Привет, Малу, небрежно бросает Ая, поправив солнцезащитные очки-вайфареры. Красные губы изгибаются в намёке на усмешку. Затем она кланяется, и вся семья следует её примеру.
Додзо ёросику онэгайсимас, тараторю я. Это вежливое приветствие, что-то вроде «приятно познакомиться».
Я глазела на Аю слишком долго и слишком пристально, поэтому теперь сгибаюсь в особенно уважительном поклоне.
Бумс!
С силой отбойного молотка я стукаюсь головой о выдвижную ручку чемодана. Харуто громко прыскает, но затихает под строгим взглядом отца.
Ты не ушиблась? озабоченно спрашивает мать семейства. По-английски она говорит с запинками, но я отлично её понимаю.
Н-нет, всё в порядке, вру я, густо покраснев и сморгнув слёзы, навернувшиеся на глаза.
За моим конфузом следует неловкое молчание, сопровождаемое нервным покашливанием и кряхтением. Вот стыд. Судя по кривой улыбке, Ая думает точно так же.
Лучше отвезём Малу-сан домой! Она устала после долгого путешествия, ласково треплет меня по плечу ока-сан.
Я глупо киваю.
И проголодалась! добавляет ото-сан, улыбаясь так сердечно, что его очки поднимаются до кустистых бровей.
Не придумав ничего остроумнее, я демонстративно потираю лоб и восклицаю:
Ацуй дес!
То есть: «Мне жарко». О сказанном я сразу жалею: принимающие родители очень расстраиваются, будто лично несут ответственность за тропический климат Восточной Азии.
Гомэннасай, извиняется ото-сан. Ока-сан утаскивает его в сторону круглосуточного магазина.
Ч-что происходит? интересуюсь я у Аи с растерянным смешком.
Её глаза скрывают толстые чёрные стёкла очков. Непонятно, смотрит она на меня или нет и это нервирует. Лопнув жвачный пузырь, она наконец холодно отвечает:
Мы не хотим, чтобы гайдзин было жарко.
Гайдзин? переспрашиваю я.
Часто слышу это слово с тех пор, как прилетела.
Неважно. Полагаю, ты из Германии?
Д-да.
Ая вообще знает, что я её немецкая школьница по обмену?
Я из Германии. Хотя уже начинаю в этом сомневаться. По ощущениям, я уехала оттуда целую вечность назад.
Молчание. Сложная публика.
Навигатор, с помощью которого можно выбраться из этого проклятого вокзала, ещё предстоит изобрести. Двести выходов и все норовят от тебя спрятаться. Клянусь, за последние двадцать минут у моих гугл-карт случилось выгорание.
И всё же ты здесь.
Не слышу восторга.
Ты говоришь по-немецки? уточняю я на родном языке, понадеявшись, что Ая посчитает это интеллигентным.
Лёд становится ещё твёрже.
Что? спрашивает она на английском языке, скрестив руки на груди.
Я поинтересовалась, говоришь ли ты понемецки. Эм и задала вопрос на немецком.
Я знаю, что это был немецкий. Мой друг на нём говорит.
У Аи нет друзей, злорадно заявляет Харуто, за что получает от сестры нагоняй на японском языке.
Я подскажу тебе два-три слова. Поразишь своего друга.
Ура, губы Аи всё-таки трогает подобие улыбки! Но мой триумф длится недолго. Она быстро возвращается к роли неприступной загадочной шпионки. Токио отражается в её очках, будто недостижимый звёздный город.
А вот Харуто разглядывает меня с открытым ртом. Достаточно просто посмотреть на него, чтобы заработать кариес такой он сладкий. Одетый в тёмно-синюю рубашечку, Харуто выглядит как профессор для радужных пони, а стрижка под горшок делает его особенно пухлощёким и забавным.
Харуто замечает, что я смотрю на него с не меньшим интересом, и спрашивает на впечатляюще хорошем английском языке:
Хочешь познакомиться с моими друзьями?
У Хару нет друзей, весело фыркает его сестрица.
Малыш пихает её в бок. Снова спор на японском языке, однако стоит Ае приобнять Харуто за плечо, как воцаряется мир.
Я с удовольствием познакомлюсь с твоими друзьями, торжественно объявляю я. И с твоим приятелем, Ая.
Та молчит. Я словно на краю чёрной дыры неприязнь Аи настолько ощутима, что меня затягивает в её глубину.
Только я собираюсь извиниться (хотя и не понимаю, за что), как тут прибегают принимающие родители с полными пакетами. Через секунду я сжимаю розовый карманный вентилятор в одной руке и розовый зонтик в другой. Но это не всё: ока-сан заботливо надевает на меня розовую шляпу и розовые солнцезащитные очки (даже стёкла розовые). Затем настаёт черёд отосана: он с гордостью демонстрирует бутылку воды, холодный чай, крем от загара (фактор защиты 50), веер кто бы мог подумать розового цвета и батарейки для карманного вентилятора.
Чувство благодарности смешивается с полной растерянностью.
Б-большое спасибо. Это было совсем необязательно.
Ото-сан открывает бутылку воды, и я послушно пью.
Большое, большое спасибо.
Ока-сан включает карманный вентилятор и открывает зонтик.
Правда, спасибо тысячу раз.
Харуто прыскает мне в лицо солнцезащитным кремом, и все весело хихикают. Я тоже громко смеюсь: несмотря на этот набор для выживания в Сахаре, голова у меня горит огнём.
2
Гайдзин
Никогда не спала так крепко и так хорошо. Никаких мыслей и снов, лишь невесомая темнота. Провалялась в нокауте целых десять часов: скорее полумёртвая, чем полуживая. Я проснулась некоторое время назад, но неподвижно лежу на футоне, уставившись в потолок. «Я в Токио, доносится из сумеречного леса сознания. Нет, я не готова»! Со вздохом закрыв глаза, представляю, что нежусь в своей уютной широкой кровати в Германии. Без шансов. Ничто большое в мою новую комнату не вписывается, даже воображаемая мебель. Я обитаю в миниатюрном мирке: крошечный письменный стол, крошечный табурет, крошечный комод, крошечные полки, крошечный матрас (не позволю громкому слову «футон» себя обмануть!), крошечные подушки, крошечное одеяло всё крошечное и каким-то невероятным образом ещё складывается, сворачивается, уменьшается
Семья Накано живёт в доме в Сендагае. Это спокойный, идиллический район, на фоне небоскрёбов Синдзюку он сверкает, как водяные брызги. Район Сибуя, знаменитый своим пешеходным переходом и никогда не утихающей жизнью, находится в двух станциях отсюда. Ещё совсем рядом находится квартал Харадзюку, ультимативный центр дерзкой моды и косплея.
Какой гигантский мир начинается за воротами и какое всё маленькое внутри дома.
Сестра и брат Накано делят общую комнату. Судя по тому, как Ая закатывает глаза, мне досталась бывшая детская Харуто. Кухня и гостиная объединены, раковину и плиту приходится высматривать под микроскопом, но бытовая техника самая современная. Спальню родителей во время (очень короткой) экскурсии по дому мне не показали. Остаётся ванная и одна мысль о ней внушает ужас.
Каждый слышал об овеянных легендами высокотехнологичных японских туалетах, но я не догадывалась, что воду в унитазе можно слить только имея докторскую степень. Если на земле и есть чистое зло, воплощение самого дьявола, то это японские туалеты. За вечер я дважды отважилась приблизиться к унитазу и оба раза попала под удар. Щебет птиц, нагретый стульчак, сушка для тела свой единственный околосмертный опыт я получила, справляя нужду.
Что-то скребётся в дверь.
Я распахиваю глаза. Вот и всё: настоящее меня настигло. Такой город, как Токио, не ждёт. Бросаю взгляд на телефон ух ты, уже половина двенадцатого. Странно, но до сих пор я не слышала ни звука. Принимающая семья ещё спит? Вряд ли. С другой стороны, сегодня воскресенье кто их знает.
Что-то снова скребётся в дверь с тихим мяуканьем.
На душе теплеет. Вчера я то и дело слышала слово нэко у Накано есть кошка! Быстрее ветра скатываюсь с матраса и чуть-чуть приоткрываю дверь. Достаточно узенькой щёлочки: кошка, превратившись в неизвестную жидкость, юркает в комнату так стремительно, что я различаю лишь смутную тень.
Обычно в Японии всё выглядит очень миленько и приторно сладко, поэтому я ожидала увидеть пушистый комочек с круглыми глазками. Но господин Нэко, по-королевски раскинувшийся на футоне, заставляет меня испуганно вскрикнуть. Пухлый, морщинистый, уродливый лысый кот с жёлтыми глазами ящерицы и по-вампирски острыми клыками. А ещё эти бубенцы! Любому нормальному человеку такое зрелище нанесёт непоправимый ущерб (особенно до первой чашки кофе).
Монстр мяукает звук напоминает кряканье инопланетной утки.
Забудь.
Снова мяуканье, громкое и жалобное.
Кыш отсюда!
Истерическое, мелодраматическое нытьё.
Ладно-ладно, поняла! Не буди весь дом!
Сев, глажу кота по лысым жирным бокам, похожим на рулетики из бекона. Он мурлычет и пускает слюни на мою подушку.
Это Братто Питто, раздаётся тихий голос.
Харуто стоит в дверях, застенчиво опустив глаза в пол.
Доброе утро, Харуто, улыбаюсь я. Входи.
Охаё годзаимас, Малу-сан, с этими словами Харуто осторожно входит в комнату, более изящный и степенный, нежели его лысый домашний тигр. Можешь звать меня Хару.
Сев на футон рядом со мной, он чешет кота под двойным подбородком.
Тебе хорошо спалось?
С каких пор десятилетки стали такими вежливыми?
Справившись с неожиданной потерей речи, отвечаю:
Да, я отлично спала. Спасибо.
Ока-сан приготовила завтрак. Я провожу тебя на кухню, если хочешь.
Я таю.
О, это так здорово! Умираю с голоду!
Пэкопэко, хихикает Харуто, поглаживая живот. Мы говорим «пэкопэко», когда очень голодны.
Хотелось бы мне говорить по-японски так же хорошо, как ты говоришь по-английски. Выучил в школе?
Нет, у няни, смущается Хару. Не переживай, Малу-сан, я помогу тебе освоить японский язык. Гамбаттэ!
Всегда считала маленьких детей надоедливыми, но теперь от всей души желаю стать для Хару лучшей подругой. Он такой очаровашка!
Видимо, Братто Питто нравится быть единственной и бесспорной звездой, поэтому он удаляется, гордо задрав хвост и тряся бубенцами.
Прости, бормочет Харуто. Он очень ранимый, особенно когда не одет.
Ничего. Мне бы тоже не понравилось разгуливать голышом, смеюсь я, чувствуя, что нервозность постепенно отступает. Сейчас быстренько приму душ и приду на кухню.
Хай, дайдзёбу дес! подняв большие пальцы вверх, восклицает Харуто. Его улыбка ярко освещает маленькую комнатку.
Войдя в гостиную, я с удивлением обнаруживаю, что Накано уже давно проснулись. Все четверо тихонько сидят на узком диване и читают: ока-сан книгу, ото-сан газету, Ая модный журнал, а Харуто мангу. Из-за красивых нарядов они немного напоминают фарфоровых кукол. В потрёпанных трениках и одноцветной футболке я чувствую себя бродяжкой. Надо было высушить волосы феном или сделать простенький макияж
Первой меня замечает Ая. Она ворчит что-то по-японски, и я снова слышу слово «гайдзин».
Охаё годзаимас! Доброе утро, Малу-сан! хором щебечут родители.
Ока-сан указывает на круглый обеденный стол:
Пожалуйста, присаживайся. Ты наверняка голодна.
Пэкопэко, выдаю я, на что все (кроме Аи) воодушевленно аплодируют.
Через минуту ока-сан выплывает из кухни, держа в руках поднос с божественно пахнущими блинчиками, и глаза у меня наполняются слезами. Я настроилась на типичный японский завтрак (рис и суп мисо, фу-фу-фу), но ока-сан оказалась знатоком европейских лакомств. Кофе с молоком, свежая клубника, хрустящий бекон и яйцо всмятку она феей порхает туда-сюда, подавая одно угощение за другим. Братто Питто взбудоражено кружит у своей пустой миски и орёт, будто глубоководное чудовище. Одетый в жёлтый комбинезон, кот напоминает Пикачу если бы Пикачу был персонажем фильма ужасов.
Проглотив два блинчика и выпив чашку кофе, я смущённо уточняю:
А вы уже поели?
Хай, но Малу-сан было необходимо выспаться. Долгое, долгое путешествие. Германия очень далеко, отвечает ока-сан с пониманием, и я чувствую себя лучше. Малу-сан хотела посмотреть Токио, да? Думаю, тебе уже не терпится!
После еды покажу ей парк Ёёги, небрежно произносит Ая, как компьютер, выплёвывающий неважную информацию.
Все очень удивлены.
Здорово, я пытаюсь улыбнуться.
Ая улыбается в ответ, быстро и вымученно.
Чем я насолила этой тупой козе?
При мысли, что мы целый год будем учиться в одном классе, блины в желудке превращаются в камень.
Жара покрывает улицы, словно цемент, размывая очертания домов. От асфальта тянется особый летний запах смесь ностальгии и тоски, а на горизонте зелёным пламенем мерцают небоскрёбы. Вокруг почти никого. Так тихо, что я слышу лишь стрекот сверчков и монотонный гул, исходящий из бетонных животов зданий. Впереди пёстрая мешанина из автоматов с напитками, кафе, мини-маркетов и покосившихся одноквартирных домиков, связанных друг с другом запутанными электрическими кобелями. И снова: белый день, но город излучает своеобразное таинственное свечение.
По спине под футболкой ручьём течёт пот. Мы идём всего двадцать минут, но меня уже накрыло странной усталостью. Может, виноват джетлаг. Я недоверчиво кошусь на Аю: как легко она ступает под палящим солнцем! В белом платье с пайетками она похожа на принцессу. Тёмные волосы заплетены в небрежную косу и украшены настоящими цветами. В этот раз Ая накрасила губы перламутрово-розовой помадой, отлично сочетающейся с матово-золотыми серьгами в форме сердец. Я в розовой шляпе (без неё ока-сан не выпускала меня из дома) выгляжу как последняя идиотка, а вот Ая держит в руках роскошный зонтик, который мог бы принадлежать самой английской королеве.
Мы почти не разговариваем. Ая немного рассказывает о районе (магазины, рестораны, транспорт), но я слишком взбудоражена, чтобы вникать в детали. Затем я философствую о погоде, и Ая скучающе поднимает глаза к небу. Она то и дело разглаживает платье, теребит косу и заглядывает в карманное зеркало, проверяя макияж. Неужели Ая тоже очень нервничает?
Ответ да. Но не из-за меня.
У входа в парк Ёёги играет громкая музыка. На круглой площади веселится около тридцати человек. Чёрные кожанки, облегающие платья в стиле рокабилли, драные узкие джинсы и разноцветные ирокезы один аутфит безумнее другого. Мощные звуки рок-н-ролла заряжают воздух электричеством, звучит песня «Heartbreak Hotel» Элвиса Пресли. Кто-то аплодирует, кто-то играет на невидимой гитаре, от толпы отделяется какая-то парочка и исполняет умопомрачительный танец.
Слово «ошеломление» недостаточно хорошо описывает мои чувства. Столько энергии и жизнерадостности! Я стояла бы здесь вечно в восхищённом оцепенении, не возьми Ая меня за руку.
Секундочку я что, сплю?
Ая тянет меня прочь от дрыгающейся толпы к аллее высоких деревьев гинкго.
Куда мы идём? удивляюсь я.
Рука Аи холодная и влажная.
И тут мне всё становится ясно: на низкой покрытой мхом стене сидит парень, уткнувшийся в скетчбук. Он выглядит таким отрешённым, будто только что выпал из иного измерения. На нём изумрудно-зелёная юката, деревянные японские сандалии и белая винтажная бандана. Солнечные блики на чёрных кудрях сверкают подобно звёздам. В тени рукавов я замечаю тонкие линии таинственной татуировки.
Коннитива, Кентаро-сан, пищит Ая. От её бомбической самоуверенности не осталось и следа. Гэнки дэс ка?
Кентаро-сан поднимает голову, и его взгляд пронзает меня ослепительной молнией. Глаза под веером густых ресниц блестят как золото и янтарь.
Я пялюсь на него нет, скорее, разбираю, изучаю, анализирую и снова складываю воедино, а он тем временем спрыгивает со стены и подходит к Ае. Они синхронно кланяются друг другу несколько раз, и я уже не таращусь на них, а странно посматриваю. Быстрый обмен японскими вежливыми фразами, сдержанный и уважительный, как на официальной встрече правительства. И вдруг Кентаросан поворачивается ко мне и прежде, чем я успеваю осознать происходящее, делает поклон.