По-разному заговорили птицы и звери.
Черный ворон каркал черными звуками, и звук этот был темный и холодный, будто тень на том берегу, куда не достигали солнечные лучи и где лежал вечный снег, темный и рыхлый от старости» [6;8].
В произведениях Ю. Рытхэу на соотнесении конкретного и абстрактного, на игре этими понятиями, строится иронический эффект на микроуровне:
« Решил я жить по-вашему, вдали от шума и лжи, покорно ответил Джон.
А разве нет шума и лжи здесь? лукаво прищурившись, спросил Армагиргин. Шумит лед, воет пурга, грохочут снежные лавины, кричат весной моржи, и полярное сияние шелестит» [7;300301].
Подчеркивание автором различия абстрактного и конкретного в системе тропов лишний раз доказывает, что мы имеем дело не с мифологической моделью мира, а с уровнем иного порядка.
Одной из тенденций, порожденных цивилизованной культурой, становится смена типа сакральности тропов.
В повести Ювана Шесталова «Синий ветер каслания» сакральными становятся тропы и сравнения, не относящиеся к сфере магической, религиозной:
«Пили ее [кровь оленя Н. С.] из граненых стаканов спокойно и медленно, как жизнь, как сказку. Ай-Теранти в этот момент тоже тихо и медленно, как сказку, стал рассказывать о возникновении праздника трудящихся, о первых сходках рабочих в лесу, о красном знамени
<>
В руках Арсентия было полотнище под цвет зари ветреного утра. Через мгновение полотнище на остром конце хорея уже плыло над нашим стойбищем.
Новое светило горело рядом с нашим древним солнцем. Без него нам невозможно, оказывается, встретить майское утро. Это светило наше, кровное. <>
Да, это красота жизни, красота наших сердец.
Это цвет нашей жизни. Под красный флаг становились наши отцы и братья в дни испытаний. Сегодня мы стоим. Это наше счастье!» [8;116117]
Это патетическое признание в любви одному из предметов социального культа выстроено по законам фольклорного произведения
от композиции (зачин: «Ай-Теранти в этот момент тоже тихо и медленно <>»)
до организации метафорического ряда этого эпизода:
все метафоры, относящиеся к знамени, соотносятся с одним из основных мифо-фольклорных образов солнцем.
Но солнце в этом случае не божество и не проявление божественной благодати, а средство для сакрализации социального явления.
В повести Ю. Рытхэу «Когда киты уходят» сакральными становятся тропы, передающие извечные радости бытия.
Наиболее выразительна в этом плане сцена близости Нау и мужчины-кита прародителей прибрежного народа:
«И вдруг словно солнечный раскаленный луч прошел через все ее тело. И первая мысль ее была: разве боль может быть радостью? И тут же ответ: да, боль может быть самой высокой радостью, от которой хочется кричать и плакать светлыми, горячими слезами. Луч бродил по ее телу, зажигая его, рождая невидимый огонь, и хотелось только одного чтобы это продолжалось бесконечно долго, вечно» [6;12]
Сцены близости мужчины и женщины не получают осмысления на микроуровне в исконных мифо-фольклорных текстах северных культур.
А в приведенном выше отрывке из повести Ю. Рытхэу сочетаются предметное восприятие героиней происходящего («словно раскаленный луч») и понятия, не свойственные человеку мифологического сознания («высокая радость»).
Определения, относящиеся к одному и тому же предмету, используются в переносном значении («светлые слезы») и в значении прямом («горячие слезы»).
Сочетание предметного и обобщенного, прямого и переносного значений в данном случае употребляется для универсально полного изображения близости прародителей, утверждения значимости происходящего.
Цивилизованное начало на уровне тропики может проявлять себя в иной форме.
Семантика русского слова или выражения нередко вытесняет в прозе Ювана Шесталова исконную семантику северного мифа:
«Преобразился ведь мой родной Север. <>
Рыбаки и охотники, лесорубы и плотники, доярки и конюхи живут новой жизнью. Читают газеты, смотрят в клубе кино, веселятся и работают.
В новой дружной стае, летящей в будущее, оленеводы как белые вороны Меня это очень волнует. Не могу быть равнодушным!» [8;115]
Русская семантика выражения «белый ворон» такова: «выпадающий из общего правила, отличающийся от остальных».
В мансийской же мифологии белый ворон олицетворение чистоты, непорочности.
Белый ворон в мифе манси становится черным только после того, как впервые, со дня существования мира, пробует мясо мертвого человека [9;258259].
Чтобы более четко представить механизм взаимодействия национальных культур на уровне тропики, необходимо выделить различные группы тропов.
Все тропы северных литератур можно классифицировать как
тропы, критерием для которых становятся проявления внешнего мира (природы, высших сил)
и
тропы, основным критерием для которых служат проявления внутреннего мира человека, его сознания.