А «Заглохший пруд» Левитана? Смотришь эту печальную картину, но печаль твоя светла, очень хочется самому оказаться на бережку этого умирающего пруда, посидеть в уединении, подумать
А взять, например, пресловутый «Чёрный квадрат», то, как выразился мой давний друг Витя Хлебосолов, смотришь на него и хочется пойти и выпить, даже в лоскуты надраться.
Лера засмеялась.
Впрочем, признаю, я дилетант, и наверно, все мои рассуждения ничего кроме смеха вызвать не могут.
Отнюдь нет, поспешно возразила Лера. Меня рассмешило высказывание вашего друга по поводу «Чёрного квадрата» надраться в лоскуты. Ха-ха-ха! отсмеявшись, она спросила: А как вы относитесь к Дали?
Честно говоря, не составил себе определённого мнения. Но скорее нет, чем да.
А я в последнее время очень увлеклась им. У него, если так можно сказать, подсознательная живопись, причём преобладает в ней именно тёмная сторона нашего подсознания. Но она нам также близка, как и светлая, хотя мы не всегда в этом признаёмся даже сами себе. Дали, на мой скромный взгляд, как никто другой умеет показать страшное с неожиданной стороны. Именно так, как это и происходит в нашем подсознании.
Лера говорила с воодушевлением, чувствовалось, что она оседлала любимого конька.
Вспомните наши сны, продолжала она, обретя в лице Коптева внимательного слушателя, как в них порой нелепо, фантасмагорично сочетаются разные не сочетаемые, казалось бы, события. Может, этот своеобразный язык снов более естественен для глубинной сущности человека? спросила она, но не Коптева, а скорее саму себя. И сама же ответила: Лично меня не устраивает объяснение, что какая-то часть нашего мозга во сне почему-то не заторможена и поэтому, дескать, возникают хаотические видения. По-моему сны, это некий канал в наше подсознание, канал в другой мир. Как и живопись Дали. Вообще у снов разные функции. Это и как бы подсознательное восприятие действительности, и связь с судьбой, и может быть передача информации в другой мир
Лера перевела дух, отхлебнула давно уже остывший чай.
Кончено, вы можете подумать, что я чокнутая. Как хотите, но мои размышления о снах меня больше устраивают, чем какие-то хилые научные объяснения на это счёт, которые, по сути, так ничего и не объясняют.
Коптев слушал рассуждения девушки с неподдельным интересом, не прерывая её горячий монолог и по ходу его вспомнил об одном странном сне, точнее даже серии снов, объяснить происхождение которых никакими разумными доводами было невозможно. О них он решил рассказать Лере позже, а пока дать ей возможность досыта выговориться. А ей, кажется, этого очень хотелось.
Девушка между тем продолжала.
Знаете, я иной раз, когда сажусь за мольберт, сама точно не представляю, что хочу написать. Объяснить даже не могу, пишу как бы по наитию, и вдруг узнаю каких-то давно забытых людей, которых видела когда-то. Или пишу незнакомого человека, а потом вдруг неожиданно встречаю его на улице, в автобусе. И совсем не обязательно, что этот человек начнёт играть какую-то роль в моей жизни, как-то менять её, нет. Просто сам факт удивляет, я написала портрет незнакомца, а он вот он в реальной жизни!
Знаете, я как-то написала картину с деревом жизни. Около дерева лежит лев Между прочим, в легенде именно лев, а не кот учёный, как у Пушкина Да, так вот, пишу льва с роскошной гривой и к своему удивлению замечаю, что вместо головы льва у меня почему-то выходит голова Эйнштейна! Такой получился немножечко лев, немножечко Эйнштейн с туловищем льва и хвостом с кисточкой Мне это показалось нелепым и кощунственными, я стёрла картину. А потом вдруг обнаружила у себя в рабочем альбоме этот рисунок! И никак не могла вспомнить, когда я его нарисовала? Хотите посмотреть, у меня альбом всегда с собой?
Перешли в комнату, оставив немытую посуду на кухонном столе. Лера достала со дна своей большой спортивной сумки альбом, уселась на диван, пригласив Коптева присесть рядом.
Рисунок Эйнштейна с головой льва был шикарно выполнен. Но производил почему-то жуткое впечатление. Потом они смотрели другие рисунки и наброски, в одном из которых Коптев узнал себя. У него было страдающее лицо и распухшая от флюса щека. Было здорово похоже. И не обидно. Ну, был он такой, да, но теперь всё прошло, флюса больше нет.
В альбоме было много всяко-разного, смотрели, обсуждали. Спорили. И как-то так вышло, что очень тесно прижались друг к другу, как-то само собой получилось, что они обнялись, стали целоваться, да так страстно и неумело, будто подростки.
Коптев крепко обнял её, она простонала в сладостной истоме, что не нужно, не надо Но всё теснее и теснее прижималась к нему свои молодым горячим телом.
Альбом сполз с её колен на пол, но о нём никто и не вспомнил
Потом, спустившись на грешную землю, Коптев попытался понять, как это всё так вдруг и так просто произошло? Ещё какой-то час назад он ничего подобного даже в мыслях не держал. Он точно вернулся в студенческие годы, когда вот так же запросто они озоровали со своими сокурсницами, порой даже едва познакомившись.
А ещё, помнится, неподалёку от их студенческого общежития, где жили иногородние ребята и девчата, находилось женское общежитие от какой-то фабрики. Коптев со своим закадычным другом Витькой Хлебосоловым торчали там денно и нощно.
Общежитие это прозвали «Чудильник». Ох, и почудили же там ненасытные студенты! Один раз на пару с Витькой Коптев подцепил «французский насморк», будь он неладен. Это прискорбное событие отрезвило друзей и положило конец набегам в «Чудильник».
Да сколько всего было в те вихрем пронёсшиеся годы! И вот теперь он словно вновь вернулся студенческие времена
Ты о чём задумался? перебила его мысли лежавшая рядом Лера.
Да ни о чём, собственно, не сразу отозвался Коптев.
Не правда. Ты думал о чём-то весёлом, у тебя на губах играла улыбочка.
Как она смогла его лицо разглядеть в темноте, удивился Коптев. Ведь, кажется, спала, во всяком случае, лежала с закрытыми глазами. Впрочем, луна нет-нет, да и выглядывала из-за туч.
Думал о твоих словах, что сны это некий канал в другой мир, быстро нашёлся Коптев. Не рассказывать же ей повесть о «Чудильнике»!
Ты не согласен?
Напротив, очень даже согласен. Вот послушай
И он принялся рассказывать припасённую к случаю историю, хотя вспоминать её было нелегко.
Был у него брат, старший, человек умный, начитанный, окончивший философский факультет МГУ. В «лихие» девяностые никому философы не требовались. Их и прежде-то не жаловали, если они, конечно, не были апологетами так называемой марксистско-ленинской философии, всю нищету которой понимал даже мало-мальски думающий человек. Словом, работы не было, он брался за любую, чтобы прокормить себя и жену. Жена полунищенское существование вынести не смогла и бросила несчастного философа.
Артём стал пить, чтобы унять боль-тоску, охватившую после расставания с любимой женщиной. Сначала чуть-чуть, чтобы взбодриться, а потом Ну как это обычно бывает? Перед младшим братом и матерью хорохорился, говорил, что у него всё хорошо, а вскоре будет ещё лучше. Да только всё слова эти так словами и остались. Запил он крепко, допивался порой до чёртиков, лежал не раз в ПНД. И однажды во время очередного запоя, шагнул из окна
Вот такая история произошла с моим несчастным братом, Коптев вздохнул, помолчал немного. Но это, как говорится, только присказка. Вскоре после похорон Артёма моя мать, царствие ей небесное, увидела его во сне. Будто приходит она в какое-то учреждение и спрашивает у кого-то в окошке: а Коптев Артём у вас? Здесь, отвечают. Он там, в саду. Мать идёт в сад, сад пышный такой, цветущий, и видит Артёма. Он гуляет с каким-то человеком, одетом во всё белое, который держит его за руку, словно помогает ему идти. Мать говорит: извини, я так долго тебя искала и ничего с собой не принесла. А мне ничего не нужно, отвечает Артём, у нас тут всё есть Ты слушаешь, или спишь? скосил глаза в сторону Леры Коптев
Слушаю, конечно, слушаю, очень интересно, продолжай, пожалуйста, Лера повернулась на бок лицом к Коптеву, поставила локоть на подушку и упёрлась рукой в щёку. А что дальше было?
Прошло несколько недель, и мать вновь увидела во сне Артёма. Стоит он в каком-то помещении, на нём защитного цвета рубашка на три пуговички и брюки с лампасами, как у генерала. Рядом с ним два человека, но теперь уже в чёрном одеянии, точно монахи. Одни из них и спрашивает у Артёма: Ну ты вспомнил? видимо его о чём-то спросили перед тем как появилась мать. Он отрицательно качает головой. Тогда пойдём в другую комнату, может быть, там вспомнишь. Мать взволнованно спрашивает: вы его бить собираетесь? Не надо, я вас очень прошу! Хотите, я на колени перед вами встану? Мы же не милиция, отвечает ей какой-то добродушный голос. Вот такой сон был, второй. И почти сразу за ним последовал третий, последний. Артём с поникшим видом сидел на стуле в большой полутёмной комнате и ждал встречи с кем-то, перед кем должен был держать ответ за содеянное им на земле.
Что скажешь? нарушил воцарившееся после его рассказа молчание Коптев.
И кто-то будет утверждать, что какие-то там части мозга во время нашего сна почему-то не заторможены, отчего-де возникают некие хаотические видения? Чушь собачья!
Я когда услышал от матери об этих её снах, поражён был. Нет, конечно, она постоянно думала об Артёме, сильно страдала: легко ли пережить сына, первенца. Но чтобы узреть все эти мизансцены, услышать разговоры, которые в жизни никогда ни с кем не вела, такое просто так произойти не может. Возможно, сны приоткрывают завесу над тем, что Христос назвал «пакибытие», то есть иным миром. Это в Евангелии от Матфея, помнишь?
Помолчали. Теперь уже дольше прежнего. Луна спряталась за тучи, стало совсем темно.
Коптев подумал, что Лера уснула.
Ты спишь? осторожно спросил Коптев.
И не думаю, усмехнулась она. Какой сейчас сон? Мне кажется, нам давно пора опять открыть канал в иной мир, согласен? и она плотно прижалась к Коптеву, положив свою горячую руку ему на плечо
3
Уснули они поздно, почти под утро, поздно и проснулись Лера первая выскочила из-под одеяла и через минуту Коптев услышал шум воды в ванной комнате.
Он повернулся на спину, заложил руки за голову, зевнул сладко. Лихо у него начался отпуск, ничего не скажешь. То боль зубная мозг выносила, теперь это неожиданное приключение
Лера
Надо признать, что проведённая с ней ночь была весьма приятна, классная женщина, умеет доставить удовольствие. Но и ей, кажется, жаловаться на него грех, самодовольно усмехнулся Коптев, вспоминая не без удовольствия ночные утехи. И что же дальше? подумал нехотя. А ничего дальше. Сегодня она уедет в свой Калининград и случайная встреча с ней останется лишь приятным воспоминанием.
Взять что ли её адресок, может быть, когда-нибудь судьба занесёт его в самый западный российский город? Нет, ни к чему это, тем более он не знает, замужем она или нет. Если Лера вновь надумает навестить свою взбалмошную подругу милости просим в гости, так он ей и скажет при расставании. И хватит об этом.
Шум воды стих и вскоре посвежевшая, пахнувшая земляничным мылом Лера вошла в комнату. Обнажённая, красивая. Посмотрев на Коптева, не спускавшего с неё глаз, она засмеялась и стала не спеша одеваться, демонстрируя перед единственным, но очень внимательным зрителем эдакий стриптиз наоборот.
Одевшись, она прыгнула к нему на постель, чмокнула в кончик носа и спросила, не будет ли он возражать, если на завтрак она приготовит яичницу с помидорами? Коптев не возражал.
Тогда вставая, иди умываться, скоро всё будет готово. Тебе чай или кофе? крикнула уже из кухни.
Кофе, да покрепче, отозвался Коптев.
За завтраком Лера поинтересовалась:
А почему ты не женат?
Был. Развёлся. А ты замужем?
Тоже была и тоже развелась.
А дети?
Детей нет. А у тебя?
Тоже нет.
Убирая грязные тарелки в мойку, Лера спросила:
Ты, наверно, не так планировал провести свой отпуск? Наверно собирался куда-нибудь, на Тенерифе, например, или в Анталию. Угадала?
Не угадала. Я не любитель подобных вояжей, а теперь, после Крыма, когда весь запад взбеленился, и вовсе.
И что же весь отпуск проведёшь в четырёх стенах? удивилась Лера, домывая последнюю тарелку.
Почему? Поеду на дачу. Если за отпуск я хотя бы пару недель не побываю на даче, считай, отпуска не было.
А далеко она?
Возле Ногинска, ответил Коптев и вдруг неожиданно для себя предложил: Хочешь, поедем вместе?
Лера несколько секунд смотрела на него своими зеленовато-серыми глазами и, улыбнувшись, сказала:
А почему бы и нет!
И зачем ты это сделал? с недоумением спросил сам себя Коптев немногим позже, когда уселся за рабочий стол для того, чтобы ознакомиться с уголовным делом, которое после отпуска ему предстояло рассматривать; Лера тем временем наводила порядок на кухне.
Ответить на этот вопрос он был не в состоянии. Как же он решился пригласить её на дачу, куда не допускал никого, за исключением супругов Хлебосоловых, имевших, впрочем, свою дачу неподалёку.
За завтраком Коптев вдруг подумал, что через какой-нибудь час Лера уедет и он останется один. А одиночество теперь ему было бы в тягость. Опять-таки почему он не знал. Он хотел ещё и ещё раз смотреть в её зеленовато-серые глаза, менявшие свой цвет в зависимости от падавшего на них света. Днём они сверкали изумрудами, а впотьмах становились тёмными, почти что чёрными. Но всё-таки что будет дальше? Впрочем, что будет, то и будет, решил.
Коптев не имел привычки брать дела на дом. Неизменно отписывал их (оглашая приговор он обычно зачитывал лишь его резолютивную часть) в своём рабочем кабинете, засиживаясь порой до ночи, а иногда не покидал кабинета и всю ночь, если поджимали сроки. Но брать дела на дом на это он наложил строгое табу. Однако нет правил без исключения. И нынче было одно из таких исключений.
Не само дело заинтересовало Коптева, оно было достаточно простое, тратить на него благословенные отпускные дни он бы не посмел. Внимание его привлёк тот азарт, с каким один из его коллег, а именно Владимир Сергеевич Гомазков, стремился заполучить это дело себе.
Гомазков личность мутная. Ходили слухи и не беспочвенные, что он не чист на руку. И хотя за эту руку его пока никто не поймал, дыма без огня не бывает. И сквозь дым этот, стелившийся по зданию суда, по кабинетам судей, отчётливо просматривалась и почти двухсотметровый пентхаус в центре Москвы, и трёхэтажный загородный дом в ближайшем Подмосковье с бассейном и подземным гаражом, где помещались и машина самого Гомазкова, и его жены, и сына-студента, причём машины всё не из дешёвых. Конечно, судьи получают неплохую зарплату, но не настолько.
Но не это возбуждало неприязнь Коптева к Гомазкову. Если всё, о чём судачили, имело место быть, то рано или поздно его проделками заинтересуются, обычно такие люди со временем теряют чувство реальности. Возмущал Коптева низкий профессиональный уровень своего коллеги, ужасающая его некомпетентность. Ни у кого другого, как у Гомазкова, не было столько отмёнённых вышестоящими инстанциями приговоров. Для Коптева, профессионала высокого класса, судьи справедливого и действительно независимого, это было неприемлемо. Отсюда и его отношение к таким, как Гомазков, которое он и не скрывал. И тем любопытнее было понять, какую выгоду для себя нащупал этот Гомазков в деле о мошенничестве? С кого из его фигурантов его он намеривался поиметь мзду? И что должен был дать взамен?
Конечно, все тома этого довольно объёмного дела он и не подумал тащить домой, взял лишь обвинительное заключение, в чтение которого и погрузился.