опыт детей и подростков в сегодняшней России; эти представления часто полностью противоречат унаследованным от прошлого моделям, определявшим предназначающиеся для детей нарративы советской эпохи.
Глава вторая
ИЗМЕНЕНИЯ В СИСТЕМЕ ОРГАНИЗАЦИИ ЛИТЕРАТУРНОГО ПРОЦЕССА ПОСЛЕ 1991 ГОДА
Скоро восемь, а пока три.
Корней Чуковский. От двух до пяти
Поразительные перемены на российском детском книжном рынке, последовавшие за распадом Советского Союза, могут служить наглядным примером того, что происходит, когда издательское дело, полностью контролируемое государством, разваливается, и на его место приходят рыночные отношения. Вслед за беспорядочным и неконтролируемым функционированием рынка 1990‐х пришла относительная стабильность путинской России 2000‐х годов, в которой возникла конкуренция интересов рыночных сил и национальных приоритетов. Развал советских структур и появление новых издательств, как российских, так и иностранных, способствовали созданию значительного числа текстов разнообразного содержания, по-разному оформленных, со всевозможными героями и литературными стилями. В этой главе мы рассмотрим, как во втором десятилетии XXI века исчезновение советских структур, отвечающих за книги для подрастающего поколения, привело к рождению новой, самобытной российской литературы.
Описанные в первой главе организации, причастные к производству детских книг, и особенно государственные издательства, стали одними из первых, кто пал жертвой перестройки. В конце 1980‐х и начале 1990‐х годов дефицит бумаги, отсутствие законов и государственного контроля в издательском деле позволили многим европейским и американским предприятиям начать свое дело в России. В первые годы на российском рынке эти иностранные издательства занимались в основном переводной литературой, выпуском книг по лицензии и перепечаткой советской классики. В то же время на смену находящимся в полном упадке советским государственным издательствам пришли новые отечественные предприятия, нередко размещавшиеся в частных московских квартирах. Некоторые из самых первых российских издательств, основанных одним или двумя владельцами, превратились со временем в такие колоссы российского издательского дела, как АСТ, «Эксмо» и «Росмэн». К середине 2000‐х годов российский издательский бизнес вырос и обрел стабильность, что привело к выходу на рынок элитных издательств, в том числе ряда малых издательств, специализирующихся на высококачественной литературе для детей. Однако выбор книг, доступных российским детям в XXI веке, определялся не только многообразием новых издательств, но и постепенно сложившейся обширной системой книжных премий. Различные премии помогали родителям и другим взрослым выбирать подходящие для современного ребенка тексты из сильно разросшегося литературного поля. Большое влияние на эти процессы оказывали сами современные детские авторы и иллюстраторы, чью роль в создании новой литературы для российских детей и подростков мы подробно обсудим в этой и последующих главах.
Первые попытки создания новой русской детской литературы поначалу вызывали восторг и энтузиазм, которые достаточно быстро сменились немалой тревогой по поводу кажущейся бессодержательности новой печатной продукции. Европейские и американские предприниматели конкурировали с остатками советского книгоиздания. Сказки в бумажных переплетах и советская классика на серой бумаге все еще выпускались старыми издательствами, в то время как новые западные книги уже сверкали глянцевыми обложками. К концу 1990‐х годов многие покупатели начали понимать, что эти привозные новинки обладают куда более низким литературным качеством. Российские родители постепенно стали задумываться, что же, кроме ярких красок и бумаги отличного качества, приносят их детям Барби и маленькие пони119. Более того, товары, которые производились для детей в 1990‐х годах, часто сбивали родителей с толку: непривычные, ни на что не похожие игрушки, видеоигры и книжки-игрушки были диковинными новинками. Детские книги наводняли книжные магазины и огромный универмаг «Детский мир», развалы у метро, организованные и стихийные рынки. Два типа книг плохо уживались вместе: советские перепечатки сказок на газетной бумаге рядом с многоцветными глянцевыми обложками, изображающими героев диснеевских мультфильмов, и сериями Hello Kitty. Такое разнообразие «продукции» повторяло ситуацию в публикациях для взрослых: новые издания «Мастера и Маргариты» располагались рядом с любовными романчиками. Однако в случае детских книг подобное положение дел вызывало куда большую и гораздо более видимую тревогу мы подробнее обсудим эту тему в шестой главе120. Беспокойство родителей, бабушек и дедушек подогревалось еще тем, что этой продукции становилось все больше, и ее литературный уровень падал все ниже.
Анализ тиражей и общего числа различных наименований печатной продукции в 1990‐х и 2000‐х годах отражает эти тенденции121. В 1980 году в СССР было опубликовано 1853 наименования книг и брошюр для детей средним тиражом 218 600 экземпляров. В 1990 году, в разгар экономического кризиса, вызванного перестройкой, было опубликовано немного меньше отдельных наименований (1706) с меньшим средним тиражом в 175 700 экземпляров. В 1990‐х с каждым годом увеличивалось число отдельных наименований, выпускаемых российскими издательствами, однако тиражи стали резко падать. Постепенно и большие издательские дома, и малые элитные издательства начали уверенно занимать свои места на рынке и заметно теснить государственные издательства. К 2000 году издательское дело уже значительно отличалось от советского: за год было опубликовано 4123 наименования книг для детей (в два с половиной раза больше, чем в 1990 году), но средний тираж снизился до 17 300 экземпляров. Другими словами, к концу XX века у детей в России оказался гораздо более широкий выбор книг для чтения, но теперь они не читали одни и те же книги, как их сверстники в Советском Союзе. К началу XXI столетия содержание и качество детской литературы определялось уже не государством, а новыми издательствами.
Реорганизация детского книгоиздания в новой России
Издательское дело в современной России результат перестройки второй половины 1980‐х годов, когда государство отменило запрет на малое индивидуальное предпринимательство122. В 1987 году Совет Министров СССР принял резолюцию, разрешающую создание кооперативов по всей территории страны и во всех областях производства и торговли в первый раз со времен новой экономической политики 1920‐х годов123. С этого момента индустрия, которая была полностью во владении государства, целиком им контролировалась и жестко цензурировалась, превратилась в поле, открытое для любого гражданина СССР, который хотел основать частное предприятие или вложить в него деньги. К тому времени, когда в разгар перестройки на российский рынок пришли большие иностранные компании, только что созданные российские совместные предприятия уже конкурировали с появившимся незадолго до этого малым частным предпринимательством и все еще кое-как существовавшими государственными издательствами. Все вместе это создавало совершенно новую, обладающую невиданным разнообразием и размахом, не наблюдавшимися нигде в мире, картину издательского дела124. Благодаря такому необычному началу в современном российском книгоиздании нет «Большой шестерки», которая во многом определяет книжную продукцию Европы и Америки125. Малые издательства сосуществуют с гигантами, возникшими на местной почве, которые, в свою очередь, тоже начинали как малые издательства (прежде всего, АСТ, «Эксмо» и «Росмэн»), а также с иностранными мегакорпорациями и обновленными советскими издательствами126. Создатели и владельцы двух российских издательских гигантов 2010‐х годов, АСТ и «Эксмо», которые в 2012 году вместе обеспечивали 45 процентов книжной продукции, родились и выросли в Советском Союзе. Компания АСТ появилась в 1989 году, «Эксмо» в 1990‐м127. Эволюция российского издательского дела с конца 1980‐х годов и до настоящего времени принципиальным образом определяла то, какие детские книги печатались в течение тридцати лет российская детская литература XXI столетия родилась из революционного хаоса 1990‐х.