[88]
Того ради прошу Канцелярию Академии Наук, дабы соблаговолено было меня нижайшего на помянутого бывшего канцеляриста Калмыкова место определить и притом к окладу моего жалованья прибавить по благоизобретению Канцелярии Академии Наук, и о сем моем прошении решение учинить.
1753 года, Марта дня.
К сему прошению ученик Иван Борков руку приложил»
[89]
Явное стремление Баркова оказаться в повседневной службе ближе к книгам не было уважено: его перевели из типографии не в библиотеку, а в канцелярию Академии наук «впредь до усмотрения», для переписки набело, с обещанием прибавки жалованья, «ежели он свои худые поступки оставит»
[90]
В. С.Подлинной за подписанием Советника г<оспо>д<и>на Шумахера за скрепою Секретаря Ханина.
Марта 30 дня 1753 года»
[91]
Таким образом, можно в очередной раз подивиться снисхождению к Баркову академического начальства и пытаться объяснить это, по-видимому, особенными профессиональными достоинствами, которые сумели заметить и оценить в Баркове решавшие его судьбу профессора (не просто и не только чиновники)
[92]
В какой-то месяц 1754 года Барков очередной раз был наказан батогами «за его пьянство и дерзкое поведение»
[93]
Доносит оной же Академии Копеист Иван Барков о нижеследующем:
1. Уведомился я именованный, что полученною сего апреля из г<осу>д<а>р<с>твенной Адмиралтейской Коллегии промемориею требуется в типографию морского шляхетного кадетского корпуса справщик, который бы знал российскую грамматику и по латине;
2. А понеже я в рассуждении знания объявленных в той промемории грамматики и латинского языка особливую имею к оной должности способность, тако ж и к типографскому поведению нарочито уже приобык, упражнявшись в касающихся к тому делах, наипаче же во исправлении корректур более, нежели полтора года;
3. Того ради, да и для претерпленной мною весма немалой бедности, в коей почти целые три года обращался, всепокорнейше Канцелярию Академии Наук прошу, дабы в порадование мое и во облегчение от оной не лишить меня в сем случае высокой милости, удостоить к определению в помянутую должность, а паче что сим способом малые труды мои в науках втуне остаться не могут, но и сверх того чувствуя толь чрезвычайную милость и пользуясь, елико возможно, приобретенными от Академии плодами учения с непременною благодарностию, по всеподданнической моей рабской должности, о многолетном здравии ЕЯ ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА с ИХ ИМПЕРАТОРСКИМИ ВЫСОЧЕСТВЫ молить Бога неусыпно буду, к тому ж и высокую честь и славу Академии ЕЯ ВЕЛИЧЕСТВА по всей моей возможности наблюдать и прославлять долженствую;
4. Что ж касается до моего исправления в житии, то не довольно еще кажется, чтоб нынешнее мое гораздо исправнейшее против прежнего состояние могло быть о честных моих поступках доказательством, но непременно во всю мою жизнь стараться не премину, дабы и всегда оказывать себя таким, какому надлежит быть трезвому, честному и постоянному человеку.
Апреля дня 1754 год<у>.
К сему доношению копеист Иван Барков руку приложил»
[94]
Канцелярия Академии наук в очередной раз отказала Баркову в попытке избегнуть роли вечного переписчика («копеиста») чужих бумаг и дел и заняться всерьез любимыми русским и латинским языками и книгами: «быть ему впредь об нем до усмотрения при писме всяких дел, а чтоб он таковыми доношениями часто Канцелярию не утруждал, сию резолюцию объявить ему с подпискою»
[95]
Наконец через год происходит знаменательное событие: 13 февраля 1755 года канцелярия Академии наук выделяет Ломоносову для помощи в переписке его трудов копииста Ивана Баркова
[96]
[97]
Примерно в это время имя Баркова становится известным среди интересующихся литературой и у самих писателей.
Находившийся в 1850-е годы в Москве, но регулярно получавший информацию обо всем, происходившем в Петербурге, историк Я. Штелин вспоминал: «Около этого времени, именно в 1753 г., являлись в Москве различныя остроумныя и колкия сатиры, написанныя прекрасными стихами, на глупости новейших русских поэтов под вымышленными именами (Autore Barcovio, satyro nato)»
[98]
[99]
[100]
Таким образом, Барков стал помощником Ломоносова, уже не просто проявив свой поэтический талант и темперамент, но и продемонстрировав, на чьей стороне и в каком качестве этот темперамент готов впредь проявляться.
Нельзя не обратить внимание и на еще одно обстоятельство. Многочисленные парафразы или прямые цитаты из Ломоносова в произведениях Баркова все взяты из произведений поэта, созданных в достаточно локальный хронологический период, а именно в 17461751 годах: «Ода 1746 года», «Ода 1747 года», «Переложение псалма 145», «Ода 1748 года», «Тамира и Селим», «Ода на взятие Хотина» (у Баркова это оды: «Турову дню», «Приапу», «Описание утренней зари» всего около десяти подобных произведений). Невозможно утверждать наверное, но и не исключено, что эти произведения Баркова тоже созданы в период около середины 1750-х годов, ко времени назначения Баркова помощником Ломоносова, и сыграли свою роль в этом назначении: использование Барковым произведений Ломоносова в своих одах не было обидным для его учителя; отмеченное «терпимое отношение к ним самого Ломоносова»
[101]
[102]
Итак, с конца зимы 1755 года Барков становится помощником и сотрудником Ломоносова в его трудах и сначала переписывает его труд по истории России (см. выше), а затем «Российскую грамматику»: «Потребно мне на переписку Российской грамматики, сочиненной г. советником и профессором Ломоносовым, обращается он 12 сентября 1755 года в канцелярию Академии наук, шесть дестей голландской писчей бумаги. Того ради сим репортую, чтоб повелено было оное число бумаги мне выдать 1755 года, сентября 12 дня»
[103]
За талантливого переписчика шла борьба его хотели удалить от Ломоносова и вернуть в академическую канцелярию, но, надо полагать, Ломоносов его отстоял, о чем узнаём из очередного документа, составленного в канцелярии 9 февраля следующего 1756 года: «Генваря 29 дня Конференции секретарь и проф. Миллер доношением объявил, определенной де при Конференции копиист Иван Барков находится беспрестанно для письма у г<оспо>д<и>на сов<етника> и проф<ессора> Ломоносова, а при Конференции ежедневно случаются дела, для которых российский копиист необходимо надобен, и требовал, чтоб копииста Баркова возвратить на прежнее место, или определить вместо его кого другова, искусного писца, дабы в настоящих делах не было остановки; приказали: копииста Баркова оставить при советнике г<оспо>д<и>не Ломоносове, ибо он, Барков, переписывает у него сочиненную им, г<оспо>д<и>ном Ломоносовым, Российскую грамматику, а вместо ево в Конференцию для переписки ученых дел и прочаго определить находящагося при библиотеке копииста Семена Корелина»
[104]
Другой фундаментальной школой уже по изучению древней российской истории была в течение нескольких лет работа Баркова над перепиской для Ломоносова «Повести временных лет» летописи, составленной древнерусским писателем XI начала XII века, монахом Киево-Печерского монастыря Нестором. Эту работу Барков начал в апреле 1756 года
[105]
[106]
[107]
Между тем в 17561757 годах Барков в очередной раз вступил в литературную полемику, возникшую вокруг имени Ломоносова. Поводом послужил ломоносовский «Гимн бороде» стихотворный памфлет, направленный Ломоносовым против деятельности Синода, который запрещал публикации сочинений на естественно-научные темы (в частности, был запрещен перевод философской поэмы английского поэта А. Попа «Опыт о человеке»), а придворный проповедник епископ Гедеон (Г. А. Криновский) выступил в печати с критикой научных теорий Ломоносова. «Гимн бороде» Ломоносова широко распространялся в списках и вызвал многочисленные критические и сочувственные отклики. Среди последних был и барковский текст «Пронесся слух: хотят кого-то будто сжечь», который очередной раз демонстрировал Ломоносову острый ум и преданность его ученика.
Впрочем, Барков был постоянен и в другом: «за пьянство и неправильности» в январе 1757 года он был отстранен от ведения письменных дел президента Академии наук К. Г. Разумовского, которыми занимался одновременно с работой для Ломоносова
[108]
[109]
Наряду с деятельностью копииста (которая, в случае с летописью Нестора, была отнюдь не формальной, но в своем роде творческой), Барков занимался и переводческой работой: в 1758 году он перевел и подготовил к изданию книгу «Переводы с латынскаго и шведскаго языков: Случившияся во времена императора Марка Аврелия римскаго и Каролуса 12 шведскаго» (издана посмертно в 1786 году с опечаткой в инициалах переводчика: «Переведено трудами С. И. Баркова») это были преимущественно образцы ораторского искусства любимых им древнеримских авторов.
Болезни, как и прежде, его не оставляли. 2 мая 1761 года, извиняясь перед академическим историком Г. Ф. Миллером, Барков сообщал: «Я весьма глазами болен, и для того порученное мне от вас дело сам отнести не могу, в чем нижайше прошу ваше высокоблагородие меня извинить. При сем приемлю смелость напомянуть вашему высокоблагородию, чтоб оставшуюся черную тетрадь, есть ли отищутся, сочинение мною краткой Российской истории мне пожаловать возвратить, ибо я другова оригинала не имею, а намерен оную продолжать далее. Впротчем с глубочайшим почтением моим пребуду вашего высокоблагородия Милостивого г<осу>д<а>ря всепокорный слуга студент Иван Барков»
[110]
Между тем занятия его были отнюдь не студенческого уровня.
Начатую им осенью работу над «Краткой российской историей» он, как явствует из письма, давал на прочтение авторитетному собирателю соответствующих исторических документов Г. Миллеру и, вероятно, пользовался его консультациями. В октябре 1762 года это сочинение в вопросо-ответной форме вышло в свет в качестве приложения к изданию: «Гилмара Кураса Сокращенная универсальная история содержащая все достопамятные в свете случаи от сотворения мира по нынешнее время со многим пополнением вновь переведенная и с приобщением Краткой российской истории вопросами и ответами в пользу учащагося юношества». 22 октября по резолюции канцелярии Академии наук велено было « переводчику Баркову за сочинение им Сокращенной Российской истории выдать двадцать экземпляров книгами или деньгами»
[111]