Театрализация – партитурная основа искусства. Том IV. Вербальные и невербальные опоры зримого действа - Евдокимов Александр Петрович 3 стр.


Заоконное пространство стало стеной, отодвинув реальность и заэтюдилось, заэтюдилось, заэтюдилось


Девушка плакала, уткнувшись лицом в ладони, под тусклым светом лампочки, в лучах которой виднелся абрис человека в военной форме  непонятного рода войск и эпохи, но в офицерском обмундировании.

 Встат!  на ломаном русском прокричал он,  встат!

И тут же определилась эпоха  Великая Отечественная война

Маргарита послушно вытянулась, боясь открыть глаза и страшась побоев, во весь свой слаженный рост.

Её руки не находили себе места: то обрывались по швам, то тут же нервно бросались  к лицу, элементом защиты.

 Маргарит-та, ти фнофь упряма пишешь то, чьего нэт! Нэт!  рявкнул абрис, и в свете тусклого накала электроспирали полетели клочки бумаги в малом пространстве комнаты,  через рапид,  в лицо Маргарите.  Здесь нэ НеаКВеДе, дорогая мой и очень красивый пока ещо очэнь Ти худо» шник?! иль, как ета у фас  его баба»?!  Ну-ну, сешь сопли» и пошли! Шнель!

Коридор бросил ей под ноги всю свою воображаемую длину, которая потерялась в темноте, и лишь слабые, окутанные решёткой фонари протянули ей свет, чтобы не оступилась.

 Стоят!

Железная дверь извлекла из своего патронника затвор и распахнулась: от сквозняка Маргарита съёжилась.

 Ето панька по-русски. Её фсе знают в фашей страна те, кто хадиль по етапу! Шнель!

 Дяденька немец,

Пролепетала Маргарита.

 Не нато! Карантинь ещо никтё не отменяльт! Бистро миться и по етапу подёшь! У нас много проблем з фами а может бить, не подёшь?! Гляфное чистота  ета мой услёвное, озобенно в женьжина Шнель!

Дверь лязгает, засов вонзается в косяк и шаги удаляются

Маргарита вся сжимается и от холода, и от маленькой свободы  радости: теперь она одна

 Господи

Она на грани срыва, в глазах застыли слёзы: плечи её маленькие и хрупкие затряслись, и она ползёт по шершавым и грубым, непреклонным и равнодушным стенам  вниз  к полу

 Что же будет: как же это я так?! Господи от двух до пяти! Кошмар! А как же дочка?! Доча Надо встать! Надо дойти до неё!

Она, как бы очнувшись, осмотрелась: лавка тёмная и сырая, трубы ржавые, дверь в банную и окна с внешними железными жалюзами из металлического широкого уголка.

Маргарита почувствовала холод

 Откуда?! Сквозняк? Стены же и окна

Она осмотрелась, забывшись: оказалось, что в окне стёкол не было вовсе  только решётка, снег и дыхание свежего белого ветра, который не касался красивого морозного узорчика на стекле, а потом лишь жалюзи в глубине толстых стен оконного проёма  и ничего более, только узкие полоски уличной фонарной тьмы!

Голос противной оперы и женским, и мужским голосами из алюминиевого горшка громкоговорителя оглушил её, вдруг, только сейчас!

 Как холодно

Она сбросила платье: заклацали зубы, сбросила туфли  цементный пол сжал ей ступни в комок.

Полетели трусики и =

: бюстгальтер, изломив руки, слетел;

: локти от холода упали на соски;

: тень пленницы почему-то стыдливо бросилась за дверь бани и

И дверь исполнила долг!

Заскрипели равнодушные петли  дверца соединила два пространства =

: пропустила и!;

: Маргарита вошла и!;

: сырое пространство её возмутило! и

И озноб от холода сохранился!

 Не баня, а душ?! Боже

Везде и на всём висели капли вялые и холодные, тяжёлые, как ртуть  на потолке, трубах, стенах Леек душевых не было  из труб прямо  сразу  мочились, вываливаясь, какими-то холодными и противными водами: если вскрыть вентиль

Маргарита уняла свою дрожь, взяла себя в руки, и этими руками провернула кран влево и =

: вывалилась тяжёлая с кашлем;

: вывалилась жёлтая струя;

: струя свежестью не пахла

Подвально-подъездной вонью дыхнуло в лицо девушке, как в дешёвой хрущёвке!

Струя ударилась о коричневый кафель, и холодные брызги освятили благородно Маргариту. Заключённая взвизгнула, отскочила, убавила струю, и издалека стала тянуть, к ней  с надеждой, ладонь  женскую, маленькую и беззащитную.

В этой жменьке, которая тянулась к теплу, уже каталась маленькая капелька  или воды, или слезы, и не просыхала, как вселенная в руках матери.

Эта капелька, как в крупном киноплане, вдруг, оживила даже тусклый свет камеры  заискрилась детально изнутри!

Ладонь её коснулась струи и, о радость!  она чуть тёплая! Маргарита шагнула с наслаждением под неё и расслабилась.

Глаза закрыла и выдохнула.

 Тёпленькая пошла господи, как в кино хоть бы какой-нибудь кусочек мыла нет! не так, дочка бы сказала сказала бы  собачки вы, даже мыльца нет

Волосы отяжелели и потянулись довольные  вниз, огибая каждый изгиб её тела, а губы и соски наоборот  радостно вверх.

Вдруг, три удара в железную дверь оглушили пространство: Маргарита съёжилась и шагнула к вентилю-крану и провернула его.

Струя оборвалась, и теперь тишина оглушила Маргариту: время тут же стало измеряться каплями: кап-кап, кап-кап

Она оглянулась-осмотрелась  в обе стороны: ни простыни, ни полотенца.

 Как же так?

Свинцовые капли лезли отовсюду по стенам, или срывались жирной стряпней вниз, где лопались, лопались, лопались

Маргарита ладонями стряхивает с себя капли и обнаруживает на своём теле ссадины, небольшие шрамы-царапины и боли в мышцах  везде: где попало!

 Ужас! А может, это  грим? не верю

Прямо за спиной кто-то, вдруг, громко зарычал!  Маргарита обернулась от страха!

Под сердцем ёкнуло, ноги подкосились  в глазах оборвались все мысли: капля урины понеслась, потекла по ноге облегчением  то воздух в трубах прогремел и пропал

 С-с-с-ука-а-а

Без сил и вся опустошённая, она шагнула к двери и тут же, во всю её распахнувшуюся наготу, бросается,  в объятия Маргарите,  всем своим противным поставленным голосом  оперная глотка, с липкой тоской и близкой страстью со сквозняком, с сытыми выпученными глазами, как у лягушки

Мокрая, она обняла платьице и промокнулась им.

Затем одела-натянула его и села-пала  мокрая и униженная.

Радио-опера и зимний холод продолжали окутывать белыми клубами хрупкие плечи Маргариты, но она уже не дрожала, как прежде.

Дверь лязгнула  открылась.

 Ню, каг купь-купь?

 Спасибо

Холодная и мокрая Маргарита встала, грудь очень тонко, в деталях, подчёркивается под мокрым платьем, а тусклый свет всё это сфотографировал.

 Ката жи, Маргарит-та милай, фам захочет, чтоби ф фашей страна биль толка кразата, как ти сама?! О, ето жа стихи!

Маргарита идёт к выходу и шепчет:

Рука немца на пороге хватает её за подбородок: колодцы зрачков их сталкиваются!

 Фаша жизнь бусинка  украшение на моём прошпекте! Я не позволяйт  это не пустошь, штоби собирайт здесь фсякий зпрот для экспери» менто'в и экскри» менто'в! Я ферю, ти худо» шнитса! Ферю! Дафай забудет фсё! Я Их  Вильгельма Пика! Пьехали на баль, где я тепя поцеловаль!

Он касается её губ поцелуем.

Летит пощёчина!

Он ловит её

 Ака, худо» шнитса, от слёва худо» тогда сюда  напротив, тут камера, как раз для таких!

Дверь открылась, и её швырнули в дыхание тьмы!

Слышится немецкая брань.

Засов лязгает за хрупкой девушкой и льющийся, из коридора в пространство камеры свет, пропадает, но этого было достаточно =

: Маргарита видит измученные лица избитых;

: видит окровавленных людей, как будто  в гриме и кетчупе;

: кровь везде

Или же кетчуп и грим?!

У стены, напротив которой находится она, сидят те, кто, склонившись над бумажными листами и что-то пишут: мученики доброй воли

В немом диалоге каждый писатель-творец обращается к кому-то у стены с живым нервом: и кто-то любит, кто-то кричит, кто то говорит сухо и зло  все по разному, как будто в немом кино


!Вдруг, взрывается спичка! !Освещается лицо лысого человека!


 Я так тут с вами и курить брошу!  мастер по киношному, взглянул блеском очков.

Свет спички расползся,  в рапиде,  по лицам и всё кругом осветилось, как озарилось.

 Ну, что ты надумала? Где пропадаешь Марго, я ведь тебя посажу!

Затяжка разожгла уголёк сигареты, и уголёк его будто вонзился со смехом в глубину глаз вопросом.

 Да, милая, или посажу, или пригвоздю! У меня и то и другое  выбирай! Ты не только воображай, но и излагай Показывай! Да! Представь и представляй нам, то есть  мне! А то я курить уйду Самоваренье ваше я не вижу! Вы излагайте Я же увидеть должен!

Комната судорожно шелестела, сопела, стонала, тихонько смеялась и изредка выла тихо-хонько!

 Это не страшно, милая Ты знаешь, как высшая мера называется?

Маргарита растерянно посмотрела на тех, кто сидел и писал  их собеседники или мысли, как абрисы на стене, тихо в испуге выворачивали до белков глаза и сползали по стене к плинтусам, отчего Маргарита поёжилась и покачала головой отрицательно.

 Мера высшая, это когда зелёнкой лоб мажут. Хах

 Лоб?! зелёнкой а я ветрянку дочке, она так осыпает всё тело, знаете, осыпает, а я м-м-ма-ажу.

 То ветрянка а здесь 9 грамм  в лоб, и чтоб заражение какое не пошло, её и прижигают  зелёнкой. Ветрянка-ветрянка Эх Ты ветряная какая-то, Маргарита Да, вот если б, за окном стреляли Вот это страшно Ибо?! эх-да! Или ещё бывают вместо зелёнки розовенькие бусинки от оптического прицела, как сыпь ветрянки Бац! И нету Ха-ха

И по стене, неожиданно, начинают поползти розовые мухи =

: конфетти, чтоб им;

: сласти конфетные, чтоб им;

: пузырьки шампанского, с тезисой  «мы здесь, а ты  там!: ты  там, а мы здесь!»

Чтоб им!

Те, кто стояли у стены уже весело вскакивали и игриво их ловили на стене, но бусинки, сходились на их лбах, тут же лопались и онемевшие тела сползали  вниз, растаскивая кетчуп розово-красных бусинок, затылком по стене  до плинтусов

Одна весёлая муха-мушка оторвалась от стайки мучеников и красиво прилипла к животику Маргариты, затем перескочила, то на одно плечо,  то на другое и, чтоб закончить крещение своё, села прямо на  лоб и лопнула, и, будто, как-то прожгло, и что-то, будто, потекло, будто

В двери кто-то постучал  всё абрисы у стены тут же, колыхнувшись, как на сквозняке, развеялись и исчезли, будто зыбь воображения

 Вы к нам на процесс!  огонёк сигареты растоптался в пепельнице мастера,  Маргарита, утрись, ты вся мокрая.

 Я боюсь, это он!

 Кто?! Не бойся и это не страшно! Мне не страшно от твоих изысков плохо придумываете

Дверь, вдруг, изогнулась, и отшвырнулась на петлях: гарь, дым и мороз клубами ввалились в комнату.

Абрис военного на фоне коридорного света восстал утверждающе перед ними.

 Именем любих рефолюций, я заяфляйт протест! Это не НеаКВеДе, фы адрез ошибка! Я  Ихь  Вильгельм Пик! Федь это Ленин, а не я фас фсех завёль в тупик! И мне, мастэр, не нушно такой сбориша на майн прошпекте! Я говориль, ето не пустошь, где могут сладко жить фсе фаши воображений. Ну, стидно мне  ариецу, смотрель, што здэс творица! На пустошь, фсе на пустошь! Штобь на усадьбе ВГИК било тот чаз ше тихо! Я Ихь прошу фсех тэх, кого придумывайт и породиль в конфликте столкновене! О, гот мит унс! я не хочу, пошалюйста Я Ихь  Вильгельм Пик! Атмосфера другой нато здэсь!

 Послушай, Пик, зачем ты не на лошади возник!  культурно рассердился мастер,  ты полагаешь, что курить я брошу?! Но, немец мой хороший, я даже по зидойчу в шпрехе всё не переведу!

И на немецком чистом мастер продолжил, проигнорировав все исторические лица, как Президент кино-страны, её основы  драматургии и её воображаемой стихии

 Товарищ-дядька немец, ты очень будь спокоен  все нервы, и всю российску страсть изложим на бумаге, чтоб на прошпекте не испортить масть, чтоб чину вашему со стенки не упасть. Ферштейн, бис-с ду?! Так, что  изволь  процесс учебный будет длиться и будут проявляться здесь, и страсти, и любовь, затем мы поменяем кровь, за счёт других  чтобы идти в искусство

 Фи что, фампиры?!

 Нет, мы только рабы лиры и пера не-не: тут одного пера с гаком-таки, хватит

 Ура! Я знаю это слово, я Пика петь готова!  прозрела Маргарита!  Вот: ура!

И эти крики тают, где-то в коридорах

И растворяются всё тут же =

: и свет погас, все осмотрели темноту проекции;

: и тут, как пика у «Пика»!, как остриё-копьё;

: и вновь появляется мученик по доброй воли  с наречьями и без

 Не знаю: поняла, но я вот так вот как смогла  я изложила!

 Да, странный тип,  мастер растёр себе виски!  Что за герои у тебя?! Какой такой типаж?! Но лучше б лошадь к нам вошла а это не этюд, не страшно  какой-то бред! Мне это не страшно, Маргарита Где ты была?! В какие заходила лабиринты в своих исканиях? Сознаниях своих! Понатолкала: всё в одно! Ну, как в кино, ей-богу! Винегрет Вильгельму! Пик тут причём?! А пикой ткнуть  не страшно! Это лишь щекотно, или больно! Ты суть ищи! С-с-су-у-уть возьми из жизни с-с-су-у-уть!

Вдруг, голосом противной оперы взвыло за окном и снег пошёл

Мастер грустно осмотрел округу: немецкую, ту, что сразу  под окном, и дальше,  в горизонте,  уже всю  слободу московии  и с ней, и с нею, и остался где-то там

 Воркута-пурга-подруга?! Что за окном творится и в ваших головах?! Что за окном, тем в головах живём! Афоня там и не родится нет Эх-хех! Бред!

Мастер желваками попытался отделить прошедшее от настоящего и реальное от мира воображений

 Вот если б постреляли было б страшно, а так Так, к чёрту все этюды! Давайте оперу писать! И будет весело, хотя бы! У Афони опера прекрасная была! Милка чё, да микла  чё! Грустно, что-то

В двери нервно стучали.

 Ну, а теперь кого?!

За дверью голос:

 Александр Эммануилович, а тут за вами Эт, я, вахтёр Баранов.

 Как? уже?! А что ж мобильный промолчал?!

Другой голос, оттуда же.

 Мастер, мы же говорили, что не стрельба на улице, вдруг, нагоняет страх, а тихий аккуратный стук!

 Когда?

 В 37-м если представить, что мы в нём?!

Стук стуком стучит  до истерики  в двери!

 Да, что ж такое?!  возмущённый мастер мгновенно и решительно встаёт и шагает к двери!  Пик-пику-пик, сейчас познаем хулигана! О, кино! Да?! Даже уже смешно! Хах!

Он отталкивает двери  происходит распах обеих створок: за порогом тишина в служебном халате технического работника.

 Извините, Александр Эммануилович! Таблички тут мы меняем на дверях Вы же постоянно в аудиториях то одни, то другие вот и приходится в рабочее простите

Александр Эммануилович понимающе закачал головой и медленно закрывает створки дверей

 Александр Эммануилович,  слышится шёпот сквозь закрывающиеся двери,  я с таким желанием и восторгом смотрю все ваши картины! Особенно эту про пчелу раз пчела в тёплый день я сам степ работал!


!Мастер вновь резко открывает дверь! !Служащий тоже резко и испуганно раскрывает глаза!


 Да! да-да Было!  и в доказательство бьёт стремительную степовскую фразу, тут же!  Вот! работал!

 Так! Молодец! Если задумаем снимать «Зимний вечер в Бутово», непременно возьму!

 Серьёзно?! Ух, ты! Я отработаю! Бесплатно отработаю! Я всю жиз-з-з

 Именно!  мастер жестом попросил его склониться и что-то прошептал ему на ухо: служивый творец из народа  резко распрямился!  Работай дверь и репетируй

Двери плотно закрылись!

И тут  вдруг, опера взревела всей глоткою своею, объёмно и размашисто, но в ноты попадала, как Максакова и даже лучше  до противного!

 Х-м-да, стучат!  мастер ещё раз посмотрел за тишину закрытых дверей.  А мы и пишем оперу!

Дробушка ладоней через грудь перелистнула иронично весь кадр, как киношная хлопушка


Мастер отрешённо смотрел на двери, отвернувшись от накала воображений всей аудитории, а в глазах отразилась застывшее время былой истории: ретроспективный взгляд пронзил и двери, и стены и где-то стал внимать своё

Маргарита подошла к нему, разрушая стены любых воображений.

 Мастер, слышите, мастер я готова представить!

Аудитория сидела тихо-тихо и думала о вечном и простом под звуки оперы.

 Мастер

 А? Что?! Что, Маргарита? ой, простите, курить так брошу! Ну-с, задание ведь вам давал! Как исполненье?!

Маргарита убеждённо улыбается.

 А я про стук буду писать.

Мастер отшвыривает обзором пространства раздумья из себя.

Назад Дальше