Постоянные занятия охотой выработали у Коли такие навыки и качества характера, как: смелость и выдержка, быстрота ориентировки, умение использовать местность, скрытность передвижения в любую погоду и в любой территории, умение использовать оружие (т. н. огневая подготовка), стрелять навскидку. Люди тех профессий, где требуется мгновенное принятие решений, смелость, сопряжённая с риском, становятся, как правило, хорошими путешественниками и разведчиками к чему постоянно стремился все детские и юношеские годы Пржевальский.
Николай очень дружил со средним братом Володей, старше которого был всего на год. Володя прислушивался, как учат Николая, и сам в четыре года выучился читать. Для обучения мальчиков приглашались и различные учителя. Все они оказывались плохими педагогами, и их часто меняли, лишь один из семинаристов, сын священника Дмитрий Зезюлинский, сумел подготовить детей к поступлению в гимназию.
Лет с восьми Николай жадно читал все, что попадалось под руку. Особенно большое впечатление производили на него рассказы о путешествиях. Няня, или, как ее называет Пржевальский, мамка, часто рассказывала детям сказки. Детская привязанность к няне перешла у Николая Михайловича в безграничное к ней доверие на всю жизнь. Она до конца своих дней была в их доме ключницей, экономкой и главной помощницей по хозяйству.
В 1840-х годах дворянство считало обязанностью отдавать своих детей в кадетские корпуса. Мать Николая Михайловича также хлопотала об определении своих сыновей в Павловский кадетский корпус[19], но тогда это ей не удалось. Но ей посчастливилось только относительно третьего сына, Евгения, который и воспитывался в Александринском московском корпусе[20]. Тогда она решила отдать их в Смоленскую гражданскую гимназию. Во второй половине 1849 года, дворовый человек дядька Игнат, повёз Николая и Владимира Пржевальских в Смоленск, где они отлично выдержали экзамен и были приняты во 2-й класс 7-го ноября 1849 года у них начался курс обучения[21].
Дом в Смоленске, напротив церкви Божьей Матери Олигирия, где жил Н. М. Пржевальский во время обучения в гимназии. Фото 19011905 годов
Жили они на ул. Армянской (ныне ул. Соболева) напротив церкви Божьей Матери Одигитрии в скромной квартирке во флигеле дома Шаршавицкого. Одигитриевская церковь главная достопримечательность начала улицы Соболева сохранилась до наших дней. Платили за флигель 2,5 рубля/мес., и за учёбу 5 рублей в год.
За ними присматривали дядька Игнат и кухарка, сестра няни. Так после домашнего обучения Николай и Володя поступили в Смоленскую гимназию. В гости к товарищам они никогда не ходили и кроме гимназии встречались с ними на крепостном валу, или Смоленской стене, куда дети с дядькой ходили поиграть и «ловить воробьёв». Недостаток сверстников в дошкольный период наложило на Николая характер отпечаток замкнутого человека, избегающего толпы и больших мероприятий в обществе. Про обучение в гимназии он писал:
«Вообще, вся тогдашняя система воспитания состояла в запугивании и зубрении от такого-то до такого-то слова. Тем не менее, науки было мало. А свободы много и гимназисты не выглядели такими стариками, как нынешние, не ходили в pince-nez или в очках и долго оставались детьми часто шумными и драчливыми. Летом я часто увлекался охотой, однако это не мешало мне заниматься чтением зоологических книг и книгах о путешествиях, которые выписывала мне мать»[22].
Состав гимназистов был разнообразный. Рядом с 10-ти летними мальчиками сидели 20-ти летние лентяи и повесы. Отношения между учениками и учителями было почти, как описано в произведении Помяловского «Очерки бурсы»[23]. Примерно такую же картину описывает и учившийся в гимназии учёный, соратник Пржевальского по Сибири Б. Дыбовский.
Смоленск. Классическая гимназия
По словам Пржевальского «дурной метод преподавания делал решительно невозможным, даже при сильном желании изучить, что-либо положительно. Из педагогов особенно выдавался в этом отношении Федотов, как говорили, бывший вольноотпущенный, который, невзирая на вероисповедание учеников, всех обращал в православие. Во время его класса постоянно человек пятнадцать были на коленях. Но особенно боялись мы инспектора Соколова, который по субботам сёк ребят для собственного удовольствия. Вообще вся тогдашняя система воспитания состояла в запугивании и зубрении»
Николай Михайлович тепло вспоминал директора гимназии Лыкошина, он был мягким человеком, священника Доронина, доброго, умного, Домбровского учителя истории; Дьяконова, преподававшего географию[24].
Гимназист России XIX века
Хотя дядя, учивший детей охоте, снабжал мальчиков боеприпасами, они постоянно чувствовали в них недостаток и хитро выходили из положения. Они часто вырезали старые дробинки из заборов, собирали свинцовую бумагу чайную обёртку, и переплавляя на свечке, отливали себе пули[25].
Все эти и другие навыки пригодились Пржевальскому дальнейшем в путешествиях, где необходимо было «выживать».
Постоянное нахождение на природе положительно сказалось на характере будущего учёного путешественника и привило ему особое к ней отношение. Об этом авторитетно заметил крупнейший русский географ, многолетний руководитель ИРГО П. П. Семенов-Тян-Шанский:
«Всему высокому, всему прекрасному научился богато одарённый юноша в лоне матери-природы; ее непосредственному влиянию обязан он и нравственной чистотой, и детской простотой своей прекрасной души, и тонкой наблюдательностью своего ума, и своею неутомимой силою и энергией в борьбе с физическими и духовными препятствиями, и замечательным здоровьем души и тела, и беспредельной своею преданностью науке и отечеству. В течение всей дальнейшей своей жизни Н. М. Пржевальский не разорвал связи с своею Смоленской родиной, с тем дорогим ему уголком земли, где прошло его беззаботное детство, где природа в юношеские его годы выработала из него, почти без посторонней помощи, все то, что сделало его одним из самых выдающихся деятелей своего времени и своего Отечества»[26]
Когда Николай Пржевальский учился в шестом классе, началась Крымская война.
Глава II. Начало военной службы. Учёба в Академии. Служба после Академии
«Вообще розог немало мне досталось в ранней юности, потому что я был препорядочный сорванец, так что бывшие в гостях деревенские соседи обыкновенно советовали моей матери отправить меня, со временем, на Кавказ, на службу».
(Н. М. Пржевальский. Автобиография. Журнал «Русская Старина» изд. 1888 г. 11, с. 530)
Выбор пути
В ранней молодости Коля Пржевальский прочитал лубочную книгу «Воин без страха», которая попала ему случайно из короба офени-коробейника и произвела на него сильное впечатление, чем решила его судьбу. Эта книга показала, что, только следуя описанному в ней примеру можно сделаться добродетельным.
Овеянный романтикой, мальчик её так полюбил, что носил её всегда вместе с учебниками. Николай решился поступить на военную службу, оставив мысли об университете и, поэтому он по собственному заявлению был освобождён в гимназии от изучения латыни[27].
Будучи шестнадцатилетним подростком, он окончил курс Смоленской гимназии с правом на первый гражданский чин, что соответствовало медали[28], и выпустился в 1855 году, когда новости о героической защите Севастополя не сходили с первых полос газет и вызывали восхищение у всей России. Николай рвался на войну.
Однако жизненные обстоятельства сложились так, что пришлось ждать до сентября, когда мать смогла отвезти его и брата Владимира в Москву, для определения одного в университет, а другого на военную службу.
В ожидании назначенного срока отъезда, Николай Михайлович проводил целые дни на охоте, и впоследствии называл это время нескончаемым рядом удовольствий и счастливейшим периодом все его жизни. Умение стрелять с детства не раз спасало его в жизни от неминуемой гибели. Умение скрытно ходить по лесу, быть чутким к каждому шороху, делало его хорошим, а преодолевать на любой местности в день десятки вёрст закалило его физически, подготовило к предстоящим трудностям и испытаниям судьбы, как путешественника[29]
Военная служба в звании вольноопределяющегося
Год 1855
Наступил день долгожданного отъезда на военную службу. Но, когда пришло время отбыть, он вдруг почувствовал тоску, и неизвестное будущее его взволновало. 4 сентября 1855 года он покинул родное Отрадное, чтобы быть принятым в полк вольноопределяющимся[30] и 11 сентября юный Николай Пржевальский поступил унтер-офицером[31] в Сводно-запасный Рязанский пехотный полк 18 сводной дивизии. Полк в то время дислоцировался в Тульской губернии деревне Литвиново, Белёвского уезда. Пржевальский вспоминает: «Молодые и старые одинаково ничего не делали, служба велась очень плохо; полковой командир был такой, что подчинённые, проходя мимо его дома, должны были шапки снимать».
Спустя несколько дней, полк выступил в поход. При первом же переходе, товарищи по службе украли где-то сапоги и тут же их пропили. Этот и другие подобные случаи нанесли молодому юноше первую моральную травму, и он начал терять интерес к строевой военной службе. Впервые у него возникла мысль, и желание во что бы то ни стало выйти из этого порочного окружения. После 12-дневного перехода (около 140 км) полк прибыл в Калугу. Молодой унтер-офицер за это время впервые испытал все тяготы и невзгоды походной жизни, делая в день иногда и по 30 вёрст пешком и питаясь самой простой пищей, чем не закалка для будущих многотысячных переходов?
Одиночество и жизнь среди не симпатичного ему общества заставили Николая вспоминать о семье, и он поддерживал постоянную переписку с матерью, в которой сообщал обо всех нюансах полковой жизни.
«Кормили нас такими кушаньями, писал он в первом письме матери, давали щи, цветом они были похожи на самые грязные помои, да и вкусом-то немного отличались от помой; но с голодухи нам и такие щи были хороши; на некоторых станциях я покупал себе молоко и яйца; но иные деревни были так хороши, что нельзя было достать и этого, и тогда я должен был довольствоваться только этими щами».
Из Калуги полк двинулся в г. Белев Тульской губернии (около 100 км), где все юнкера и вольноопределяющиеся были собраны в городе и из них составлена особая юнкерская команда. Пржевальскому отвели «квартиру» в кухне, в которой, по его словам, в декабре месяце было так холодно, что даже и в то время, когда топилась печь, было 5 градусов мороза. Единственным спасением были полати[32], на которые забирались все, желавшие отогреться.
Ежедневно от 10 часов утра до часу пополудни юнкера должны были собираться в «манеже» на строевые занятия. «Манеж» представлял собой длинный погреб, выкопанный в земле и настолько тёмный, что на расстоянии 20 шагов с трудом можно было различить человека. Сюда сходились юнкера в самых разнообразных костюмах: кто без сапог, кто в изорванном халате, а кто и в сюртуке без рукавов. Это был, можно сказать, сброд порочных людей, картёжников и пьяниц, занимавшихся кражей вещей и «пропиванием» их в кабаке. Ротные командиры заставляли пить водку.
Николай писал матери: «Видя себя между такими сотоварищами, невольно вспомнишь слова, что я буду алмаз, но в куче навоза». «Служба в полку велась очень плохо, никто и ничего не делал. На юнкеров не обращали внимания, но с солдатами обращались жестоко. Офицеры вели жизнь разгульную и проводили время среди карт и пьянства. Поступившему в полк новичку трудно было не поддаться общему течению, но если ему это удавалось, то он заслуживал общее уважение среди товарищей-пьяниц».
Та армейская обстановка не особенно нравилась молодому и энергичному вольноопределяющемуся. Он ходил в лес на охоту и часто там плакал от безысходности. Тогда он был так молод, что походил скорее на ребёнка, чем на воина. Прелесть военной службы, почерпнутая из книг, сразу разрушилась, и Николай Михайлович, переносясь мыслью к Отрадному, просил мать взять его на праздники домой, чтобы хоть на несколько дней забыть банальную и скучную обстановку военной жизни. Побывав дома, он в январе месяце следующего 1856 года находился в том же, если не худшем положении, потому что финансовые средства его совершенно истощились.
24 апреля 1856 года его перевели в 7-й запасный батальон Белёвского пехотного полк[33]. Юный Пржевальский принимал участие в учениях полка, к которому был прикомандирован.
В это время в России, участвующей в войне, накануне произошли события, принявшие взрывоопасный характер, что заставило произвести ряд контрмер со стороны русского правительства. Воспользовавшись Крымской войной, франко-английский альянс решил отбросить нашу страну, вначале от берегов Тихого океана. В течение двух лет англо-французский флот безрезультатно бомбил русское восточное побережье. Нападение иноземных захватчиков было отбито в районе Петропавловска Камчатского с большим для них позором.
И тогда в 1855 году на Балтике, финская крепость Свеаборг[34], входящая в состав Российской империи, подверглась предательскому нападению с бомбардировкой со стороны англо-французского флота[35]. Это нападение неприятельского флота на территорию России заставило командование Русской Армии принять меры по защите своих рубежей. Ввиду угрозы безопасности границ, Белёвский полк стал готовиться к походу в Финляндию.
Накануне этого мероприятия предстояли смотры старших начальников. Все чистилось и охорашивалось, а нижним чинам выдавались лапти и полушубки. Поход предстоял через Москву и Петербург, и Пржевальский тешил себя надеждой повидаться с братом и матерью.
7 июля 1856 г. ему присвоили звание юнкер. Однако поход в Финляндию был отменен и, вместо того, летом 1856 года полк двинулся в город Козлов, Тамбовской губернии (около 436 км). Этот поход Пржевальский называл, «передвижением шайки грабителей», поскольку ни людям, ни лошадям ничего не покупалось все бралось даром. Воровство на продовольствие офицеров было в обычаях того времени.
Как потом вспоминал Пржевальский, «в этом соблюдалась очередь, и раз, когда пришёл мой черёд, я, между прочим, заколол штыком индюка, которого потом съели по пути из Белёва в Козлов»[36].
Николай Пржевальский. 1956 год
Стоянка в Козлове не отличалась ничем от предыдущих стоянок. Пржевальский уходил на охоту или проводил время с одним из товарищей, с которым читал книги исторические, путешествия, романы и, получив в гимназии сведения из зоологии и ботаники, пристрастился к собиранию растений. «Это навело меня на мысль, что я должен непременно отправиться путешествовать», вспоминал он.
Получение первого младшего чина офицерского состава
Храня свою заветную мечту, Николай Михайлович оставался на военной службе и, по окончании установленного срока 24 ноября 1856 года был произведён прапорщиком в Полоцкий пехотный полк[37], стоявший в родной ему Смоленской губернии, в г. Белом. Пржевальский вспоминает: «Перед этим я съездил в свою деревню и привёз оттуда слугу Ивана Маркова, хорошего охотника, который последовал за мной в Польшу, когда туда был переведён полк».