Но ведь у Бернарда дурная репутация!
А мне что за дело до его репутации?
Говорят, он гольфа не любит.
Говорят, говорят, передразнила Линайна.
И потом он большую часть времени проводит нелюдимо один, с сильнейшим отвращением сказала Фанни.
Ну, со мной-то он не будет один. И вообще, отчего все к нему так по-свински относятся? По-моему, он милый. Она улыбнулась, вспомнив, как до смешного робок он был в разговоре. Почти испуган как будто она Главноуправитель мира, а он дельта-минусовик из машинной обслуги.
Поройтесь-ка в памяти, сказал Мустафа Монд. Наталкивались ли вы хоть раз на непреодолимые препятствия?
Студенты ответили молчанием, означавшим, что нет, не наталкивались.
А приходилось ли кому-нибудь из вас долгое время пребывать в этом промежутке между позывом и его удовлетворением?
У меня начал один из юнцов и замялся.
Говорите же, сказал Директор. Его фордейшество ждет.
Мне однажды пришлось чуть не месяц ожидать, пока девушка согласилась.
И, соответственно, желание усилилось?
До невыносимости!
Вот именно, до невыносимости, сказал Главноуправитель. Наши предки были так глупы и близоруки, что когда явились первые преобразователи и указали путь избавления от этих невыносимых эмоций, то их не желали слушать.
«Точно речь о бараньей котлете, скрипнул зубами Бернард. «Не отведал, отведаю». Как будто она кусок мяса. Низводят ее до уровня бифштекса Она сказала мне, что подумает, что даст до пятницы ответ. О Господи Форде. Подойти бы да в физиономию им со всего размаха, да еще раз, да еще».
Я тебе настоятельно ее рекомендую, говорил между тем Генри Фостер приятелю.
Взять хоть эктогенез. Пфитцнер и Кавагучи разработали весь этот внетелесный метод размножения. Но правительства и во внимание его не приняли. Мешало нечто, именовавшееся христианством. Женщин и дальше заставляли быть живородящими.
Он же страшненький! сказала Фанни.
А мне нравится, как он выглядит.
И такого маленького роста, поморщилась Фанни. (Низкорослость типичный мерзкий признак низших каст.)
А по-моему, он милый, сказала Линайна. Его так и хочется погладить. Ну, как котеночка.
Фанни брезгливо сказала:
Говорят, когда он еще был в бутыли, кто-то ошибся подумал, он гамма, и влил ему спирту в кровезаменитель. Оттого он и щуплый вышел.
Вздор какой! возмутилась Линайна.
В Англии запретили даже обучение во сне. Было тогда нечто, именовавшееся либерализмом. Парламент (известно ли вам это старинное понятие?) принял закон против гипнопедии. Сохранились архивы парламентских актов. Записи речей о свободе британского подданного. О праве быть неудачником и горемыкой. Неприкаянным, неприспособленным к жизни.
Да что ты, дружище, я буду только рад. Милости прошу. Генри Фостер похлопал друга по плечу. Ведь каждый принадлежит всем остальным.
«По сотне повторений три раза в неделю в течение четырех лет, презрительно подумал Бернард; он был специалист-гипнопед. Шестьдесят две тысячи четыреста повторений и готова истина. Идиоты!»
Или взять систему каст. Постоянно предлагалась и постоянно отвергалась. Мешало нечто, именовавшееся демократией. Как будто равенство людей заходит дальше физико-химического равенства.
* * *
А я все равно полечу с ним, сказала Линайна.
«Ненавижу, ненавижу, кипел внутренне Бернард. Но их двое, они рослые, они сильные».
Девятилетняя война началась в 141 году Эры Форда.
Все равно, даже если бы ему и правда влили тогда спирту в кровезаменитель.
Фосген, хлорпикрин, йод-уксусный этил, дифенилцианарсин, слезоточивый газ, иприт. Не говоря уже о синильной кислоте.
А никто не подливал, неправда и не верю.
Вообразите гул четырнадцати тысяч самолетов, налетающих широким фронтом. Сами же разрывы бомб, начиненных сибирской язвой, звучали на Курфюрстендамм и в восьмом парижском округе не громче бумажной хлопушки.
А потому что хочу побывать в диком заповеднике.
СН3С6Н2 (NO2) 3+Hg (СNО)2; и что же в сумме? Большая воронка, груда щебня, куски мяса, комки слизи, нога в солдатском башмаке летит по воздуху и шлеп! приземляется среди ярко-красных гераней, так пышно цветших в то лето.
Ты неисправима, Линайна, остается лишь махнуть рукой.
Восточный способ заражать водоснабжение был особенно остроумен.
Повернувшись друг к дружке спиной, Фанни и Линайна продолжали одеваться уже молча.
Девятилетняя война, Великий экономический крах. Выбор был лишь между всемирной властью и полным разрушением. Между стабильностью и
Фанни Краун тоже девушка приятная, сказал помощник Предопределителя.
В Питомнике уже отдолбили основы кастового самосознания, голоса теперь готовили будущего потребителя промышленных товаров. «Я так люблю летать, шептали голоса, я так люблю летать, так люблю носить все новое, так люблю»
Конечно, сибирская язва покончила с либерализмом, но все же нельзя было строить общество на принуждении.
Но Линайна гораздо пневматичней. Гораздо, гораздо.
* * *
А старая одежда бяка, продолжалось неутомимое нашептывание. Старье мы выбрасываем. Овчинки не стоят починки. Чем старое чинить, лучше новое купить; чем старое чинить, лучше
Править надо с умом, а не кнутом. Не кулаками действовать, а на мозги воздействовать. Чтоб заднице не больно, а привольно. Есть у нас опыт: потребление уже однажды обращали в повинность.
Вот я и готова, сказала Линайна; но Фанни по-прежнему молчала, не глядела. Ну, Фанни, милая, давай помиримся.
Каждого мужчину, женщину, ребенка обязали ежегодно потреблять столько-то. Для процветания промышленности. А вызвали этим единственно лишь
Чем старое чинить, лучше новое купить. Прорехи зашивать беднеть и горевать; прорехи зашивать беднеть и
Не сегодня-завтра, раздельно и мрачно произнесла Фанни, твое поведение доведет тебя до беды.
гражданское неповиновение в широчайшем масштабе. Движение за отказ от потребления. За возврат к природе.
* * *
Я так люблю летать, я так люблю летать.
За возврат к культуре. Даже к культуре, да-да. Ведь, сидя за книгой, много не потребишь.
Ну, как я выгляжу? спросила Линайна. На ней был ацетатный жакет бутылочного цвета, с зеленой вискозной опушкой на воротнике и рукавах.
Уложили восемьсот сторонников простой жизни на Голдерс-Грин скосили пулеметами.
Чем старое чинить, лучше новое купить; чем старое чинить, лучше новое купить.
Зеленые плисовые шорты и белые, вискозной шерсти, чулочки до колен.
Затем устроили Мор книгочеев: переморили горчичным газом в читальне Британского музея две тысячи человек.
Бело-зеленый жокейский картузик с затеняющим глаза козырьком. Туфли на Линайне ярко-зеленые, отлакированные.
В конце концов, продолжал Мустафа Монд, Главноуправители поняли, что насилием не многого добьешься. Хоть и медленней, но несравнимо верней другой способ способ эктогенеза, формирования рефлексов и гипнопедии
А вокруг талии широкий, из зеленого искусственного сафьяна, отделанный серебром пояс-патронташ, набитый уставным комплектом противозачаточных средств (ибо Линайна не была неплодой).
Применили наконец открытия Пфитцнера и Кавагучи. Широко развернута была агитация против живородящего размножения
Прелестно! воскликнула Фанни в восторге. Она не умела долго противиться чарам Линайны. А какой дивный мальтузианский пояс!
И одновременно начат поход против Прошлого, закрыты музеи, взорваны исторические памятники (большинство из них, слава Форду, и без того уже сровняла с землей Девятилетняя война); изъяты книги, выпущенные до 150 года Э. Ф.
Обязательно и себе такой достану, сказала Фанни.
Были, например, сооружения, именовавшиеся пирамидами.
Мой старый чернолаковый наплечный патронташ
* * *
И был некто, именовавшийся Шекспиром. Вас, конечно, не обременяли всеми этими наименованиями.
Просто стыдно надевать мой чернолаковый.
Таковы преимущества подлинно научного образования.
Овчинки не стоят починки, овчинки не стоят
Дату выпуска первой модели Т Господом нашим Фордом
Я уже чуть не три месяца его ношу.
избрали начальной датой Новой Эры.
Чем старое чинить, лучше новое купить; чем старое
Как я уже упоминал, было тогда нечто, именовавшееся христианством.
лучше новое купить.
Мораль и философия недопотребления
Люблю новое носить, люблю новое носить, люблю
* * *
была существенно необходима во времена недопроизводства; но в век машин, в эпоху, когда люди научились связывать свободный азот воздуха, недопотребление стало прямым преступлением против общества.
Мне его Генри Фостер подарил.
У всех крестов спилили верх преобразовали в знаки Т. Было тогда некое понятие, именовавшееся Богом.
Это настоящий искусственный сафьян.
Теперь у нас Мировое Государство. И мы ежегодно празднуем День Форда, мы устраиваем вечера песнословия и сходки единения.
«Господи Форде, как я их ненавижу», думал Бернард.
Было нечто, именовавшееся Небесами; но тем не менее спиртное пили в огромном количестве.
«Как бифштекс, как кусок мяса».
Было некое понятие душа и некое понятие бессмертие.
Пожалуйста, узнай у Генри, где он его достал.
* * *
Но тем не менее употребляли морфий и кокаин.
«А хуже всего то, что она и сама думает о себе как о куске мяса».
В 178 году Э. Ф. были соединены усилия и финансированы изыскания двух тысяч фармакологов и биохимиков.
А хмурый у малого вид, сказал помощник Предопределителя, кивнув на Бернарда.
Через шесть лет был налажен уже широкий выпуск. Наркотик получился идеальный.
Давай-ка подразним его.
Успокаивает, дает радостный настрой, вызывает приятные галлюцинации.
Хмуримся, Бернард, хмуримся. От хлопка по плечу Бернард вздрогнул, поднял глаза. Это Генри Фостер, скотина фордова. Грамм сомы принять надо.
Все плюсы христианства и алкоголя и ни единого их минуса.
«Убил бы скотину». Но вслух он сказал только:
Спасибо, не надо, и отстранил протянутые таблетки.
Захотелось, и тут же устраиваешь себе сомотдых отдых от реальности, и голова с похмелья не болит потом, и не засорена никакой мифологией.
Да бери ты, не отставал Генри Фостер, бери.
Это практически обеспечило стабильность.
«Сомы грамм и нету драм», черпнул помощник Предопределителя из кладезя гипнопедической мудрости.
Оставалось лишь победить старческую немощь.
Да катитесь вы от меня! взорвался Бернард.
Скажи, пожалуйста, какие мы горячие.
Половые гормоны, соли магния, вливание молодой крови
К чему весь тарарам, прими-ка сомы грамм. И, посмеиваясь, они вышли из раздевальной.
Все телесные недуги старости были устранены. А вместе с ними, конечно
Так не забудь, спроси у него насчет пояса, сказала Фанни.
* * *
А с ними исчезли и все старческие особенности психики. Характер теперь остается на протяжении жизни неизменным.
до темноты успеть сыграть два тура гольфа с препятствиями. Надо лететь.
Работа, игры в шестьдесят лет наши силы и склонности те же, что были в семнадцать. В недобрые прежние времена старики отрекались от жизни, уходили от мира в религию, проводили время в чтении, в раздумье сидели и думали!
«Идиоты, свиньи!» повторял про себя Бернард, идя по коридору к лифту.
Теперь же настолько шагнул прогресс старые люди работают, совокупляются, беспрестанно развлекаются; сидеть и думать им некогда и недосуг, а если уж не повезет и в сплошной череде развлечений обнаружится разрыв, расселина, то ведь всегда есть сома, сладчайшая сома: принял полграмма и получай небольшой сомотдых; принял грамм нырнул в сомотдых вдвое глубже; два грамма унесут тебя в грезу роскошного Востока, а три умчат к луне на блаженную темную вечность. А возвратясь, окажешься уже на той стороне расселины и снова ты на твердой и надежной почве ежедневных трудов и утех, снова резво порхаешь от ощущалки к ощущалке, от одной упругой девушки к другой, от электромагнитного гольфа к
Уходи, девочка! прикрикнул Директор сердито. Уходи, мальчик! Не видите разве, что мешаете его фордейшеству? Найдите себе другое место для эротических игр.
Пустите детей приходить ко мне, произнес Главноуправитель.
Величаво, медленно, под тихий гул машин, продвигались конвейеры на тридцать три сантиметра в час. Мерцали в красном сумраке бессчетные рубины.
Глава 4
I
Лифт был заполнен мужчинами из альфараздевален, и Линайну встретили дружеские, дружные улыбки и кивки. Ее в обществе любили; почти со всеми с ними с одним раньше, с другим позже провела она ночь.
Милые ребята, думала она, отвечая на приветствия. Чудные ребята! Жаль только, что Джордж Эдзел лопоух (быть может, ему крошечку лишнего впрыснули гормона паращитовидки на 328-м метре?). А взглянув на Бенито Гувера, она невольно вспомнила, что в раздетом виде он, право, чересчур уж волосат.
Глаза ее чуть погрустнели при мысли о чернокудрявости Гувера, она отвела взгляд и увидела в углу щуплую фигуру и печальное лицо Бернарда Маркса.
Бернард! Она подошла к нему. А я тебя ищу. Голос ее раздался звонко, покрывая гудение скоростного, идущего вверх лифта. Мужчины с любопытством оглянулись. Я насчет нашей экскурсии в Нью-Мексико. Уголком глаза она увидела, что Бенито Гувер удивленно открыл рот. «Удивляется, что не с ним горю желанием повторить поездку», подумала она с легкой досадой. Затем вслух еще горячей продолжала: Прямо мечтаю слетать на недельку с тобой в июле. (Как бы ни было, она открыто демонстрирует сейчас, что неверна Генри Фостеру. На радость Фанни хотя новым партнером будет все же Бернард.) То есть, Линайна подарила Бернарду самую чарующе-многозначительную из своих улыбок, если ты меня еще не расхотел. Бледное лицо Бернарда залилось краской. «С чего он это?» подумала она, озадаченная и в то же время тронутая этим странным свидетельством силы ее чар.
Может, нам бы об этом потом, не сейчас, пробормотал он, запинаясь от смущения.
«Как будто я что-нибудь стыдное сказала, недоумевала Линайна. Так сконфузился, точно я позволила себе непристойную шутку спросила, кто его мать, или тому подобное».
Не здесь, не при всех Он смолк, совершенно потерявшись.
Линайна рассмеялась хорошим, искренним смехом.
Какой же ты потешный! сказала она, от души веселясь. Только по крайней мере за неделю предупредишь меня, ладно? продолжала она, отсмеявшись. Мы ведь «Синей Тихоокеанской» полетим? Она с Черинг-Тийской башни отправляется? Или из Хэмпстеда? Не успел Бернард ответить, как лифт остановился.
Крыша! объявил скрипучий голосок.
Лифт обслуживало обезьяноподобное существо, одетое в черную форменную куртку минус-эпсилон-полукретина. Крыша!
Лифтер распахнул дверцы. В глаза ему ударило сияние погожего летнего дня, он встрепенулся, заморгал.
О-о, крыша! повторил он восхищенно. Он как бы очнулся внезапно и радостно от глухой, мертвящей спячки. Крыша!
Поднявши свое личико к лицам пассажиров, он заулыбался им с каким-то собачьим обожанием и надеждой. Те вышли из лифта переговариваясь, пересмеиваясь. Лифтер глядел им вслед.
Крыша? произнес он вопросительно.
Тут послышался звонок, и с потолка кабины, из динамика, зазвучала команда, очень тихая и очень повелительная:
Спускайся вниз, спускайся вниз. На девятнадцатый этаж. Спускайся вниз. На девятнадцатый этаж. Спускайся
Лифтер захлопнул дверцы, нажал кнопку и в тот же миг канул в гудящий сумрак шахты, в сумрак обычной своей спячки.
Тепло и солнечно было на крыше. Успокоительно жужжали пролетающие вертопланы; рокотали ласково и густо ракетопланы, невидимо несущиеся в ярком небе, километрах в десяти над головой. Бернард набрал полную грудь воздуха. Устремил взгляд в небо, затем на голубые горизонты, затем на Линайну. Красота какая! Голос его слегка дрожал. Она улыбнулась ему задушевно, понимающе.