Да тише ты, что так расшумелся? Я сам знаю, в какую семью я попал, сказал Витя, вырываясь из цепких рук брата. А потом, я не глухой.
Наконец сели за стол. На столе коммунизм: всего полно, и каждый берет по потребности, сколько хочет. Иван пропустил рюмку, потом вторую, а третью сам себе налил и опрокинул.
Никандр Иванович, дорогой! Наденьте китель с погонами плутковника, прошу вас. У вас, конечно, много всяких наград орденов, медалей. И их наденьте, я хочу на вас посмотреть. А если есть лишний китель, дайте и я одену, я ведь тоже офицер.
В каких войсках вы служили? спросил Никандр.
Я? О, я служил в венгерской армии, дослужился до лейтенанта.
Значит, ты воевал против русских. Сколько русских ты убил?
А что было делать? Дали мне роту, сказали: «Ну, русский Иван, бей русских Иванов».
Да врешь ты все, хвастун, сказал Витя, краснея до ушей.
Да нет, пусть говорит, злобно прошипел Никандр.
Иван ничего не понял и продолжал:
Я принимал участие в боях под Сталинградом. Моя рота, конечно, стреляла в русских, а сколько их погибло, я не знаю. Врать не буду. Могу только сказать, что где бы мы ни появлялись, от нас всегда убегали. Мы как бы прорывали линию обороны. Однажды мы так глубоко врезались в тыл русских, что сами перепугались. Кто-то предлагал возвернуться назад, а я был против. Я знал, что у русских девиз «Ни шагу назад» и тоже придерживался этого. У нас радио работало круглые сутки, я слушал и понимал, о чем шла речь. Это было в сорок втором году. Тут мне стукнуло в башку: а что, если остаться и перейти на сторону русских, ведь они все же свои, наши старшие братья? Тогда я приказал своей роте сложить оружие и вывесить белый флаг. Вскоре к нам пришли парламентеры. «Я требую Никиту Хрущёва», сказал я. И действительно, он вскоре пришел. Обнял меня, поцеловал и сказал: «Молодец, наш младший брат». С тех пор я стал командовать взводом особого назначения. Я принимал участие в пленении Паулюса, имею награды. Орден Отечественной войны мне сам Калинин вручал. Вернулся в родное село, мне сразу автомат дали в руки и сказали: «Будешь в родном селе строить социализм, а потом и коммунизм». Я строил с автоматом на груди, потому что ни социализм, ни коммунизм без автомата построить невозможно. Работники НКВД, видя мое старание, назначили меня секретарем сельского совета и закрепили за мной автомат, он у меня всегда был в железном сейфе. Вернулись евреи, настучали на меня, будто я с бандерами связан и передаю им шифрограммы о дислокации войск НКВД. Тогда-то меня и сграбастали. Хотели дать расстрел, но учли мои награды и дали только десять лет. Все десять лет я отбухал в Магадане. С вашим зятем переписку вел, когда он служил в городе Минске. Правда, Витя? Ну скажи «правда», чего стесняться?
Ты много болтаешь и к тому же хвастаешь, сказал Витя.
Ну и биография у тебя, сказал Никандр, ничего не скажешь. Как ты по земле ходишь? Как ты попал в закрытый город? Таким, как ты, здесь нельзя находиться. В русских стрелял, в бандерах участвовал.
Пришили, сказал Иван простодушно.
Никандр Иванович позеленел. Он бросился к телефону, чтоб вызвать соответствующую службу и передать гостя в более надежные руки.
Заразы, процедила Лиза.
Никандр! Успокойся, сказала теща. Не слушай ты его. Он врет все. Никаким венгерским или немецким лейтенантом он не был, а то, что сидел в тюрьме, бог с ним. У нас каждый второй сидел, что тут такого? Коммунизм без тюрем не построить, а социализм тем более. Отсидел вернулся. Лишь бы он был хорошим человеком, правда, Иван?
Ну конечно, конечно, лепетал Иван, поняв, что допустил словесный понос, я не хотел вас обидеть. Я просто рассказал трудную свою судьбу вам как близким людям. Мы же теперь родственники, свои. Вот братан мой, ваш зять, он еще маленьким был, когда все это происходило со мной, он почти не помнит всего этого.
Если бы он был постарше, он тоже был бы с тобой на пару: яблоко от яблони недалеко падает, прошипел Никандр, опрокидывая очередную рюмку.
Я очень рад за своего брата, продолжал Иван, не обращая внимания на шипение хозяина. Мой брат попал в настоящую семью и хорошо живет. Раньше у него этого не было. Спасибо вам большое, что вы согласились выдать за него свою единственную дочь. И тебе, Лиза, красавица, спасибо. Такой красивой и работящей, как ты, в наших краях просто не найти. И в университете учишься. Тебе, Витенька, надо ее на руках носить, ее следы целовать. Я всем расскажу, какая у тебя хорошая жена, какие у нее замечательные родители.
Замолчи, трепло, сказал Витя, со злостью глядя на двоюродного брата.
Я хочу предложить тост, сказал Иван, вставая. За реализацию решения двадцать второго съезда КПСС, за Никиту Сергеевича Хрущёва! И за полковника, героя всех партизан Белоруссии Никандра Ивановича ура!
Ну, вот это хорошо, сказала теща.
Притворяется, сволочь, сказал Никандр, надо его сдать в КГБ. Ты мине мозги не пудри. В русских стрелял? Стрелял сам признался. Я посажу тебя еще на один срок. На наших стройках коммунизма как раз таких, как ты, не хватает. И брата своего двоюродного можешь прихватить, а дите мы вырастим как-нибудь.
Коллективного ребенка надо в коллективе выращивать, сказал Витя.
Брось ты, пузотрон, как тебе не стыдно? Ты тоже уже пьян, как я вижу. Ну ты только подумай: бандер и тюремщик, отбухавший десть лет в магаданской тюрьме, брат твоего зятя, да еще у тебя в гостях. Что о тебе подумают на работе, скажи?!
Я всегда был против этого брака, сказал Никандр, не обращая внимания на то, что рядом сидит зять. Сразу видел, что у него глаза не так расположены и что в его глазах кипит ненависть ко всему советскому. Одним словом, западники-бандеры, и этим все сказано.
Ну папульчик, я там была, там хорошие люди живут, сказала Лиза. Ко мне как к восточной ни у кого никаких вопросов не возникало. Народ там хороший, добрый. После окончания университета я попрошу туда направление, я хочу там работать. Ты можешь к нам свободно приехать, никаких банд там давно нет, и возможно, их и не было, это все басни, сказки про белого бычка.
А что, газеты врут? Вы, молодежь, бросьте мне зубы заговаривать. Бандеры есть бандеры, чтобы мне ни говорили. Их уничтожать надо, каленым железом выжигать.
Под разгоревшуюся перепалку членов семьи, в которой почему-то начался раскол, Иван поманил пальцем Витю на лестничную площадку, достал сигарету и сказал:
Мне нужны деньги. Я поэтому и заехал к тебе. У меня, браток, нет денег на дорогу, ни гроша веришь ли? Сделай милость, одолжи пятьсот рублей, я тебе вышлю почтой, клянусь. Как только доберусь до дома.
Так ты же на заработки с бригадой отправился, как же у тебя денег нет?
Да это я так, наврал малость. Я домой еду. Мне покупки сделать надо, а денег нет. Понимаешь, такой красивый шерстяной платок увидел в магазине, душа обрадовалась, дочке надо подарок привезти. А он, платок, поганец, дорогой. Одолжи мне пятьсот рублей, и платок мой. И на дорогу не хватает. У тебя, должно быть, денег куры не клюют. Ты же зять плутковника, не то что я.
Врешь ты на этот раз довольно правдиво, сказал Витя брату, но у меня денег нет. Ни копейки.
Тогда я попрошу у твоей тещи. Скажу: «Пока не дадите денег взаймы, я от вас никуда не уеду у меня нет денег на дорогу». И она даст, куда денется, правда?
Проси! Но я не стал бы этого делать, будь я на твоем месте.
В это время открылась входная дверь, на пороге показалась теща:
Заходите давайте, а то Никандр думает, что вы тут заговор собрались организовать.
Опять уселись за стол. Иван запел «По диким степям Забайкалья, где золото роют в горах», а теща поддержала его. Никандр не выдержал такой ереси и встал из-за стола. Он нащупал пистолет под подушкой и успокоился.
Мы из твоего братика, начала теща, поглядывая на зятя пьяными глазами, мы из него человека сделаем или котлету.
Сначала сделайте котлету из своей дочери, она жирная, как откормленная хрюшка, а я худосочный, из меня котлета не получится, сказал Витя, вставая из-за стола. Я пойду на воздух, душно здесь.
13
Витя сдал зимнюю сессию на «хорошо» и «отлично», а Лизе выставили зачеты и поставили тройки на экзаменах, на которые она все же являлась, но с ребенком на руках. Щипала его за ножку, чтоб дитя плакало, и преподаватель срочно требовал зачетку, не задавая студентке пятого курса ни одного вопроса.
На период зимних каникул тесть с тещей уехали в санаторий на двенадцать дней. Витя с Лизой остались одни. Однажды Витя, приготовив обед и убрав квартиру, сел читать. У него в руках был роман Драйзера «Финансист».
Ну ты что сел читать? спросила Лиза, опираясь о дверную коробку смежных комнат. Ты что уже на пенсии? Тебе уже нечего делать? Я смотрю на тебя: розовощекий, крепкий с чего бы это? На чужих харчах хорошо живется, не правда ли?
Лиза, ты это мне уже вчера говорила, зачем опять то же самое? Не нравится тебе отпусти меня в общежитие, нам обоим будет спокойнее. Что я тебе такого сделал, что ты по поводу и без повода все время затеваешь ссору?
Ты плохой муж. Не можешь содержать семью, никак не устроишься на работу. Все университетом козыряешь. Брось ты этот университет к чертовой матери. Ну если уж ты не можешь стать дипломатом, сделайся хотя бы директором завода Петровского или Ильича по крайней мере. Ты меня не любишь.
Пошла бы ты на кухню да помыла посуду.
Я? Посуду? Ты с ума сошел. У меня маникюр. Вот ты сейчас этим и займешься. У нас равноправие, или забыл? Моя матушка готовит, а ты моешь полы, посуду, стираешь пеленки. А как ты думал?
Почему тогда отец не моет полы?
Отец? Отец полковник. А ты кто? Когда у тебя будут погоны полковника на плечах тогда, может быть, я начну возиться на кухне, а лучше будем держать служанку.
У меня никогда не будет погон полковника на плечах, тем более полицейских, сказал Витя.
Ты на что намекаешь, неблагодарный? Давно ли ты сбросил полицейский мундир?
Я полицейский мундир носил по нужде, и то недолго, и тем более ненавижу его.
Молчи писатель Как это я клюнула на твои стихи? Такая муть
Ты на себя посмотри, полицейская дочка. Я разочаровался в тебе и могу уйти в любой день. Плесневей здесь без меня. Где мой чемодан?
Резкие слова, впервые брошенные Лизе так открыто, подействовали на нее положительно. Она вся сжалась, встала у двери, растопырив руки.
Не пущу, заявила она. Каким бы ты ни был ты мой, и весь сказ. Я просто хочу из тебя человека сделать. И папочка мне все время говорит: «Дави на него, пока не поздно. Тут так: либо ты его, либо он тебя». Я верю папочкиным словам. Иди лучше вымой посуду.
Витя бросился на кровать и разрыдался, как маленький ребенок.
Не хочу жить, не хочу никого видеть, и твою рожу тоже. Отпусти меня на свободу. Ваша семья это настоящее гестапо, нет, намного хуже гестапо. Я не понимаю, на что я клюнул. Как человек ты просто дрянь, как женщина в постели ничто. У тебя, по-видимому, было около сотни мужиков, потому что я, когда с тобой бываю, тону в тебе, как в ванной, наполненной киселем.
Ты на себя посмотри. У тебя стручок пятнадцать сантиметров, а мне нужен двадцать пять, не меньше, хотя ребенка ты все равно сбацал. Как я теперь одна буду его воспитывать, скажи? Уж что есть, то есть, что теперь поделаешь? Просто ты много воображаешь. Ты невнимательный, неблагодарный, хоть раз бы папе в ноги поклонился.
За что?
Да хотя бы за то, что единственную дочку за тебя отдал, голяка такого. Я за дипломата могла выйти.
Неужели ты думаешь, что дипломаты на дороге валяются? сказал Витя. А потом, ты, моя прелесть, достигла таких размеров, что дипломат посмотрел бы на тебя только ради любопытства.
Ха, хорошего человека должно быть много, не растерялась Лиза. В этом ты виноват. Если бы ты не сделал мне ребенка, я была бы, как и раньше, только упитанной, только аппетитной девочкой, а сейчас немного поправилась, но это пройдет. Вот начну работать у тебя на родине, начну по горам лазить и буду стройненькая, как Афродита.
Ну хорошо, Афродита. Завтра пойду устраиваться на работу, но только на период зимних каникул.
Почему только на зимние каникулы, а не на все время? Ты не думаешь, что можешь потерять жену?
Жен много, а университет один.
Ну, вот и поговорили.
Глава вторая
Периферия
1
Погода в конце января на Днепропетровщине не пойми-разбери: то дождь, то снежок робкий, жидкий, иногда в виде небольшой метели. Закроет тонким слоем поле и тут же тает от теплой черной, как мазут, почвы, особенно если в небе разорванные тучи и солнечные лучи пробиваются, чтобы поцеловать землю. Ночью может приударить морозец робкий такой, щадящий, но такой желанный, потому что земля в этот период рыхлая, размоченная, жидкая, слизкая выйти без резиновых сапог совершенно невозможно. Так и хочется набрать этой земли в авоську и унести с собою, потому что такое богатство трудно найти где-нибудь в другом месте. Это просто черное золото. Возможно, сам Ленин видел этот чернозем, понял, что это за прелесть, и решил не отдавать крестьянам. Недаром немцы, оккупировав Украину, нагружали этим черноземом вагоны и увозили в Германию. Если бы у них была такая земля это был бы самый богатый народ в мире. Гитлер точно не стал бы начинать Вторую мировую войну. Зачем? Такой земли хватило бы на две Германии.
Витя ехал в Томаковку автобусом по узенькой дороге с твердым покрытием, на которой все чаще и чаще попадались выбоины, так что в автобусе трясло как в камнедробилке.
В здании райкома партии и райкома комсомола уже никого не было, но дежурный направил непрошеного лектора в гостиницу, дабы ему не пришлось ночевать на улице. В гостинице, невероятно грязной и неуютной, неотапливаемой, было намного холоднее, чем на улице. Только три человека устроились здесь на ночлег по причине того, что не сумели ввиду отсутствия транспорта добраться кто в село Анаста-совку, кто в Китайгородку, кто в Чумаки. А транспорт это гусеничные тракторы да еще брички как наследие проклятого прошлого, с которым Ленин покончил в семнадцатом году. Никакая другая машина в село не пойдет: грунтовые дороги размокли, раскисли, даже резиновые сапоги погружаются до щиколотки.
Дежурная нянечка сообщила, что кровать свободная еще имеется, а вот белья нет. Есть соломенный матрас, подушка, набитая соломой, и даже байковое солдатское одеяло, а вот простыни не привезли из прачечной.
Сперва машина сломалась, а када машину починили шофер загулял, уже третий день без просыпу. Выговор яму будеть, хоч вин на цей выговор начхал. Вы уж как-нибудь переночуйте, не обижайтесь, в войну хуже было. Вон мой дед рассказыват: послушаешь уши вянут.
Как зовут вас? спросил Витя.
Бабка Дуся.
Бабушка Дуся, а туалет где?
Тувалет? На улице он. Тут в здании ишшо с прошлого года засор. Сколько раз обращались в исполком бесполезно, расстройство одно.
Так что, и воды нет?
Есть, сынок, а то как же? В графине, ишшо на прошлой неделе заполнила. Воды полно, настоящая коммунизьма с водой, полное, так сказать, изобилие, бери не хочу. Только пройтить надо с полкилометра до колодца, покачать ручкой насоса, и водичка потекет сама в изобилии. Это и есть коммунизьм. А вы кто будете? Небось, механизатор?
Нет, инспектор.
Иншпектор? О, это большой человек. Так вы нашу гостиницу проиншпектируйте, почему ничего нет: ни простыней свежих, ни отопления нормального, ни тувалета. Я как-то в Днепре была в гостинице, так там все есть: и мыло, и полотенце, и вода, и в тувалете так чисто, как у меня на кухне, даже чище. Честное слово.
Я завтра займусь этим вопросом.
Только меня прошу не впутывать в свидетели, я ничего не знаю, ничего не говорила Моя хата с краю, я ничего не знаю.