Единственный предмет, где с либерализмом было сложно, носил смешное название «Клубоведение», а в народе «клубоводство» и даже «коневодство». Его было много, он считался чуть ли не самым главным и должен был быть всеми уважаем. Достаточно сказать, что один из трёх государственных экзаменов, наравне с режиссурой и основами научного коммунизма, был именно экзамен по клубоведению. А самое главное и печальное было то, что преподавать там было совершенно нечего, буквально каждая тема высасывалась из пальца. Он был не нужен ни для общего развития, ни для использования в работе. Но, видимо, такова неизбежная нагрузка к нормальным знаниям. На этих занятиях студенты должны были изучать и конспектировать работы супруги вождя самой Надежды Константиновны Крупской, имя которой и носил институт, и чей бюст встречал студентов при входе в легендарное здание. Самая гениальная её работа «Чем должен быть рабочий клуб» начиналась так: «Рабочий клуб не должен быть замкнутым. Он должен быть незамкнутым!» И подобных мудрых мыслей было достаточно.
Безусловно, приходя в огромные аудитории, Серёга растворялся в этой студенческой среде, мог завести знакомство с соседом или соседкой, а мог и не знакомиться. Вроде и преподаватель тебя не очень замечает: есть ты или нет. Через какое-то время Серёга обратил внимание на то, что окружающие его девушки что-то записывают в тетради. Так он узнал слово «конспект» и тоже стал ходить на лекции с тетрадками. Старался фиксировать умные мысли своим кривым почерком, но, приходя домой, ничего разобрать не мог. Впрочем, со временем научился конспектировать схемами и знаками так, чтобы потом хоть что-то разобрать.
Кроме лекций, существовали ещё и семинары по отдельным предметам. Это уже больше напоминало уроки в школе, так как имелся ограниченный круг студентов, в основном, с одного отделения. Не посещать семинары, мягко говоря, не рекомендовалось, так как у многих преподавателей была хорошая память на лица и во время главной встречи со студентами с глазу на глаз, которая называлась экзаменом или зачётом, они учитывали уважение к себе и к своему предмету.
Кстати, об экзаменах и о периоде, называемом сессией. К этому событию, которое неотвратимо случалось два раза в год, большинство студентов относились как к неизбежной беде. Все шесть месяцев гуляешь, пьёшь, веселишься и вдруг опять. Надо за несколько дней осилить трудно читаемого Маркса или Ленина, не очень любимые материалы партийных съездов, заучить даты важнейших событий истории России, а также прочитать большое число драматических произведений, шедевров русской или зарубежной литературы.
Но было и преимущество. Большинством преподавателей ценилось не то, что ты знаешь, а то, что ты думаешь о том, что знаешь. Ценилось несогласие с официальной версией и даже с позицией педагога, если это несогласие было аргументированным и убедительным. То есть мышление (умение мыслить) ценилось выше знаний и заученных текстов учебников. Учёба в институте давалась Серёге легко. Трудно назвать предмет или дисциплину, которые вызывали бы у Серёги идиосинкразию (врождённое неприятие). Разве что забавляли такие искусственные науки, как клубоведение, по которому у Серёги имелась одна из немногочисленных четвёрок.
После первой сессии Серёга стал получать повышенную стипендию, сдав все экзамены на пятёрки. Это было не совсем привычно, учитывая, что в школе Серёга являлся круглым троечником. Преподаватели в институте, как уже говорилось, в большинстве своём ценили в студентах умение мыслить, а своих мыслей у Серёги всегда было больше, чем знаний. Более того, Серёга ещё со школы понял, что главное на экзамене убедительность или, проще говоря, умение убедить преподавателя в своих знаниях.
На экзаменах по таким предметам, как зарубежная, русская литература или история драмы, большинство преподавателей с первых слов студента понимали, читал ли экзаменуемый произведение, по которому был вопрос, или довольствовался аннотациями в учебнике. Серёга старался читать много литературы и чувствовал себя достаточно спокойно. Но бывали и осечки. Однажды на экзамене по зарубежной литературе попался вопрос по произведению, которого Серёга не читал. Это был Анри Барбюс «Огонь» ужасный роман о первой мировой войне. Серёга был очень разозлён. Как так?! Всё читал! А выпал именно этот роман! Пришлось сделать жалкий вид и попроситься в туалет. Милая, но строгая преподаватель его отпустила. Во-первых, потому что Серёга был на хорошем счету, а во-вторых, потому что невозможно прочитать роман «Огонь» за десять минут и даже за час. Но Серёга побежал в библиотеку, схватил книгу, переписал оглавление, просмотрел начало романа, конец романа и одну из глав (центральную).
Серёга начал своё выступление агрессивно:
Честно скажу, мне не понравился этот роман. Его тяжело читать. Очень раздражал реализм, постоянные жуткие сцены
Затем очень красиво пересказал то, с чего роман начинается, оглавление и то, чем роман заканчивается, постоянно выражая лицом брезгливость.
Я ценю ваше мнение, но скажите, неужели ничего в этом романе вам не понравилось?
Не могу сказать, что понравилось. Скорее произвело впечатление. Это глава, если помните, где ужасно реалистичная сцена в госпитале.
Преподаватель посоветовала Серёге не просто довольствоваться текстом произведения, но и читать иногда литературную критику в учебниках. Это было высшей похвалой от этого преподавателя.
Но особые отношения у Серёги сложились с проректором по учебной работе Юрием Георгиевичем Коробовичем, который, как помним, вручая студенческий билет Серёге, произнёс почти классическую фразу «Какой молодой мальчик». Преподавал он историю КПСС. Однажды на семинаре один из Серёгиных однокурсников, отвечая на вопрос, с пафосом выдал: «Владимир Ильич Ленин говорил, что в определённый момент партия должна быть гибкой» Юрий Георгиевич аж покраснел и громко произнёс:
Гибкой должна быть баба, извините!!! А партия должны быть железной!
Эта фраза и насмешила, и озадачила студентов, но вошла в их студенческий фольклор.
Юрию Георгиевичу импонировала свежесть Серёгиных мыслей и его готовность спорить в вопросах, где требовалась трактовка того или иного факта. Дело в том, что дома у Серёги каким-то образом сохранилась литература эпохи правления тирана Сталина, включая его труды, а также толстая книга с огромным количеством иллюстраций о приключениях Никиты Хрущёва в США под названием «Лицом к лицу с Америкой». Вся эта литература из библиотек была изъята, а Серёге нравилось изучать то, чего нельзя. Потому для преподавателей было загадкой, откуда Серёга знает столько изъятого из библиотек материала.
Это послужило для Юрия Георгиевича Коробовича поводом для того, чтобы на втором курсе доверить Серёге подготовку реферата на тему «Петроград и Москва в октябре-ноябре 1917 года (борьба большевиков за укрепление власти Советов)». Но с условием, что изучать тему Серёга будет по материалам газет и реальных документов, доступ к которым имелся в библиотеке Академии наук на Васильевском острове. Для этого от института подготовили официальное письмо, и Серёге выдали специальный пропуск.
Серёгу увлекло чтение революционных газет, протоколов съездов, послереволюционных журналов, типа «Пролетарская революция», он вживую проникся революционной атмосферой 1917 года в Петрограде и Москве, и реферат у него получился, если так можно говорить о научных трудах, очень искренним и прожитым. Юрий Георгиевич Коробович реферат прочитал и высказал свои замечания, среди которых основным пожеланием было убрать у всех участников событий, кроме Ленина, имена и отчества, а то как-то слишком человечными получались Лев Давидович Троцкий, Лев Борисович Каменев, Николай Иванович Бухарин или Григорий Евсевьевич Зиновьев.
Через несколько месяцев Серёга узнал, что этот реферат институт отправил на VII городской конкурс по общественным наукам, истории ВЛКСМ и международного молодёжного движения. И, как оказалось, не напрасно. Серёгина работа была признана лучшей, и ему торжественно вручили соответствующий диплом.
Имелась у Серёги ещё одна слабость древнегреческая философия. На втором курсе замечательный преподаватель по диалектическому материализму Нелли Павловна Пономаренко доверила юному студенту подготовить реферат на тему «Диалектика Платона». Зачем она это сделала? Чего хотела добиться? Не очень понятно. Но Серёга почему-то прочитал работу Платона «Софист» и в реферате решил с ним, с Платоном, немного поспорить. А как иначе, ведь материализм родился в борьбе с идеализмом, а диалектика в борьбе с метафизикой! Серёга назвал Платона противоречивым философом, а отдельные его доктрины идеализма реакционными. Некоторые тезисы его реферата я так и не расшифровал, думаю, что и нынешний Серёга тоже не поймёт, о чём, например, это: «Так как иное есть род сущего, то все частные разновидности должны быть сущими. Область иного беспредельна. Каждое отрицание, поставленное перед каким-нибудь понятием, означающий известный предмет бытия, очерчивает беспредельную область иного, которая противопоставляется, как один вид существующего, отрицаемому понятию, как другому виду существующего».
Читая Серёгин реферат, Нелли Павловна сначала подчёркивала тезисы о реакционности и противоречивости доктрины идеализма Платона, но потом, видимо, поняла, что это суть Серёгиного радикализма и, когда дошла до главного тезиса реферата: «Существующее без всякого противоречия, становится тысячи раз несуществующим» поставила твёрдую пятёрку. Этот реферат на конкурс не посылали, но для Серёги он оказался очень важным, так как противоречия и противодействия всегда являлись для него движущей силой.
Но успехи в учёбе и тем более близость к преподавателям не поднимали авторитет Серёги. В творческом вузе учёба не являлась признаком авторитетности.
Однокурсники и друзья
Больше всего Серёгу беспокоило знакомство с будущими однокурсниками, то есть с теми, с кем предстояло по несколько часов в день общаться глаза в глаза.
Перед Серёгой стояла сложная и почти невыполнимая задача всем понравиться. Но печальный опыт взаимодействия с одноклассниками, который подразумевал полное отсутствие взаимопонимания, как и в детской творческой студии при телевидении, не давал Серёге никаких шансов. Он же не вырос ни на один сантиметр и не поправился ни на один килограмм, и усы у него не появились.
Первое собрание группы Серёга помнит только потому, что пытался всех посчитать и поделить. Он обнаружил двадцать девять человек, из которых всего девять девушек, а правильнее сказать женщин. Это был единственный курс во всём институте, где их было так мало. Почему-то Серёга приуныл. Вспомним, что в институте был библиотечный факультет, где встретить юношу считалось большим событием. Далее юный студент внимательно, но с необходимой степенью осторожности вглядывался в лица тех однокурсников и однокурсниц, с которыми ему предстояло учиться целых четыре года. Чувствовалось, что большая часть из них хотели быть артистами, просто не поступили в театральный институт и пришли в это здание переждать год и поднакопить творческого опыта, благо преподаватели по творческим дисциплинам здесь были высококлассными.
На этом первом собрании была и возможность поближе познакомиться с первыми в жизни Серёги театральными педагогами. Это были те же люди, что принимали вступительный экзамен по творческой специальности. Сейчас они были более расслаблены, чем на экзамене, так как от них уже не требовалось делать выбор, и студенты могли их рассматривать без опаски. Единственную женщину, которая прогоняла Серёгу с каждой консультации, куда он ходил из подросткового любопытства, при этом уже сдав экзамен, знали все в институте, и не только на кафедре режиссуры. Все гордились тем, что Роза Абрамовна Сирота величайший режиссёр-педагог, в очередной раз поссорившись с Георгием Александровичем Товстоноговым, режиссёром Большого драматического театра, пришла преподавать именно в Институт культуры. Она сидела с очень серьёзным видом, всматриваясь в каждого студента и внимательно вслушиваясь в их рассказы. При этом комментировала выступление каждого студента при поступлении, задавала очень короткие вопросы. Казалось, что она никогда не улыбается.
Улыбался Борис Васильевич Сапегин, который был главным начальником, так как являлся заведующим кафедрой режиссуры. Борис Васильевич был ветераном Великой Отечественной войны и слегка прихрамывал, как поговаривали, из-за ранения. Он был учеником Николая Акимова и Георгия Товстоногова, работал режиссёром в Магнитогорском театре драмы, Костромском драмтеатре, Вологодском драмтеатре, Брянском театре драмы, Челябинском театре драмы. Улыбаясь, Борис Васильевич осторожно посматривал на Розу Абрамовну и излучал огромное счастье оттого, что ему удалось убедить великого педагога сесть рядом с ним, где он мог даже почувствовать себя её начальником. Борис Васильевич много шутил, глядя почти каждому в глаза, по очереди приговаривал:
Вот уж кого не ожидал здесь увидеть!
И вас тоже
И вас
Все были в лёгком шоке и только потом поняли, что это была такая шутка.
Также улыбка не сходила с лица подтянутого пятидесятилетнего мужчины, вид которого доказывал, что в СССР ещё сохранилась настоящая русская интеллигенция, хотя внешне он был больше похож на француза. Он всегда спрашивал разрешения, чтобы задать вопрос или что-то прокомментировать, речь его была изысканной, очень правильной, без слов-паразитов и тем более без грубых или ненормативных выражений. Валентин Михайлович Мультатули был ходячей энциклопедией, полиглотом, имел два высших образования филологическое и режиссёрское, являлся лучшим переводчиком Мольера. Также в институте был известен факт, что он являлся внуком (по материнской линии) Ивана Харитонова последнего повара императора Николая II, расстрелянного вместе с ним в 1918 году, о чём в советское время говорить было не принято. И, если кто-то с Серёгиного курса, включая самого Серёгу, покинул Институт культуры с некоторым набором изысканных манер, то в этом огромная заслуга Валентина Михайловича.
Четвёртый педагог был самым молодым среди этой четвёрки. Лицо его украшали чёрные усы, он был несколько зажат, редко улыбался, говорил мало очевидно, авторитеты давили. Именно этому человеку в данной книге будет посвящено больше всего внимания.
Итак, именно эта четвёрка на протяжении всего обучения превращалась в подлинных родителей-преподавателей, самых близких для студентов наставников.
Суть этого первого собрания состояла в том, чтобы не просто представиться самим, но и дать студентам возможность познакомиться друг с другом. Они представляли каждого студента, разбирая вступительные экзамены и ненавязчиво объясняя свой выбор, а затем предлагали студенту представить себя, красиво рассказав какую-то историю, с ним связанную.
С каждым выступлением, пока очередь не дошла до самого Серёги, его охватывала необъяснимая паника. Всего-то четыре ровесника-юноши и две девушки одного с ним года рождения, то есть семнадцати или восемнадцати лет. Остальные все «старые» кому двадцать, кому двадцать один или двадцать два. Были и несколько «стариков», кому уже исполнилось двадцать восемь лет. Один из этих «стариков» по имени Владимир уже работал режиссёром народного театра в Ленинграде и пришёл только для того, чтобы получить диплом об образовании. Другой «старик» -ленинградец с лицом убийцы, маньяка или большого художника (в зависимости от выражения лица) был тёзкой Серёги, но Серёга обращался к нему только по имени-отчеству Сергей Дмитриевич. Его усы над толстой верхней губой постоянно подёргивались. Он был очень серьёзен, всё записывал и даже осмеливался задавать вопросы. Но при этом в его облике была очень органичная, почти детская непосредственность, граничащая с непредсказуемостью. Скорее всего, именно за это его и взяли на режиссуру. В начале первого курса Сергей Дмитриевич даже взял молоденького Серёгу под опеку. После поездки на сельхозработы в сентябре он зазывал Серёгу к себе домой и показывал, что такое работа с воображаемыми предметами, как надо надевать на себя воображаемый пиджак, пить воду в отсутствие стаканов и всякие другие упражнения. Серёга, уважая солидных усатых людей, относился к Сергею Дмитриевичу с нескрываемым почтением, что очень радовало взрослого однокурсника. В дальнейшем, Сергей Дмитриевич неоднократно будет поражать однокурсников своей непосредственностью и непредсказуемостью, например, играя роль клоуна, придёт с палкой, в которой мужчины тут же признают палку из мужского туалета, а в этюде, посвящённом блокадной теме, в котором играл вместе с Серёгой, на глазах у изумлённого Серёги, съест взятые из пепельницы окурки Но это будет позже, а пока Серёга заинтересовался им даже больше, чем немногочисленными женщинами.