Глаза слипались. Она ещё раз умылась. Нужно взять себя в руки. Принять душ, выпить кофе, перечитать пришедшее письмо. Прикинуть, когда и как она сможет сходить в редакцию.
Далёким эхом в голове отозвались голоса. Пьяные, весёлые, громкие:
Райка, домой! кричит женщина. Домой, мать твою! Где тебя носит? Райка!
Стук колёс, гудок электрички. Ритмичное вздрагивание земли под ногами. Когда всю жизнь живёшь возле переезда, привыкаешь и почти не слышишь шума.
Райка! надрывается женщина. Зараза малолетняя, живо домой!
Чё орешь, Ленка? лениво спрашивает мужской голос.
Да опять Райка сбежала, жалуется женщина.
Вернётся, отзываются ей. Слышь, Ленка, а выпить чё у тебя есть?
Заходи, найду, интонации меняются, становятся мягкими, заигрывающими. Спрятавшаяся под крыльцом девочка брезгливо морщится и прикрывает глаза. Нервным пульсом стучит вдали поезд.
Регина тряхнула головой, приходя в себя. Ну уж нет. Теперь водой из-под крана она не умывалась, пила жадными большими глотками, не замечая ледяного холода. Мерзко-кислый привкус прошлого не смывался с языка. Ну уж нет, лучше сдохнуть, чем туда, обратно. Райкой больше она не будет. Имя она тоже поменяла в восемнадцать. Завтра же в парикмахерскую и в редакцию.
Когда она вышла из ванной, в квартире было тихо.
Уснула, кажется, одними губами произнес Андрей, встретивший её на кухне. Тебе бы тоже поспать, пока есть шанс.
Регина кивнула.
Да, с удовольствием, но пара часов погоды не сделает.
Она бросила беглый взгляд в окно. В сумерках не было видно осенней ало-жёлтой пестроты, но изрядно поредевшие кроны деревьев просматривались отчетливо. Осень. А скоро, через месяц-другой, выпадет снег. Регина помнила, как они с Андреем гуляли под снегопадом прошлой зимой. На спор, кто больше, ловили снежинки носами. Регина выигрывала, мотала головой, скашивала глаза к переносице, пока перед ними всё не начинало кружиться.
Ты жульничаешь, смеялся Андрей. Ловишь не носом, а ресницами. Вон, все в снежинках. Как у снежной королевы.
И, наклоняясь, снимал их губами. А ещё они бродили вокруг главной городской ёлки. И Андрей рассказывал про свой НИИ. Какую-то чушь про проваленные опыты, истории про коллег, со многими из которых дружил ещё с института. Регина не понимала половины. Но слушала. Андрей обнимал её за талию и спрашивал, щекоча тёплым дыханием ушко:
Не замёрзла?
Она улыбалась и мотала головой. Наверное, они и этой зимой будут гулять вдвоём. Нет, уже втроём. Она никак не привыкнет.
Часы на стене щёлкнули. Андрей зевнул.
Скоро на работу собираться, а вроде только пришёл и поужинал.
И попытался поспать, хмыкнула Регина.
Кофе будешь?
Буду, она потянулась к чайнику. Налить воды, поставить на плиту, зажечь газ. Ещё минута и И раздался звонкий детский плач.
Твою мать, простонала Регина, а Андрей пожал плечами, сочувственно погладил жену по голове и потопал к детской кроватке.
1991
Молоко, только что мирно побулькивающее в миске, внезапно зашипело, вспенилось и переметнулось через край. Белые брызги долетели до Регины, кинувшейся было спасать проклятую жидкость, но безнадёжно опоздавшей. На маленькой кухне запахло палёным, белая пенка с удовлетворённым шипением погасила конфорку плиты.
Чёрт! ругнулась Регина, потирая пострадавшую руку. Ненавижу готовить.
Ты в последнее время всё ненавидишь. Андрей отобрал у жены полотенце, в которое она вцепилась, и развернул к себе её ладони. Больно?
Она только недовольно отмахнулась. Двухлетняя Элла, до того с интересом наблюдавшая за родителями, что-то прощебетала на своём птичьем языке и стукнула по обеденному столу игрушкой.
Помолчи, проворчала Регина, плюхаясь рядом с ней на диванчик за столом. Тебя всё равно никто сейчас не понял.
Регина! укоризненно сказал Андрей и подмигнул дочери.
Что? она потёрла виски и поморщилась. Ещё скажи, что я неправа. Естественно, меня всё бесит. И у меня нормальной работы нет, пока там, в Москве, империю делят, и твой институт в заднице, и денег нет, и квартира эта
Она обвела рукой кухню и фыркнула:
Считаешь, это нормально жить в собачьей конуре? Ни места, ни воздуха. Даже кашу ребёнку приготовить негде.
Андрей с явным скептицизмом покосился на сбежавшее молоко. На его лице отчетливо читалось сомнение в том, что размеры к кухне и любовь к готовке как-то связаны. Но спорить не стал, поставил испорченную миску в мойку, достал новую. И бутылку с молоком. Элла постукивала по столу всё нетерпеливее, а манка сама себя не сварит. Регина смотрела в окно, за которым жёлтым костром догорал поздний сентябрь.
Зато у нас тихо, примирительно сказал Андрей. На улицу выходить не страшно.
В болоте всегда тихо, отозвалась Регина. И топко. И воняет застоявшейся водой, если не чем похуже. Прикинь, какие сейчас перспективы в Москве? Да там взлететь можно на волне изменений.
И ей же накрыться. Почти как медным тазом. С тем же результатом так точно.
В этот раз молоку повезло больше. Оно благополучно вскипело, и тут же было засыпано крупой. Регина встала, боком обошла Андрея и открыла форточку. С улицы потянуло мокрой вечерней свежестью.
Плевать, сказала она, рассматривая зажигающиеся внизу фонари. Всё лучше, чем так, в трясине загибаться. Если жизнь не предоставила всех благ добровольно, значит, нужно их выдрать из её глотки.
Андрей подошел со спины. Обнял, помолчал, тоже вглядываясь в наползающие сумерки. Спросил тихо:
Только у жизни? Или у кого придётся будешь выдирать?
Понадобится буду.
Регина прижалась к мужу спиной. Тепло и спокойно. Он всегда такой уверенный, надёжный, настоящий. Только так много не понимает. Не понимает, что можно жить лучше. Можно иметь больше. Можно и нужно лезть вверх, несмотря на препятствия.
Пойду, сказала она уверенно. И по головам, и по трупам. Но обязательно выберусь на вершину. Вот увидишь, обо мне ещё все узнают.
«И вас вытащу», мысленно добавила она. «Всех. Справлюсь».
Андрей хмыкнул. Поцеловал её в макушку:
Какая ты у меня амбициозная и беспринципная, с иронией сказал он. Мне нравится.
Тебе смешно, да? Не смейся, послушай.
Она развернулась к Андрею и заговорила быстро, возбужденно, умоляюще:
Давай уедем отсюда. В Москву или Питер. Найдём хорошую работу, устроимся. У нас получится, я точно знаю. Ну что нас здесь ждет, ты представляешь?
А что нас ждет где-нибудь ещё? задумчиво спросил Андрей, глядя через её плечо в окно. Где гарантии, что там будет лучше?
Регина фыркнула.
Не будет, так сделаем. Нет, правда, ты же не можешь упахиваться в своем институте за три копейки до конца жизни. Андрюш, давай рискнем, а?
Не так уж я и упахиваюсь, сказал он, переводя на неё взгляд. И мне нравится моя работа.
Как она может нравиться, если за неё не платят?
Он пожал плечами. Разговор явно был ему неприятен.
Может. И я надеюсь, что когда-нибудь всё изменится. А пока подрабатываю, как могу. И не вижу смысла куда-то ехать за призрачным счастьем. Здесь есть стабильность, здесь есть крыша над головой. Здесь мама, которую мне не на кого оставить.
На крышу можно заработать, упрямо сказала Регина. Не на такую, как эта. Лучше, намного лучше. И маму можно потом забрать.
Потом, усмехнулся Андрей. Когда ещё будет это потом. Ты фантазёрка, любимая.
Регина снова повернулась к окну. Он ей не верит. Неужели хочет и дальше жить вот так, впроголодь, в тесноте и без будущего? Ничего. Она убедит. Объяснит. Покажет, в конце концов. Она вытащит его из этой дыры.
Андрей обнял ее за плечи и мягко сказал:
Не злись. Я понимаю, что тебе тесно, как птичке в клетке. Потерпи немного. Я уверен, скоро всё наладится, и тогда мы что-нибудь придумаем.
Ждать можно вечно, пробормотала Регина, накрывая его ладони на своих плечах собственными. А жить надо сегодня. Давай уедем.
Андрей промолчал. Понятный ответ. Регина прикусила губу. И раздражённо мотнула головой. Он просто не понимает. Не верит. Плевать. Главное, она этого хочет и это сделает.
Заскучавшая за столом в одиночестве Элла застучала ложкой по тарелке. Та подпрыгнула. Андрей обернулся и подмигнул дочери.
Видишь, какая у нас мама грозная. Как думаешь, смилостивится и покормит она нас сегодня или нет?
Подумаю, буркнула Регина, высвобождаясь из его рук и отходя от окна. Тебе тоже детской каши?
К вечеру Элла раскапризничалась. Кажется, разболелся живот. Регина перепробовала всё и заваренные травки от рези, и компресс-грелку, и получасовое поглаживание.
Давай спущусь вниз, к телефону-автомату, и позвоню маме. Она должна знать, что в таких случаях делать.
Сами, огрызнулась раздражённо Регина. Ещё не хватало, чтоб мне потом высказывали, мол, плохая мать, даже с таким пустяком справиться не могу.
Андрей промолчал. Что-то в этом роде мама ему уже не раз говорила. Разумеется, не при Регине.
Уложить ребёнка удалось только поздно ночью. Регина свернулась клубком в кресле рядом с кроваткой и, серая от усталости, мгновенно отключилась. Андрей не стал её трогать, лёг на диван и долго перед тем, как уснуть, смотрел в потолок. Тени занавесок, шевелящиеся от сквозняка, переплетались причудливым узором. Как волосы Регины на ветру. Она не любила ходить с распущенными по улице, ругалась, что потом распутать невозможно. Регина ветер, огонь, буря, тёмные глаза в длинных ресницах, тонкие запястья. Она смеялась звонко, словно рассыпая вокруг маленькие колокольчики. Она злилась, когда куда-то опаздывала. Уже несколько лет она была для него всем. И с каждым днём он всё яснее понимал, что ничего о ней не знает. Начинающий фоторепортёр, девчонка со смешными хвостиками и распахнутыми, всегда насторожёнными, как у дикой лани глазами, была простой и понятной. Уверенная жёсткая женщина со злым блеском во взгляде была незнакома. Он любит совершенно чужую женщину. Любит с каждым днем всё больше и больше, дышит ею. Регина. Однажды она сказала, что это не настоящее её имя. Больше ничего, кроме самых общих вещей, он не знал. Выросла на железнодорожной станции. Отца не было, мать пила. Дождалась совершеннолетия и сбежала оттуда. Всё. Он не спрашивал о подробностях. Ему просто нужно было, чтобы Регина была рядом.
Это всё бред, пробормотал он. Какие трупы, какие головы? Она просто устала и в плохом настроении. Не всерьёз.
Тени на потолке не ответили, они не знали, так ли это. Андрей закрыл глаза, он тоже не знал.
Ближе к рассвету небо просыпалось крупным дождём. Стучащие по крыше капли, разбудили Регину. Полежав ещё, она поднялась. Включила чайник, посидела немного на кухне. Тишина успокаивала. Хотелось протянуть эти мгновения, в которые не нужно было никуда бежать и ничего делать. Последнее время было непростым. Чтобы выжить, их газета бралась за всё. Статьи о дорожных происшествиях, о вырубке леса где-то в глуши, об открытии нового магазина, интервью с бабушкой-пенсионеркой, видевшей призраков на местном кладбище. Регина моталась с Красавчиком наперевес вместе со всеми журналистами. Отдел новостей, отдел рекламы, срочные выпуски. Иногда ей казалось, что она путает людей, события и даты. Не слышит, о чём спрашивают очевидцев, не знает, на какую тему вообще репортаж. Правильный свет, оптимальное расстояние, чтобы лица не расплывались, минимальное количество плёнки за неё отчитываться. Не думать, не отвлекаться, работать. Красавчик тянул руки, под вечер пальцы едва держали его гладкие бока. Занести плёнку в фотолабораторию, приползти домой поздно вечером. Соседка укладывала Элку спать часто задолго до появления родителей. Ответственная пенсионерка отчитывалась, что девочка ела, во что играла, сколько спала днём. Четверо внуков, уже закончивших школу. Опыт. Регина почти не слушала, что-то ела, кивала и прикидывала, что нужно успеть завтра. Нужно, нужно потерпеть, рано или поздно она изменит ситуацию и не придётся больше столько работать. Или, хотя бы, не считать копейки после выдачи зарплаты.
Андрей тоже работал. Как мог, она знала. Сейчас все крутились, как могли. Глядя, как он засыпает в кресле после ночных разгрузок, она с раздражением думала о глупой принципиальности, о нежелании бросать его бесценный институт, о нежелании искать другой заработок. Они не разговаривали об этом, предлагать было бы бесполезно, Регина знала и не понимала. Пострадать над растоптанными идеалами можно и потом, а жрать хочется уже сейчас. Она могла бы устроить его куда-нибудь туда, где крутятся деньги, благо знакомств хватало. Это единственное, чего всегда в избытке у журналистов. Но он не пойдёт, она знала. И он знал, что она знает. Он молча уходил по ночам разгружать машины, она молча встречала его после работы, если сама к тому времени возвращалась. Регина скучала по тому времени, когда они говорили обо всём.
Андрей спал. Регина отрешённо понаблюдала за тем, как равномерно поднимается и опускается широкая грудь с тёмными кружками плоских сосков. Красивый, очень красивый. Высокий, мускулистый, с чёткими мужественными чертами лица. Научные сотрудники не бывают такими. Так ему Регина при первой же встрече и сказала. Актёры, спортсмены, военные, в конце концов. Но не потомственные химики же. Бред. А теперь их совместный с бредом ребёнок сопит заложенным носом в кроватке рядом. Регина усмехнулась, завернулась поплотнее в плед, забралась на кресло у подоконника с ногами. Из форточки тянуло ночной прохладой. Андрей спал, наблюдать за ним было приятно. Словно кошачьей лапкой по сердцу гладить. Перед внутренним взором медленно проплывали воспоминания о знакомстве.
Регина только-только начала работать в газете фоторепортёром, самой себе казалась такой важной, успешной женщиной, строящей карьеру. Особенно после года работы официанткой и уборщицей в одном лице в городской столовой. Зато она закончила курсы фотографии, копила на собственный фотоаппарат и вообще безумно гордилась собой. Их с ещё одной такой же, молодой и бестолковой девчонкой-журналисткой отправили делать репортаж о работе научного института. Они добрались до внушительного здания где-то на окраине, продемонстрировали документы на проходной и вот уже час покорно бродили по узким пустынным коридорам вслед за весьма разговорчивым пожилым дяденькой в очках. И слушали, слушали, слушали. Дяденька сыпал терминами, размахивал руками, что-то увлечённо вещая, и не разрешал заходить ни в одну дверь из попадавшихся на пути. Лаборатории, эксперименты, секретность. Регина даже не расчехлила рабочий фотоаппарат. Девчонка-журналистка кивала в такт дяденькиным речам, и на лице её отчетливо читалось уволюсь к чертовой матери. Вот завтра же уволюсь.
Регина её понимала. Они стояли возле какого-то стенда и слушали что-то про сложности технологического процесса и технику безопасности, когда Регина увидела его. Парень вышел из ближайшей к ним двери, встретился с ней взглядом и улыбнулся. И всё. Регина поняла, что если не перенесёт на плёнку эти невероятные глаза и улыбку, вызывающую дрожь в коленях, то просто не сможет спокойно жить.
Пал Андреич, спросил парень. А кто это с вами? Может, нужно помочь чем-нибудь?
О, Андрей, оживился дяденька в очках. Тут у нас представители прессы. Я уже почти всё, что можно и нужно показал, но время, время. Закончи экскурсию, раз ты свободен. Девушки, знакомьтесь, Андрей Стольников, младший научный сотрудник.
Очень приятно, сказал Андрей Стольников. И снова улыбнулся. Журналистка разулыбалась в ответ, открыла было рот, чтобы что-то сказать, но Регина не дала. Она протянула Андрею ладонь и представилась: