Пропавший в чёрном городе - ВИН Александр 7 стр.


 Обстановка в Кёнигсберге пока ещё военная, сам понимаешь За всеми видами деятельности на нашем заводе поддерживается строгий контроль и, в первую очередь, за хранением и состоянием технической документации. В случае потери чертежа, например, предусматривается, кроме административного наказания и общественного порицания, ещё и удержание стоимости чертежа с виновного.

Сейчас мы вводим всеобщую дисциплину, значительное внимание уделяется дисциплине труда. Директор завода, а он у нас подполковник, имеет право подвергать рабочих аресту, правда, с обязательным приводом на работу! Каждый такой невыход или прогул трое суток ареста, вот так. Все наши оформленные рабочие допускаются на территорию завода по спецпропускам, утеря которых тоже наказывается.

 Наталья Владимировна, я вам принёс мои документы Вот. Для оформления. Паспорт, прописка московская. Продовольственные карточки тоже оттуда, из дома; ребята сказали, что вы их можете здесь прикрепить. Правильно же?

 Да, да, всё правильно.

 А рабочие талоны тоже вы выдаёте? Ну, которые в заводскую столовую? А то меня ребята из бригады пока на свои кормят

 И талоны тоже я оформляю. Сегодня к вечеру забеги сюда, я всё подготовлю, распишешься. Кстати, Михаил, тебе сколько полных лет?

 Шестнадцать.

 Совсем взрослый

 Ну вот, пока вроде всё Я пошёл в цех.

Мишка улыбнулся, потеребил чуб, комкая в руке кепку.

 А...., а вот те люди, которые с ломами и лопатами работают на дальнем здании, они кто? Я проходил сейчас, видел, что их солдаты с автоматами охраняют.

 Это пленные. У нас сейчас много вольнонаёмных немцев работает, они из города каждое утро сюда, на завод, приходят, и ещё пленные, на восстановлении цехов и зданий, развалины разбирают, землю роют. Их с комендатурским конвоем привозят, на грузовиках.

 А они, эти самые пленные, уже мирные или всё ещё враждебные? Я ведь их первый раз вижу!

 Мирные. Их в строгости охрана держит, да и они сами особо никак не проказничают, спокойно работают. Живут они в бараках за городом, кормят их нормально, нормы установлены хорошие, хлеба положено военнопленным по шестьсот граммов, дают рыбу, крупы. Двадцать граммов сахара в сутки, немного растительного масла. Мыло тоже, одежда. Ну, конечно, когда трудно, перебои с продуктами во всём городе случаются, то их пайку тоже урезают, недостающие продукты заменяют простым хлебом, но сознательно голодом пленных никто не морит! Да и денежное довольствие военнопленным положено.

 Мы им ещё и деньги платим?! И сколько?

 По семь рублей рядовым, по десять офицерам. Им даже премия предусмотрена, за ударную работу, пятьдесят рублей в месяц. Я знаю, что многим пленным сюда, в Кёнигсберг, письма с родины приходят, денежные переводы.

 Ого! Ну, ладно, спасибо вам. Я, пожалуй, пойду

Мишка нахлобучил кепку, взялся за ручку двери.

Открыть не успел, дверь распахнулась.

 Здравствуйте!

 Ага Да. Здравствуйте

Мишка растерялся.

На пороге стояла и улыбалась румяная девчонка, придерживая за руль красивый красный велосипед.

 Ой, Анка! Проходи, проходи!

Наталья Владимировна взяла девчонку за руку.

 Транспорт свой оставляй за порогом, проходи, знакомься! Это Михаил, наш новый работник, хороший токарь. Приехал сюда из Москвы по комсомольской путёвке!

 А чего он на меня так уставился?!

Девчонка словно и не замечала Мишку, разговаривала только с Натальей Владимировной.

Та расхохоталась.

 Михаил, ну чего ты на самом-то деле?! Скажи хоть слово, поздоровайся по-настоящему! Кстати, Анна моя племянница, работает на заводе, в отделе кадров, курьером, развозит по городу, по организациям, разную документацию, приказы и сводки. Вот, на велосипеде! Работа очень ответственная.

Мишка наконец закрыл рот, очнулся.

 Ты же на сестрёнку мою, на младшую, на Варьку, ужас как похожа! Такая же С косичками, с бантиками, курносая.

 Ну уж нет, совсем я и не курносая!

Девчонка фыркнула, отвернулась к окну.

Мишка спохватился.

 Да ты не обижайся! Варька у меня красивая.

 А я?

 И ты тоже.

 Ах, так! Ну хорошо

Наталья Владимировна смотрела на них и молча улыбалась.

Мишка тоже вздохнул, радостно блеснув глазами.

 Ты на заводе после школы или ещё учишься?

 Мы с мамой и бабушкой переехали сюда осенью, учиться здесь пока негде, советская школа в Кёнисберге пока только одна, но она мужская, вот я и работаю на заводе. Мы живём почти в центре города, у озера.

 А как на работу добираешься? На велосипеде? Немецкий?

 Ага! Видишь, он у меня дамский, цепь закрытая и заднее колесо тоже в решёточке, юбку не забирает. Хочешь прокатиться?

Наталья Владимировна замахала руками.

 Нет, нет, Анка! Отстань от Михаила, ему сейчас в цех быстрее идти надо, на рабочее место! Не сегодня, потом как-нибудь встретитесь, в свободное время, поговорите.

Упрямая девчонка не отставала.

 А завтра?! Завтра же у всех выходной день!

 Да, завтра можно.

 Михаил, давай завтра днём погуляем, я тебе город покажу, а?

 Здорово! Только мне с утра нужно в комендатуру. Знаешь, как до неё добраться?

 Конечно! Я эту дорогу наизусть знаю. Два раза в неделю езжу туда с поручениями. Давай встретимся у озера, ну, у того, что около площади!

 Я мимо него проходил.

 Тогда до завтра! В десять, не опаздывай.

 Ты что?! Ни за что не опоздаю.


В цех, к своему станку, Мишка почти бежал.

И дальние здания завода казались ему уже не такими чёрными и горелыми, и кто-то из пленных немцев вроде как улыбнулся, и солнце с высоты жарило вовсю, почти по-летнему


А цех почему-то уже казался странным

Молчали станки, а шумели люди.

Резкие слова, отдельные выкрики.


В центральном проходе стояли дядя Серёжа, Усаныч, непривычно серьёзный Николай, какие-то другие хмурые люди.

Перед рабочей толпой махал руками незнакомый человек, чисто одетый, в пиджаке, в шляпе.

Рядом с ним молча, опустив голову, мял кепку мастер.


 Товарищи! Уважаемые! Дорогие мои! Чего тут попусту спорить и рассуждать?! Это же не наша придумка, не мы здесь сгоряча решились на такое! Время тяжёлое, послевоенное Нужно иметь общую рабочую сознательность и понимание момента.

Мишка подошёл, тихо тронул Николая за рукав.

 Чего это тут? Случилось что?

Николай кивнул.

 Слушай

Выступающий продолжал горячиться.

  По всей нашей великой стране началась кампания по упорядочению расценок на производствах! По всей! И мы не должны отставать, идти так сказать, в русле

 Платить, что ли, будут меньше?

Пожилой рабочий в плотной войлочной куртке литейщика громко выкрикнул, перебивая, махнул рукой.

 А нам такое зачем?! На кой чёрт нам ещё снижение зарплаты?!

 Как вы не понимаете?! Нужно проявлять солидарность


Николай повернулся к Мишке.

 Хорош, пошли работать. Чепуха, незачем такое и слушать! Как начальство придумает, так и сделает Всё равно мы ничего не решим, и самовольно тоже никто из нас с работы не уйдёт посадят. Не понос, так золотуха!


Утро наступившего дня получилось хорошим, солнечным и тёплым.

Без вещей, со свободными руками, шагалось легко.

Мишка шёл по улицам, которые уже не казались ему такими уж совсем мрачными, да и людей навстречу попадалось больше; некоторые даже улыбались.


Многие здания были разрушены, а вот высоченные, с густыми кронами и странными листьями деревья почти все сохранились

Каштаны.

Мишка узнал их не сразу, а вспомнив, заулыбался.

В Москве рос только один знакомый ему каштан, около заводоуправления. Зимой, когда Мишка пришёл оформляться на комбинат, листьев на дереве уже не было. А тут огромные, старинные, выше некоторых домов, и листья у всех большие, широкие, как растопыренные ладони!

Мишка остановился, достал из-за ремня альбом, из кармана куртки красно-синий карандаш. Быстро, торопясь, с удовольствием нарисовал на чистой странице и на обороте само дерево, и его удивительный лист.


Минут десять, как и положено, он походил по набережной озера, спустился там, где почище, к песчаному берегу, посмотрел на мелкую воду.


 А вот и я! Совсем и не опоздала!

Анка, улыбаясь, ловко соскочила с велосипеда.

 Ты тут места уже изучаешь?

 Изучаю

 Ну что, пошли в комендатуру?

 Пошли.


В некоторых спокойных местах, в затишке между угловыми домами, каштаны уже понемногу начинали пушисто цвести.

 Давай остановимся, я зарисую. Красиво как!

 А ты умеешь рисовать?! Хорошо получается?

Мишка присел на разломанную кирпичную глыбу, положил на колено альбомчик.

Анка молча стояла у него за спиной.

Закончив Мишка вскочил, отряхнул брюки.

 Всё, можно идти!

 Какой же ты молодец! Как настоящий живописец! Так здорово получилось! А меня нарисуешь?!

Мишка улыбнулся.

 Потом. Как только с делами справимся


Мишка вёл велосипед, Анка шла рядом, прыгая через лужицы, вертела в руке лист каштана. Сначала немного поболтали о пустяках, посмеялись, потом Анка замолчала.

 Тётя Наташа рассказывала мне про твоего брата.

Мишка не ответил, потом, не глядя на девчонку, попросил:

 Ты лучше никому из знакомых про моего брата пока не говори! Мало ли что

 Ладно. А отец твой где?

 Погиб на фронте.

 Мой тоже. Мама пенсию на него получает, бабушка старенькая, иждивенка, она не работает

 Сколько?

 Мама говорила, что сто шестьдесят рублей мы в войну получали, когда папа погиб, и двадцать рублей за его орден, ну, Красной Звезды

 Мы получали десять за награду и ещё за квартиру не платили. У отца была медаль «За отвагу». Когда война закончилась, всё это отменили


На битом кирпиче велосипед в руках Мишки дребезжал, подпрыгивал, приходилось почаще смотреть под ноги. Когда они выходили на целую брусчатую дорогу, то шагалось спокойнее, веселее, велосипед катился легко, тихо шуршал сухими шинами.

 А велосипед где взяла? Мама купила или сама, с получки?

Анка улыбнулась, махнула рукой.

 Ты что?! Откуда у нас лишние деньги? Генка подарил, он в нашем доме живёт.

 Генка? Он что, за тобой ухаживает?!

 И ничего не ухаживает.

Анка покраснела.

 Просто он ловко с немцами умеет обращаться, всё время чего-то нам всем, соседям, достаёт, подарки делает. И пожилым людям, и девчонкам. Еда у него всегда есть хорошая, конфетами нас всех угощает! И сам Генка весёлый!

 Военный? Или работает?

 Работает. На восемьсот двадцатом. Он наш ровесник, комсомолец.

 А ты комсомолка?

 Конечно! Только на нашем заводе, на ремонтном, нет пока первичной организации, поэтому я парторгу взносы плачу, он на меня отдельную ведомость ведёт.


Один старый каштан всё-таки лежал поперёк дороги, пришлось им сходить с тротуара, обходить упавшее дерево по проезжей части.

Анка оглянулась.

 Вчера его здесь не было. Ночью сильный ветер дул, шумело с моря, вот, наверно, и повалил. Рабочих пока не привели, чтобы убрать.

 А кто такие деревья и развалины убирает?

 Немцев привлекают. Они любой работе рады

 А как здесь с немцами отношения обстоят? Ты же часто ездишь по городу, много чего видишь. Я, когда шёл в первый день с вокзала на завод, удивлялся, что никого почти не видно, тихо как-то люди мимо шмыгают, не улыбаются.

 Чего им радоваться-то! Жизнь у них здесь, в Кёнигсберге, как у пленных. И город пленный, и люди тоже. Пока всё наладится Говорят, что скоро их всех в Германию будут вывозить

Мишка нахмурился.

 Всех или кто захочет?

 Не знаю, да и никто пока точно не знает Нам, переселенцам, трудно приходится, а немцам вообще бедно здесь живётся. Я в прошлом году, осенью, на рынке однажды была, сама видела, как к женщине, которая картошкой торговала, немка подошла, не старая ещё, но тощая, круги тёмные под глазами. Показывала всё пальчиком на котелок с картошкой, лепетала, почти шёпотом: «Фрау, фрау». Ну, наша женщина помолчала, посмотрела, взяла и без слов вывалила немке в подол всю картошку. И денег с неё не взяла! Улыбалась, прогоняла, сама плакала! Другие наши тётки, из очереди и продавцы, начали кричать, мол, они тут все с Гитлером путались, незачем им еду давать! А та, с картошкой которая, на них тоже в ответ заорала, пальцем тыкала в немку: «Она, что ли, воевала?! Она войны хотела?» Ну, все наши быстро замолчали. Здесь, в Кёнигсберге, у многих немцев нет денег, почти все подаяние просят.

 А сколько их, ну, немцев, в Кёнигсберге после войны осталось?

 Не знаю. Несколько тысяч наверно. Многие по подвалам до сих пор прячутся


Помолчали.

Анка махнула рукой на правую сторону улицы.

 Это зоопарк! Он в Кёнигсберге знаменитый, самый лучший во всех зарубежных странах был! Сейчас разрушен, здесь тоже городские бои шли. Жестокие Всё здесь было построено из дерева, вот и сгорело; почти все животные погибли от перестрелок и от пожаров. Говорят, что осталась только косуля, ослик и ещё раненый бегемот Ганс. На собрании нам сказали, что зоопарк скоро откроют.


Мишка шёл молча, смотрел себе под ноги, думал, слушал про зоопарк.

 А ты как сюда попала?

 Нас же тётя Наташа уговорила! Наш дом в посёлке разбомбило, мамину фабрику тоже. Вот мы и остались там без жилья и без средств к существованию! Папа погиб, бабушка уже старенькая. Тётя Наташа похлопотала здесь, выписала нас в Кёнигсберг, к себе. Мы с мамой и бабушкой переехали в Кёнигсберг прошлой осенью, меня тётя Наташа оформила курьером в кадры, маму приняли на военный хлебозавод, а бабушка около нашего дома, под окнами, целый огород развела, потихоньку за ним ухаживает!

Мишка искоса посмотрел на Анку, тоже заулыбался.

Та тараторила обо всём подряд, видно было, что ей очень хорошо.

 Моя бабушка картофельные очистки не выбрасывает, варит вкусный суп! И всегда делится им с немцами, с соседями, с прохожими. Я поначалу её спросила, зачем она кормит фашистов, они же нашего папу убили, дом разрушили?! Бабушка меня та-ак отчехвостила! Говорила, что не может видеть, как людям есть нечего, хоть они и фрицы. Учила меня, что сама будет голодная, а им еду отнесёт. И ещё, что они нас потому в войне не победили, потому что мы не сволочи Но один наш сосед, тоже переселенец, из Рязани, кажется; в возрасте дядечка, до сих пор спит с ножом под подушкой, боится, что фрицы вернутся!

 А вы как с ними, с мальчишками, с девчонками немецкими? Дружите? Ну, во дворе, на улице?

Анка захохотала.

Обернулся на неё какой-то хмурый прохожий.

 Поначалу-то некоторые наши взрослые немцев запросто выкидывали из очереди в магазин и занимали их место, и нас учили так же поступать. Мы тоже, переехавшие, советские девчонки и мальчишки, дружно колотили киндеров, но потом подружились с ними! Уже разговариваем кое-как, понимаем некоторые слова, иногда во дворе играем вместе. Во, я же тебе ещё про кино не рассказала!

Стремительно, как подхваченная весенним ветерком, Анка перебежала широкую брусчатую улицу, закричала оттуда, замахала Мишке рукой.

 Смотри, это кинотеатр! Немецкий, но уже работает! Там кресла красные сохранились, бархатные и потолок синий, на нём лампочки как звёзды в темноте светятся!

Анка вернулась к Мишке и к велосипеду, запыхавшаяся, счастливо улыбнулась

 Мы сюда уже несколько раз ходили с девчонками! Здесь наши, отечественные, фильмы показывают и новости. Ты смотрел «Два бойца»?

 Да, в Москве, когда ещё война шла.

 А-а, я только недавно И ещё один кинотеатр в Кёнигсберге есть, но на другом конце города, ближе к восемьсот двадцатому заводу. Туда часто трофейные фильмы привозят, недавно показывали «Сестра его дворецкого», так здорово!

 Так это же американское кино?!

 Ой, а мы все фильмы, которые не наши, не советские, трофейными называем! Мы «Сестру его дворецкого» ходили смотреть с ребятами с восемьсот двадцатого

 А чего это за секретный завод такой, ты про него всё цифрами и цифрами?!

Анка замялась, для чего-то даже посмотрела на небо.

 Я обещала Генка не велел никому говорить. Корабли там военные ремонтируют, вот. Всё, больше ничего не скажу, сам у него при случае спросишь.

Назад Дальше