В монастыре я по-настоящему полюбил природу вдали от «каменных гробов»-городов. Вместе с соловьём Творца славил. Любил молиться на скале у старой пристани. Чётки летали! Полюбил купание и зимой. Искренне жалел любителей удобств, делающих культ из «тёплых унитазов», как я назвал их. Я особенно полюбил молиться за мёртвых. Вслушивался в ночь и казалось, слушал пение монахов-мучеников 20х годов ХХ века. В библиотеке я переписал имена близких и родных святых из «Книги житий святых» св. Димитрия Ростовского (+1709), чтоб о упокоении их молиться. «Это черезчур, Володя!», сказал мне прозорливый настоятель отец Ираклий, но потом разрешил молиться за них.
27 сентября 1997 года на Крестовоздвижение в нижнем Преображенском пределе Свято Духова собора Херсона епископ Иов (Смакоуз) постриг меня в иноки в честь Тверского свят. Варсонофия. Я не мог понять, почему мне, простому иноку, только-только одевшему рясу, кланяются и хором представляются маститые протоиереи с митрами. «Это потому, что ты с владыкой рядом ходишь», объяснил о. Виктор Смирнов.
28 сентября меня в дьяконы рукоположили, а через день в священники. Лет в 7 я спрашивал маму, показывая на икону свв. Мчч. Веры, Надежды, Любви и Софии: «Ма, что это за девочки?» «Узнаешь нас через 30 лет, когда в наш день тебя в иереи произведут», наверное, отвечали они мне вместо мамы. Хотел я в киевскую семинарию поступать, но владыка запретил: «Вы знаете больше даже тамошних преподавателей. Вам так корочка нужна?» Я всё-таки поступлю в Православный Свято-Тихоновский институт в Москве на теологический ф-т, где тогда читали лекции самые известные богословы Московского патриархата, но в 2000 году.
Чего греха таить, но, не точто бы мечтал, но думал я о своём епископстве, как о возможности реализации во славу Божию моего потенциала, особенно на фоне тех юных, без жизненного опыта бездарей с панагиями, да ещё и часто разъеденными симонией и содомией Глупый. Богу нужно меня спасти, а не реализовать мой потенциал для Себя. Я это потом чётко усвою. Как и, наверное, тщеславную мысль возъму в голову: что в миру, что в Церкви дерьмо наверху плавает. Хорошие священники не в фаворе, а в опале. Их, как Христа, всегда гнать будут. Я тогда сказал епископу: «Владыка, в пещеру или на острове хочу поселиться с птицами». «Нет! К птицам и я хочу. К людям! К людям идите!» Люди или птицы, острова или столицы? Люди.
В том же 1997 году спас я от смерти земной и вечной 17-летних парня и девушку. Один хотел повеситься, другая в тёплой ванне вены вскрыть. Даже ради этих двух жизней мне надо было бросать педагогику и в попы идти. А в 2002г. меня на Афоне старцы благословят: «УТЕШАЙ!»
Ещё одна истина: лучше начинать снизу и тихонько идти вверх, чем взлететь высоко, а потом вниз падать. В Церкви я начал, седя одесную епископа, с канцлерства под заискивающее взгляды маститых попов, с настоятельства в монастыре, с фаворы, но потом в глухую опалу попал. «Бывший лучший, но опальный стрелок» (В.Высоцкий) в гвардии Христа. Ещё один закон Христов: вначале «ОСАННА», а потом «РАСПНИ». Всё чаще из-под красивого руна попов нет-нет, да и блестел оскал волчьей пасти.
В монастыре я увлёкся внешним, теоретически понимая, что главное это сердце, а не купола золотые. Например, договорился с херсонской рыбной мафией рыбу сетками в Каховском волохранилище ловить, в затоках Днепра. Рыбу солили в нескольких ваннах, готовились её в Киев, Харьков и на Крым отправлять. Паломников было чем кормить. И епархию не обижали. Мне тогда один гость из митрополии сказал: «Ви добра, але наївна людина. На «готовенькое» обов, язково бажаючи знайдуться. Нічого не робить, інакше Вас звідці виживуть».
Я так обрадовался, когда мне на помощь двух иеромонахов прислали (литургию мы начали каждый день служить). Один из них доносами и клеветой выжил меня, заняв моё место. При мне, например, власти вернули монастырю добротный дом архимандрита (тогда уже давно разворованный музей Красного Маяка), но мне в пост пришлось с председателем сельсовета коньяка выпить и сервилатом закусить при «скреплении» договора. Полетел владыке первый донос на меня. Тут ещё новый «папа» моей 8-летней дочери при мне крестик у неё с груди сорвал: «Что за бардак!» Вместо молитвы я всё это пытался водкой глушить, усугубляя своё положение.
Я хотел из Свято-Григорьева (Бизюкова) монастыря сделать обитель любви, но все, кого я когда-то спасал и поддерживал, кого мне владыка как старцу вручил во время их иноческого пострига, все меня предали. Все, как один. Мне обидно было: «Господи, почему вопиющая несправедливость такая!? Я же для Тебя старался! Почему епископ верит клеветникам!?» Не понимал я тогда: для Господа было важнее не монастырь поднять, а меня через «мясорубку», через «жернова» перекрутить и перемолоть. И ещё я понял одно на пути за Христом: хочешь Мне подражать? Имей своих Иуд, как Я, и чем больше, тем лучше. Слава Богу, не участвовал я во всеобщих ристалищах: кто первым добежит до уха владыки и что-то шепнёт, тот и прав. Очень не нравилось мне, что в Церкви было всё: амбиции, борьба за власть и деньги, карьеры и прочее. Только Христа там не было. Мне бы молиться за духовенство, а я начал криками правду резать. Христос же шептал мне в сердце, как апостолу Петру: Что тебе до них? «Ты иди за Мною» (Ин.21.22).
Меня отправили, слава Богу, на сельский приход в Осокоровку (храм в честь Святой Троицы). Бог дал мне возможность освоить послушание приходского священника. Там к 2000-летию Р.Х. хотел я пещерный скит сделать в старых каменоломнях, но владыка и благочинный только с этой идеи смеялись. Всё это так и осталось МАНИЛОВЩИНОЙ.
Первые ночи на приходе спал я прямо в храме на полу. Когда сильно взалкал, пришлось из кружки вытряхнуть пару гривен и купить хлеба с консервой сардин в масле. Потом дали комнату в общежитии, но без туалета. Пардон, «по-большому» приходилось в школьный туалет во дворе бегать, а «по-маленькому» «до вітру». Сидишь над дырой, а тут школьники заходят: «Доброго ранку, батюшка!» Хорошо, что не «благословите». Но я был счастлив лепить приход по своему усмотрению, борясь с обрядоверием, переводя приход из «панихидно-акафистных рельс» на «литургические». Купался в Днепре по-прежнему круглый год, с детьми имена усопших на всех окрестных кладбищах переписали и литии служили (сёла и хутора Каховское «море» затопило в 50х годах). Готовил клирос из 10-13-летних мальчиков и девочек.
Когда в неотапливаемом общежитии сильно похолодало, меня взяла на постой пожилая пара. Жил я в бане, в которой мыши бегали на моей подушке, но я был счастлив. Ровно в полночь читал Полуночницу, рано утром обливался холодной водой на морозе, пугая селян; днём с детьми чтением и пением занимался Эх, люди-люди. Что на Страшном Суде за клевету на священника говорить будете? Ко мне бегала учиться читать Апостол 13-летняя девочка, и меня обвинили в педофилии. Когда дед хозяин бани заболел, меня выгнала его 83-летняя жена: «Люди кажуть, що Ви зі мною спите!» (ничего себе «вилка» извращенца 13 и 83 года!). Ко мне приехала 17-летняя девушка-еврейка из Николаева, которую я отговорил от аборта и крестил. Я её племяницей представил, она меня «дядя Вовой» называла Что тут началось! «Це не Ваша племіниця! Я бачила роги на голові у Вас, коли Ви у вівтарь зайшли!» И это при всём-при том, когда многие прихожане любили и уважали меня.
Когда у меня остановился послушник мой ровесник, я стал «голубым». Разумеется само собой «вором». Уже на других приходах «католиком» (меня владыка как-то благословил служить литургию св.ап. Иакова, брата Господнего, на которой я мирян отдельно Телом и Кровью причастил; а на литургии Преждеосвященних Даров на отпусте я помянул святителя Григория Двоеслова, ПАПУ РИМСКОГО). Часто эта клевета в письменном виде на стол владыке ложилась, но я радовался. «День без клеветы на монаха прошёл даром для него. С радостью переноси поклёпы и напраслины, учил св. Серафим Саровский, это истинная мантия монаха». Это тоже христоподражание и путь на Голгофу за Христом, но далеко не всегда у меня хватало смирения с радостью молиться за врагов «лекарей моей души». Хотя, врагов у меня не было. «Скорпион» Вова Подыма был моим врагом 1.
Летом 1999 года мне резко захочется служить на море (тут как раз у нас владыку поменяли). Варианты: на когда-то вожделенной Кимбурнской косе в Покровском храме служить или с «0» приход на берегу Чёрного моря Херсонщины делать. Проверил первый вариант, после чего при слове «Кимбурн» я буду вздрагивать.
В 1992 году мне сон снился: покойная мама толкает меня к раке с мощами св. Николая (на этой раке в Бари (Италия) я буду наяву служить в феврале 2005 года): «Благословение возьми!», а живой святитель с таким неудовольствием, с таким строгим выражением лица, будто нехотя, но благословил.
Я задумал сделать «кругосветку»: Николаев (у тамошнего Питирима взял благословение на разведку)-Херсон-Кимбурнская коса и Покровка-Очаков (на катере)-Николаев. До поворота на косу меня подвёз маршрутник Николай, до Рыбальского мотоциклист Коля, до Геройского на подводе с лошадкой Коля. Дальше, по территории уже Николаевской обл. я шёл пешком, наслаждаясь заповедными красотами. В Васильевке мне сообщили, что помещение бывшего храма Покровки сожгли бандиты (хотели помещение отжать), что катер Покровка-Очаков теперь не ходит. Пошёл назад опять пешком.
Уже начало темнеть и начинался дождик, когда я разглядел следы лошади и колёс телеги среди камышей и озёр. Пошёл быстрее, НАПРОСТЕЦЬ и чуть не утонул. Ил начал засасывать меня, я заорал, удивляя кишащих кругом змей, вылез за камыши. И трупа моего здесь никто и никогда не нашёл бы! Чуть не заблудился, но вышел на Геройское. Уже по дороге на Рыбацкое меня подобрал автомобиль мусульманина (на стекле их подушечки висели и маленький Коран лежал): «Повезло Вам. Тут только законы моря. Вас могли бы убить из-за красивого креста на груди, растерзать кабаны или загрызть волки. Кроме меня в это время на Херсон никто не едет. Я тоже не собирался, но обстоятельства резко изменились». «А как Вас зовут?» «У меня имя мусульманское, но моя жена-украинка зовёт меня «Мыкола».
Так что второй вариант. Когда во Владимировке (Скадовский р-н) начал приход с «0» делать, отслужив водосвятный молебен у сельсовета, архиепископ Ионафан спросил меня: «В честь кого приход хочешь делать? В честь Владимирского образа Божьей Матери или священномученника Владимира, митрополита Киевского?» «Благословите, в честь моего первого Ангела князя Владимира, крестителя Руси». «Аминь!»
В том же 1999 году, когда мы сделали православный детский лагерь на море (моя 9-летняя дочь была в нём), я впервые увидел на необитаемом острове Джарылгач келью смотрителя маячного знака и загорелся сделать в нём скит-исихию. Через 10 лет с Божьей помощью я сделаю скит на этом месте, но владыке Херсонскому Иоанну Сиопко он не будет нужен.
4 июля 1999 года меня постригли в малую схиму в нижнем пределе Свято-Духова собора в Херсоне в честь преп. Варсонофия Великого. Молил Бога, что бы имя оставили. Теперь у меня было три Ангела Владимир (д.п.28.07), Варсонофий (д.п.17.10) и Варсонофий (д.п.19.02). Вдруг Бог даст мне великую схиму, я хотел бы быть пострижен в честь преп.исп. Варсонофия Херсонского (Юрченко) (+1954, в день своего и моего 2 небесного покровителя святителя Тверского 17.10). С 2000 по 2005 года я собирал материалы к его канонизации (присвоили их другие, но это к лучшему), защитил дипломную работу по нему в 2007м в Москве на теологическом ф-те. Только один случай: когда меня владыка вырвал из Лазурного в Херсон, жить было негде. Я бежал на службу в собор мимо его могилы (это было до его канонизации) и на ходу крикнул: «Батюшка, жить негде!» Уже у храма меня ждала бабушка и предложила жить у себя, недалеко от собора по ул. Рабочая. Вечером говорит мне: «На Вашем месте у меня любил ночевать отец Варсонофий Юрченко». «Спаси Господи тебя, батюшка!», сказал я будущему святому.
В феврале 2000 года меня благословили окормлять Свято-Алексеевский приход в Лазурном, присоединив ещё Лиманское и Новороссийское. Меня в шутку начали называть «патриархом Северного Причерноморья». К 2000-летию Р.Х. я на древнем кургане у Владимировки поставил и освятил 7-метровый крест над костями кочевника (повезло язычнику). Некоторые этот крест станут называть «крестом Варсонофия», раздувая моё тщеславие.
Ну вот, пожалуй, и всё о чём я писал в уходящие года ХХ века и 3 тысячалетия от Р.Х. Забыл написать: свою самую первую требу, как священник, я совершил как хотел лития на могиле архим. Варсонофия (Юрченко). Владыка Иов петь помогал.
Далее пойдут следующие части дневника монаха с сентября 2000 года, когда я начал свою учёбу на теологическом ф-те Православного Свято-Тихоновского института (в последствии Университета), в г. Москва (Россия).
«Я с друзьями кочую там, где ветер в лицо. И от жизни хочу я ничего или всё.
И покуда кружится под ногами Земля, выпускаю синицу и ловлю журавля» (И.Шаферан, поэт из Одессы (+1994)). Кочую я без друзей, добрая половина которых уже в мире ином. Давно выпустил на волю всех синиц и журавлей, передаю внучкам молитвенную эстафету за весь род и пытаюсь спастись. Господи Иисусе Сыне Божий, помоги мне дойти до Тебя.
Август 2023г. Рюссельсхайм, Гессен, Германия.
Спустя 20 лет я опять в Москве, но не как весёлый студент истфака Подыма Вова, а как весёлый иеромонах Варсонофий и уже, как весёлый студент богословского факультета. Вечный студент.
Россия. В Хотькове приложился к мощам святых Кирилла и Марии родителей св. Сергия Всея Руси Радонежского чудотворца. Только ради этого стоило ехать в Россию. В соборе Троицкой лавры неусыпно читают акафист преподобному. Иконы Андрея Рублёва. Умилялся XIV веком.
Утопает в зелени сосен село Гремячий Ключ. Тут бьет святой источник. Я тут на людей рычал: «Брось сигарету!» Один старый дебил говорит другому: «Там паломницы раздеваются. Потрём им спинки?» Я ему: «Сейчас я крестом тебе голову «потру», а ангелы мне помогут». Мужики аж испугались бедные, а я подумал: «Чего это я, иностранец несчастный на людей кидаюсь?»
Удивительные беседы с монахами Зосимовой пустыни Владимиро-Суздальской епархии. Они любезно приняли меня на ночлег. Лес напомнил мне лето 1979 года, когда я был в стройотряде. В Рыбинском р-не Ярославской области, точно такой лес. Только лосей не видно. Что я делаю в миру? В беседах сошлись на одном: сейчас не купола надо золотить, а храм в сердце строить.
Остановился я под Москвой у благочестивых людей в Железнодорожном. В тамошнем соборе Преображения, построенным ещё миллионером Саввой Морозовым, ФАРФОРОВЫЙ нежно-розовый иконостас. Никогда такого не видел!
Красная площадь не изменилась. Только убрали почётный караул у мавзолея беса-Ленина, и клянчат деньги пьяные вдрызг ряженые «Маркс» и «Ленин». Зашёл со спутниками в собор Василия Блаженного (1561г.) приложиться к мощам святого юродивого. Со мной была книга «Пассия». Встали на колени и стали акафист Страстям Господним читать. Сотрудницы музея пытались нам мешать: «Прекратите! Сейчас милицию вызовем! Это музей наш!» Милиционер только махнул рукой: да пусть молятся, мол.
В соборах Кремля на меня в подряснике смотрели, как на музейный экспонат. Щёлкали меня своими фотокамерами, когда я крестился и прикладывался к могиле св. Отрока Димитрия. А в Успенском соборе мне показалось, что со мной молятся св. Святитель Филипп и царь Иоанн IV Грозный.
Грустно смотреть на грязно-серую Яузу. В реках Москвы давно нет рыбы. И никто в них не купается. Где моё родное Чёрное море?
«Что даёт нам здесь дивную радость? СМИРЕНИЕ», говорил о. Самсон (Сиверс) (+1979). На Ново-Архангельском кладбище посетил я могилку этого дивного старца. Там одна дама, узнав по акценту, что я украинец, закричала: «Отдайте наш Крым!!!» «Хрущёва откопайте. Он его взял, он и отдаст».