От рядового до полковника

От рядового до полковника

Валерий Хахунов

Редактор Александра Стрельникова

Редактор Марина Бузовкина

Фотограф Валерий Бузовкин

ISBN 978-5-0051-9646-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Карантин

Ранним морозным утром 30 ноября 1966 года из общего вагона поезда, следовавшего в восточном направлении, на вокзальный перрон города Красноярска вышли два десятка молодых парней в немудрящей одежонке, не обремененных каким-либо иным переносимым или перевозимым имуществом. Это были призывники из сельских районов Томской области, получившие в данную минуту ответ на бывший до сих пор загадкой вопрос «Где будем служить?».

Сопровождающий офицер с перекрещенными пушками на петлицах построил группу на перроне и скомандовал: «В вокзал! Шагом марш!».

Так был дан старт моему марафону на долгие тридцать лет военной службы.

Вхождение в армейскую среду началось весьма оперативно.

Как только тронулся встретивший нас на привокзальной площади военный ПАЗик, по проходу между сиденьями двинулся нехилой комплекции боец в полушубке, внимательно, с легкой улыбкой на лице, оглядывая нашу «упаковку». В результате этого рейда он прибарахлился более или менее приличными аксессуарами из ранее принадлежавших нам, обосновывая свои действия вполне приемлемым аргументом «это вам все равно не пригодится». В частности, у меня он «выпросил» кожаные перчатки. Возражать никто и не собирался, несмотря на то, что еще на призывном пункте нам говорили о возможности отправки гражданской одежды домой посылкой, после прибытия к месту службы.

ПАЗик привез нас в расположение зенитного ракетного полка, где нам предстояло служить по шоферской специальности, поскольку каждый из нашей группы имел водительские права. Я получил права, пройдя курс обучения автоделу в процессе школьной учебы (в программу входило производственное обучение нескольким специальностям, по выбору).

Командиром этого полка был полковник Большаков, именуемый солдатами «Батей».

На первый день и последующую ночь нас разместили в ленинской комнате казармы, оставив без командирского присмотра и будто нарочно предоставив возможность более ранним ее поселенцам произвести детальную ревизию нашей одежонки. Бойцы второго и третьего годов службы заходили к нам познакомиться, поискать земляков, поспрашивать «как там на гражданке» и при этом забирали все, в чем еще можно было выйти «в свет», то есть в самоволку (это мы поняли несколько позднее). С меня ушла кроличья шапка, вместо ватной телогрейки мне дали старый замызганный бушлат, еще не плохие брюки заменили на чьи-то короткие штанишки, открывающие ноги почти до колена.

Последствия этой экспроприации, комичные и не очень, мы ощутили на следующий день, когда нас повели в баню. Представьте себе картину. На лютом морозе старшина ведет по городской улице толпу человек из тридцати молодых людей (к томской группе присоединили еще призывников из другого места) в немыслимом одеянии, дрожащих от холода, передающих друг другу шапки по очереди. Этакое дефиле клоунов под ироничными, и в то же время сочувствующими, взглядами горожан.

Отогревшись и смыв гражданскую пыль с ушей, облачившись в новенькое обмундирование, из бани мы вышли уже совсем другой колонной, готовые к испытанию тяготами и лишениями военной службы. Вскоре выяснилось, что тяготы эти не каждому оказались по силам. Приведу здесь только два случая, произошедших вскоре после начала нашей службы.

Сначала перерезал себе вены один паренек нашего призыва, еврей из Ленинграда. Его увезли в госпиталь, и больше мы его не видели.

Однажды вечером ко мне подошел боец, прослуживший уже два года, и попросил часы на одну ночь, якобы для похода в самоволку. Ну, какие могли быть возражения?

Следующим утром старшина не обнаружил в строю этого бойца и его дружка-приятеля, с которым они постоянно держались вместе. В итоге, эти ребята спустя две недели были выловлены в Кузбассе, на квартире родственников одного из них. Дослуживать им предстояло в дисциплинарном батальоне. Моя «Победа», равно как и некоторые вещи других ребят (это выяснилось позднее), предназначалась, по всей видимости, для продажи в Красноярске и покупки на вырученные деньги билетов на поезд.

В основном же ребята-сибиряки из сельской местности, не избалованные тепличными условиями жизни, воспринимали трудности армейской службы как должное, нюни не распускали, скрашивали общение незамысловатыми армейскими прибаутками, беззлобно подтрунивали друг над другом

Адаптация молодого пополнения к казарменной жизни начиналась с так называемого «карантина». Это примерно двухмесячный период интенсивной строевой муштры, изучения уставов, физподготовки, политзанятий, выполнения работ по обслуживанию и ремонту автомобилей. Особым удовольствием для наших командиров-сержантов, а также несказанной потехой для старослужащих солдат, было устройство для нас многократных тренажей по скоростному выполнению команд «Отбой» и «Подъем» за 45 секунд. Например, по команде «Отбой» нужно было за это время снять с себя обмундирование (ремень, гимнастерка, сапоги, брюки их узкие штанины с трудом сползали с наших пяток), аккуратно уложить все это на прикроватной табуретке и нырнуть под одеяло. Из числа не уложившихся в этот норматив, как правило, формировалась команда для мытья туалета после отбоя на радость дневальным, избавившимся таким образом от сей почетной обязанности.

Несколько слов о других особенностях армейского уклада, не ведомых нам ранее.

Не быстро получалось привыкнуть к ежедневной утренней зарядке без шинелей на приличном морозе; холодно было спать в казарме при температуре +12; нашим молодым организмам не хватало солдатского питания (вот здесь возникла в памяти выбитая на некоторых ложках надпись «Ищи, падла, мясо»); нас неоднократно возили на ж/д станцию разгружать уголь при уже упоминавшемся беспощадном красноярском морозе; по вечерам мы подолгу чистили картошку в солдатской столовой. Неприятным фактором в солдатской жизни было неистребимое воровство. Успешно перекочевывали в чьи-то нечистые руки без согласия хозяина предметы обмундирования, туалетные принадлежности. Обнаружив пропажу, потерпевший объявлял во всеуслышание ядреным русским языком, что он думает о злоумышленнике. А потом вынужден был искать замену пропаже, либо обратившись к старшине за б/у-шным обмундированием, либо продолжить тенденцию перемещения вещей по этому порочному кругу.

Что касается наших взаимоотношений со старослужащими солдатами, то никаких серьезных притеснений, а тем более издевательств, с их стороны мы не испытывали. Наоборот, где-то ненавязчиво, а при необходимости и довольно убедительно, они помогали нам освоиться в армейской среде, а в дальнейшем овладевать воинскими специальностями.

В начале февраля 1967 года «карантинный» период закончился. Мы приняли военную присягу.

Далее предстояли так называемые месячные сборы, целью которых было изучение материальной части автомобилей, состоящих на вооружении полка (транспортно-заряжающие машины на базе ЗиЛ-157 и мощные КрАЗы седельные тягачи, предназначенные для транспортировки тяжелых кабин и пусковых установок зенитных ракетных комплексов), а также выработка практических навыков их вождения.

Однако мне было суждено пройти такое обучение уже в другом месте.

Однажды, после обеда, меня вызвал в штаб начальник автомобильной службы полка майор Алимов и предложил отправиться на 6 месяцев в школу младших автомобильных специалистов (на солдатском сленге ШМАС) в г. Ялуторовск Тюменской области. Решающим фактором при отборе кандидатов на обучение в этой школе стало мое среднее образование, которого не было у большинства ребят нашего призыва. Конечно же, предложение товарища майора было с благодарностью принято, и я его прямо-таки зауважал. Сменить обстановку, изведать неизведанное это было большой удачей для романтичного молодого парня, каковым я и был на самом деле.

Вскоре после этого мне и еще одному обладателю среднего образования Стёпе Федулову, ставшему моим хорошим другом, были вручены командировочные предписания и проездные документы, и мы вдвоем, без сопровождения, отбыли к месту назначения.

С тех пор минуло уже более пятидесяти лет, а в памяти четко хранятся лица, фамилии и имена ребят нашего призыва, да и других тоже, с кем довелось делить первые два месяца службы, самые трудные, переходные.

Учебка

10 февраля мы со Степаном благополучно прибыли в расположение нашей первой (для меня) военной альма-матер (слишком громко для ШМАС, но на солдатском уровне сойдет).

Это была школа армейского подчинения, готовившая водителей специальных автомобилей и гусеничных тягачей для войсковых частей 14-й армии ПВО: зенитно-ракетных, авиационных, радиотехнических полков, дислоцированных на огромной территории всей Западной Сибири для защиты её крупных административно-промышленных центров, других важных объектов, а также населения от средств воздушного нападения вероятного противника.

Начальником школы был подполковник Лисин, человек спокойный, никогда не повышающий голоса, светловолосый, с простецким русским лицом. Таким он мне и запомнился. Являлся он пред наши очи только на общих разводах, проводившихся один раз в неделю, когда на плацу выстраивался весь личный состав части.

Все уставные команды на разводе для встречи командира и рапорт ему обычно подавал его штатный заместитель бравый молодой майор с хорошей выправкой. В периоды его отсутствия эти обязанности исполнял начальник строевой части, уже немолодой капитан. Вот это, по какой-то дерзкой прихоти судьбы-злодейки, был полный антипод вышеупомянутому заместителю. Квадратного телосложения, с короткой шеей, толстыми кривыми ногами он печатал шаг навстречу командиру так, что плац сотрясался от его тяжелых шагов, а строй личного состава от едва сдерживаемого хохота, начинавшегося ещё тогда, когда этот капитан, не умевший выговаривать букву «р», командовал: «Р-л-р-л-равняйсь! Смир-л-р-л-рно! Р-л-р-л-равнение напр-л-р-л-раво!».

Однако ж, после этого заскока вперёд, пора вернуться в казарму, где с первого же дня пребывания мы попали под плотную опеку и «отеческую заботу» наших ближайших начальников командира взвода капитана Кривицкого и неутомимого, неподкупного блюстителя уставного порядка старшины Яблонского, всегда готового благословить нарядом вне очереди за малейшее нарушение этого самого порядка. Особо знаменит он был тем, что, затаившись в каком-либо укромном месте, высматривал и «подсекал» с поличным зазевавшегося бойца, курящего на ходу. Его побаивались, но уважали, так как на самом деле он был и опытным воспитателем, и заботливым хозяйственником.

Перед началом учебных занятий капитан Кривицкий построил наш взвод, сформированный из 40 курсантов (отныне мы так стали называться), в колонну по четыре и, насколько оригинальным, настолько и простым способом назначил четырех командиров отделений. Просто посмотрел на стоящих первыми в каждом из четырех рядов колонны (естественно, самых высокорослых) и сказал: «Вот вы и будете командирами отделений», а от остальных потребовал беспрекословного подчинения вновь обретенным командирам.

Скажете: ну и что с того?

Кому-то ничего, а на мои плечи, торчавшие вместе с остальными частями тела впереди 3-го ряда колонны (рост-то 180), внезапно присели статьи уставов, возлагающие на командира отделения немало обязанностей по управлению подчиненными тебе людьми. С одной стороны, это быстрое начало карьерного роста польстило. Но в то же время осознаешь, что ты уже не сам по себе, и в случае любого нарушения дисциплины или уставного порядка кем-либо из подчиненных ты автоматически становишься «причём» и будь готов к ответу вместе с нарушителем. В таких обстоятельствах лучше не мямлить, типа «я-то не виноват», не прокатит.

Спустя всего несколько дней приказом по части нам, командирам отделений, были присвоены воинские звания «ефрейтор» и увеличено жалованье, аж на целый рубль, до 480.

Как восприняли наше повышение сослуживцы? Думаю, по-разному. Кто-то спокойно посчитал «везунчиками», кто-то завидовал втихаря. А один курсант из моего отделения по фамилии Серганов, с нескрываемой завистью глядя на эту одинокую красную полоску на моем погоне, тоскливо произнес: «Вот и первая лычка».

Вот не осознавали завистники, что как раз им-то, не обремененным дополнительными обязанностями, легче будет прожить эти полгода в учебке, а по окончании учебы всем будет присвоено звание «младший сержант».

Обучение курсантов в школе проводилось по трем профилям: младшие командиры, водители КрАЗов, водители гусеничных артиллерийских тягачей. Нашему взводу будущим сержантам предстояло учиться 6 месяцев, водители КрАЗов и тягачей учились 1 месяц, после чего убывали в свои части в том же звании рядовых солдат.

Знания по материальной части Уралов, ЗиЛов, КрАЗов, ГАЗ-66 втискивал в наши мозги капитан Кривицкий в классах, увешанных схемами и плакатами по устройству этих машин. Навыки вождения мы приобретали и совершенствовали на автодроме. В автопарке части осваивали премудрости обслуживания и ремонта машин.

Иногда, для набора необходимого количества часов практического вождения нас поочередно подсаживали в машину к кому-нибудь из штатных водителей части, выезжающих по хозяйственным нуждам в Тюмень или в другие не очень далекие рейсы. Мне довелось совершить такую поездку в Заводоуковск на бортовом Урале.

Немалая учебная нагрузка, да ещё периодическое несение караульной службы вот эти двое «омрачали» нашу жизнь в течение всего периода пребывания в учебке. Да еще отнюдь не заслуживало похвалы питание: каша всегда размазня, сушеная картошка не лезла в горло, маленькие кусочки селедки или другой худенькой рыбки на ужин, мизерное количество мяса в соответствующих блюдах. Все это не радовало наши молодые прожорливые брюшки.

Все остальное вполне устраивало. Скоростные подъёмы и отбои остались в прошлом. Мы все во взводе были равны по сроку призыва, по образованию, не было оснований меряться какими- либо преимуществами, затевая на этой почве скандалы. Конечно же, мы не были единой аморфной массой цвета хаки. Стали выделяться небольшие группы ребят-земляков: во взводе оказалось четверо алтайцев и столько же коренных жителей из Красноярска.

Особенно выделялись алтайцы: Саша Иост, Толя Чикинда, Валера Ежелев, Ванька Совпель (предмет постоянных насмешек в своем же кругу из-за какой-то чудаковатости в поведении, белобрысый, и никогда ни на кого не обижавшийся). Все они были рослые, крепкие, с юмором. Они же были большими специалистами по «охмурению» местных девчат, когда бывали в увольнении.

Был среди нас один парень из Кузбасса, гармонист с неплохим голосом. Мы с удовольствием слушали его песни по вечерам в уличной курилке. Я надолго запомнил его «Шхельду» и «Черную розу» и даже пытался петь их, будучи под градусом, в какой-либо гуляющей компании (но это уже в других местах и в другое время).

От рядового до полковника - Хахунов Валерий