ТУТУ
Записки сумасшедшей: женский роман о пользе зла. Книга 1. Заколдованный круг
Этот роман основан на реальных событиях, но не отражает точные факты, а лишь повествует о том, как Я решала свои проблемы.
С целью обеспечения литературной свободы, решения иных творческих задач, а также сохранения конфиденциальности, изменены не только имена всех персонажей, но и сами события. Таким образом исключены любые совпадения с реальностью.
Автор не имела цели оскорбить, унизить, причинить любой иной вред кому бы то ни было, будь то отдельный человек, семья, род, нация, государство и государственные институты, религиозные, философские, идеологические, культурные и иные конфессии, существующие или существовавшие когда бы то ни было на планете Земля
Предисловие
Впервые я поговорила со своим ангелом, когда мне было семь, играя в классики, во дворе.
Ты уже решила, чем займешься в этой жизни?
Да, стану писателем. Правда еще нет жизненного опыта: я ни разу не была в пионерском лагере; и не видела море. Пока нет событий, что можно описать.
Тут я вспомнила Наташку из соседнего подъезда и подумала: «Вот у кого бурная жизнь. Жила бы так я, уже бы писала».
Однако эту мысль я промолчала. Хотя, как можно промолчать одну мысль, когда молча же сообщаешь кому-то другую? Только сейчас об этом подумала, но, так и было.
Под «бурной Наташкиной жизнью» я подразумевала не только море, но и ее отношения с мальчиками: она уже целовалась, а я нет; она уже любила, а я нет. Что же это за писатель, который никогда не любил?
И главное, я не любила, а писать можно только о любви, добавила я убежденно.
Ангел молчал. Я перестала прыгать и повернула голову не то налево, не то направо. Когда поняла, что меня по-прежнему слушают, продолжила:
В общем, какое-то время придется просто жить копить материал. Начну писать в сорок. Сорок лет в самый раз: уже не молодая, но еще не старая.
Хорошо.
Посвящается Шуе
В наказании, посланном нам Богом, таится милость, из каждого зла созидается особое благо, и греховное заблуждение тоже приносит пользу 1 .
Часть I
С детства не любила улыбаться. Мне казалось, если на моем лице не будет улыбки, беда не застигнет меня врасплох
1
Я родилась в доме акушерки, потому что, когда у мамы начались схватки, Туркужинская сельская больница была на ремонте.
Меня зовут Я. Я мое имя. Его дал мне отец. Впервые взглянув на меня, он восторженно произнес: «Это же я!» А потом, удивляя родственников, твердил: «Это я», всякий раз как заходила обо мне речь.
В мою первую ночь под крышей отчего дома, растормошив маму, отец сообщил, что нашел мне имя Я. «Я назову ее Я!» сказал он маме, на что та, пробормотав привычно-послушное: «Да, конечно», тут же уснула: какое имя, когда впереди полный забот день
На самом деле, в момент нашей первой встречи, папочка пережил ни что иное как опыт мистического единения. Такой опыт знаком шаманам, некоторым адептам религиозных традиций и духовных практик; людям искусства художникам, музыкантам и поэтам он тоже, по идее, должен быть знаком.
Папочка мой был эмоциональной, тонко организованной творческой личностью. Восторг отцовства приоткрыл для него завесу Истины, и он испытал озарение; не распознанное, однако, ни им, ни его ближайшим окружением
Да, но как жить с таким именем мне, девочке, в самой консервативной среде, какую только можно представить?
Хотя утверждение «самая консервативная» вряд ли верно; оно наверно, наверняка, преувеличено. Можно назвать и других жителей горных местностей, чья изолированность от внешнего мира, с потоками людей, товаров, религий и знаний, сформировала приверженность старым обычаям.
Впрочем, откуда мне знать? Туристической поездки, путешествий, тем более книг или фильмов, мало, чтобы составить мнение о народе. Так что, может быть, с горцами других стран мы вовсе не похожи. На самом деле, как узнать народ по фильмам или экскурсиям? Разве только конкретные факты истории, этнографии и культуры.
Однако, чтобы изучить народ по-настоящему, узнать его характер, подноготную, так сказать, надо с ним прожить достаточно долго. Хотя бы столько, сколько прожила среди черкесов я, пройдя путь от безусловной, самозабвенной любви к этому народу до глухой неприязни и невероятного отчаяния от того, что я тоже черкешенка.
2
В то же время, как бы я, или кто другой, не относились к черкесам лично, адыги великий народ, со славной историей и крутыми предками; один из которых Леонардо да Винчи, если что. Существует гипотеза, что в жилах Христофора Колумба тоже текла черкесская кровь. Даже Соломон наших кровей, и тоже по матери.
Славу этих парней присвоили себе другие народы, зато результатами их усилий может пользоваться каждый желающий. В известном смысле этого, наверно, достаточно. В любом случае такое положение вещей закономерный результат жизни народа, на каком-то этапе своей истории пустившего по боку грамоту, а вместе с ней живопись, скульптуру, архитектуру, химию, физику, математику, историю и вообще все науки, не имевшие для него на тот момент прикладного значения.
Пока одни основывали религии, занимались философско-идеологическим обоснованием своего превосходства над другими народами, делали научные открытия, возводили города и упражнялись в искусстве дипломатии и интриг, мои простодушные, свободолюбивые предки, сосредоточившись на поиске добычи и рыцарской славы, бороздили моря, поля и горы Азии, Африки и Европы.
Теперь, когда стих грохот и скрежет бесконечных битв, а подвиги телес и душ предков канули в небытие вместе с их именами, оказалось, нигде на планете нет ни черкесских замков, ни храмов, ни библиотек.
3
В то же время не могу сказать, что адыги совсем уже не оставила о себе никакой памяти. Среди народов, изначально с бо́льшим уважением, чем мы, отнесшихся к силе обычного гусиного пера, таки нашлись трубадуры нашей храбрости и красоты.
Хотя, признаюсь, в отличие от некоторых моих соплеменников, не вижу смысла в кичливом их цитировании. Высказывания, что так ревностно собирают некоторые мои соплеменники, равноценны пыли, на которой покоится сухая оболочка прошлогодней бабочки, застрявшей между деревянных оконных рам старого образца.
И если слова поэтов прошлого о нас пыль, то и мы, в каком-то смысле, та самая прошлогодняя бабочка, которая еще есть, но уже мертва и не сегодня, так завтра будет сметена метлой равнодушной Истории.
Кто знает, может быть, уже через какие-то двести лет на Земле не останется ни одного человека, знающего родной язык и идентифицирующего себя как черкес.
Но сейчас-то мы есть! Потому, по большому счету, вопрос не в том, какую память оставили о себе наши предки, что смогли или не смогли нам завещать они старались как могли, но в том, какую память оставим о себе мы. Сумеем ли выйти из наикрутейшего социокультурного пике, в котором пребываем? Найдется ли тот альпинист, что вгрызется своими кошками в Скалу Забвения и скажет: «Все, точка, ни шагу назад. Теперь я и мой адыгский народ вместе идем только вперед! Шаг за шагом, изо дня в день, до последнего вздоха, только вперед и только вверх!»
4
Не хотела начинать работу над этим романом. И не только над романом вообще не хотела писать. Что такое писатель? Особенно, если он искатель. Пишущий искатель это человек, которому не хватило личной силы завершить поиск, стать живым воплощением, храмом Того, о чем, или точнее, о Ком он мечтал может быть всю свою жизнь, с рождения
Но выбора нет: ни есть, ни пить, ни спать, ни жить, ни даже умереть не могу только писать. Но и писать тяжело больно от обид, горестных воспоминаний. В какой-то момент я даже думала покончить счеты с жизнью, соскочить. Однако на следующий день, после того как эта мысль пришла на ум, в дверь позвонил продавец буддийской литературы.
Прости, я без работы; то есть, без денег.
Всего пятьдесят рублей за книгу, буддист улыбался.
Улыбаясь в ответ и отрицательно качая головой, подумала: «Для кого-то «всего», а для меня недельный запас кофе».
Пред тем как защелкнуть дверной замок, услышала:
Это вам, парень протягивал сразу две книги из своей коллекции.
Поступок продавца всколыхнул мой внутренний мир. «Будь у меня хотя бы десять рублей, я бы заплатила, подумала я ему. Я же понимаю, ты живешь на эти деньги, но у меня действительно нет ни рубля».
Спасибо, сказала я и приняла дар
Уже из названий подаренных книг следовал единственно возможный вывод НЕЛЬЗЯ УБЕГАТЬ. Если все же смалодушничаю и соскочу на этот раз, в следующий свой заход столкнусь с еще бо́льшим объемом того, что принято называть кармическим долгом и не факт, что справлюсь тогда.
Недопустимо каждый раз вешаться, решила я и, через тринадцать лет, принялась за дело.
Итак, Туркужин. Прошлый век.
5
Моего отца звали Лион, маму Люсена. В семью отца, на момент моего рождения, входили: отчим отца Хамид; его мать и, соответственно, моя бабушка Нуржан; старшая замужняя сестра отца, и моя тетя Нафисат; трое младших братьев отца, мои дяди Кадыр, восемнадцати лет, Хусен, десяти лет, и Хасен, трех лет от роду. Все они Нафисат, Лион, Кадыр, Хусен и Хасен единоутробные, то есть от одной матери
Ух, слово какое «единоутробные» покоробило. Опустила им женщину до чистой биологии; вспомнилась жэрумэ2, рулет из бараньих кишок и жира, завернутых в требуху Скажу иначе: единственная дочь и старшая из детей Нуржан, Нафисат, родилась в первом браке бабушки; отец мой, Лион, родился во втором браке Нуржан; после смерти второго мужа, Нуржан выдали замуж третий раз, за Хамида, и родились Кадыр, Хусен и Хасен
К моменту моего рождения тетя Нафисат жила за рекой, с мужем и свекрами; она ждала пятую дочь.
У Хамида до Нуржан тоже была семья жена и трое детей; они умерли разом от какой-то болезни; кажется, холеры.
6
Туркужин начала шестидесятых двадцатого века, а именно об этом времени сейчас речь, был стрёмным местом для молоденьких снох.
Не представляю, как это, с тремя ведрами (два на коромысле), в галошах на босу ногу, задолго до рассвета до омовения к утренней молитве ходить одной к роднику за водой. Даже зимой! А как же собаки, волки? А лихие парни? Бедная мама.
Но иногда я ей завидую
Как бы это объяснить, не отпугивая читателя с первых строк?
Вот я пишу о годах маминого замужества и словно нахожусь в ее теле. Эта способность была и в детстве, но после одного случая она проявилась сильнее. Чувствую не только людей зверей, птиц, других существ.
Слово «чувствую» не совсем подходит к описанию того, что происходит со мной в иные моменты. Но, как сказал один философ, использую те слова, какие есть; в моем случае, наверно, можно добавить также, и какие знаю. С другой стороны, если не ошибаюсь, такое чувствование называется трансперсональным переживанием. В мировых религиях аналогичные состояния имеют свои названия. Но под рукой нет интернета, книг, чтобы свериться. Не помню даже, как называют эту способность исламские мистики; и намаз больше не делаю а-то бы знала
7
Мои путешествия во времени, по телам-мирам спонтанные; как сложится потом, не знаю не знаю также будет ли это «потом». Да и кто знает?..
Так вот, мама помнит годы своего замужества, как трудные так она о них и рассказывала, а я, возможно, в силу собственного физического нездоровья, остро ощущаю молодость ее тела, ее внутреннюю прозрачность, чистоту, и та ее жизнь представляется мне прекрасной, временем счастья.
С другой стороны, как не согласиться жизнь Люсены, действительно, была сурова. Но, опять же, не беспощадна: в особо ненастные дни к роднику она не ходила на телеге, запряженной мулом, за водой отправлялся Хамид; он доставлял воду в бидонах
Вечное напряжение с водой царило в семье из-за бабушки.
Шайтан ночами мочится в наши ведра, уверяла Нуржан и не разрешала готовить на «старой» воде, даже аккуратно накрытой накануне деревянной крышкой; вчерашней водой только мылись и поили живность.
Вернувшись с родника, Люсена заставала уже растопленную печь свекры просыпались так же рано. После утренней молитвы Нуржан доила коров и коз; дедушка кормил скотину и птицу; в сезон выводил скот со двора на дорогу, где пастухи собирали стадо и гнали на пастбище.
Поработав в кухне, мама шла убирать в унэшхуэ, большом доме3, потом стирала-мела, копала-полола, затем снова готовила и опять мела; следя при этом за тем, чтобы не оказаться одновременно в одном помещении с мужем и свекрами.
8
Мое появление на свет ускорило ритм маминой жизни. Так что идеей мужа по поводу имени она не заморачивалась; радуясь, между тем, что благополучно разрешилась от бремени, и я здорова.
«Пусть сам разбирается со своей родней, справедливо решила Люсена, сразу после пробуждения вспомнив ночной разговор, «Я» не хуже местоимений и междометий, которыми Он завет меня; все равно, выйдет замуж и ее тоже назовут «Эй».
9
Люсена вышла замуж 8 марта 1961-го года. Историю ее замужества, типичную для того времени, правильнее называть умыканием.
Традиция умыкания, широко известная в ряде других культур, имела в моем народе свои особенности, которые не возьмусь описывать, чтобы не перегружать читателя и не подвергнуться критике бо́льшей, чем могу вынести. Перестав скакать по горам и лесам Азии и Европы, некоторые наши мужчины наточили свои языки, словно кинжалы, или жала.
Не то, чтобы опасаюсь злых языков, просто не хочется лишних разговоров. Потому скажу только, что обряд умыкания изменялся в зависимости от района проживания, социального статуса и даже прихоти организаторов умыкания; изменения происходили и со временем.
10
Когда лай собаки и последовавший за тем скрип открывающейся калитки оповестил о приходе гостей, Люсена, ее родители Шухиб и Уля, находились в летней кухне: покрытой соломой, саманной двушечке с земляным полом.
Глава семейства, столетний Шухиб, мой выдающийся дед, сидел за русским столом4, на венском стуле. Он опирался на деревянную трость, инкрустированную серебром и, несмотря на значительный возраст, держался прямо. Дед был костист, широк в плечах и все еще высок; белые усы, борода клинышком, на носу круглые очки; Шухиб носил очки всегда, даже, когда не читал; на бритой голове круглая шапочка из войлока по типу сванской; поверх черной косоворотки вязаная шерстяная безрукавка с продолговатыми деревянными пуговицами; штаны галифе, толстые шерстяные носки почти до колен, галоши
Только утро, но Шухиб уже устал и хотел бы прилечь. Уля почти вдвое его моложе, но так медлительна: завтрак еще на печи, как всегда Этим утром кухня казалась Шухибу слишком тесной. Наверно из-за пара от чугунка, в котором варится паста5, и кипящего рядом чайника.
Люсена помогала матери накрывать на стол Уля никогда не поспевала к нужному часу.
11
Дверь в кухню отворилась и вошли двое мужчин; один из них дальний родственник Шухиба.
Гостей пригласили к столу. Женщины поставили им пиалы с подоспевшим пшенным супом, пополнили тарелки с сыром и выложили весь хлеб. Ранние гости принесли с собой чувство тревоги.
Мужчинам, наверно, уже лет по сорок. Смуглые, бородатые, с натруженными мозолистыми руками; седеющие волосы коротко острижены и едва заметны из-под папах. Кирзовые сапоги гости оставили за порогом, но телогрейки не сняли. На ногах одного из мужчин носки, ноги другого замотаны в портянки. Гости прячут ноги под стульями и держатся перед старшим скромно.
Один из пришедших, отведав немного супа, словно спохватившись, извинился, что без гостинцев: «Когда шли, сельмаг еще не работал», расстегнул телогрейку и достал из нагрудного кармана пиджака деньги.