Это сейчас можно учебный год начать и с пятого, и с десятого сентября, а в то время нужно было быть в школе строго первого сентября. Нервничает дедушка, в панике я: есть только один билет в сидячий вагон. Что делать?
Дедушка, бери билет в сидячий, умоляю я его. Ничего страшного, доберусь!
Дедушка колеблется, сзади напирают.
Берёте? Если не берёте, отойдите от кассы!
Дедушка покупает билет, в растерянности рассматривает его, боится отпустить меня одну в сидячем вагоне.
Это сейчас сидячие вагоны напоминают автобусы дальнего следования внутри ряды кресел, и у каждого пассажира есть своё место. А раньше это были обыкновенные вагоны с полками, на которых сидело по нескольку человек. Кто первый ворвался в вагон и занял заветное место, тот счастливчик.
Не волнуйся, дедушка, успокаиваю его. Зато не опоздаю в школу. Нам просто повезло!
Подходит поезд, бежим к вагону (поезд стоит всего три минуты), втискиваюсь в вагон, хватаю у дедушки чемодан и пробираюсь по проходу. В вагоне духота! Все места заняты: по три четыре человека сидят на нижних полках! Кто-то ест, запах варёных яиц, огурцов, курицы витает в воздухе нечем дышать!
Поезд трогается, машу дедушке в окно, улыбаюсь, но, наверное, улыбка кривая у меня получается, потому что дедушка смахивает слезу, переживает. Ставлю чемодан в проходе, сажусь на него, не представляя, как доберусь до Москвы: ехать надо день и ночь. На чемодане.
Мимо меня пробегают мужчины: туда с пустыми руками, обратно с бутылками пива. Наверное, в следующем вагоне вагон-ресторан. Вот бежит мужчина с четырьмя бутылками «жигулёвского»: по две держит за горлышки. Взглянул на меня и пробежал мимо. Нет. Развернулся и подошёл ко мне поближе.
Куда едешь, красавица? спрашивает.
В Москву, тихо отвечаю.
В Москву? удивлённо смотрит на меня. На чемодане?
Билетов не было. Ничего страшного, храбро говорю, доберусь!
Деньги у тебя есть? неожиданно спрашивает мужчина.
Есть, почему-то честно отвечаю ему.
Мне дедушка дал на дорогу сто рублей. Я отказывалась, но он, всё-таки, впихнул мне их.
Давай деньги, говорит мужчина, я на следующей станции попробую купить тебе билет.
Что делать, думаю? Не дать деньги как-то стыдно не доверять людям, а дать глупо. Мало ли что за человек? Протягиваю ему сто рублей. Он их взять в руки не может заняты бутылками.
Клади в зубы, улыбается.
Зажимает зубами банкноту, мычит, мол, жди и убегает.
Сижу, мысленно ругаю себя за то, что отдала деньги незнакомому человеку. Да что же я за Буратино доверчивый, переживаю за свою глупость. Ладно, успокаиваю себя. Никому не расскажу, никто и не узнает, что мне дедушка дал столько денег, а я их фук, и отдала дядьке, да ещё и пьянице! С пивом! Щёки горят и слёзы в глазах, то ли от обиды, что меня так провели, то ли от страха, как проведу ночь на чемодане.
Подъезжаем к станции. Стоянка долгая десять минут. Выглядываю в окно, не увижу ли своего знакомого с моими деньгами. Нет, не видно. Вот поезд трогается, едем. Так горько на душе. Не денег жалко, а жалко, что так повела себя.
Вдруг вижу, бежит ко мне мой знакомый, улыбается.
Давай чемодан, говорит. Купил билет в плацкартный вагон.
Показывает мне маленький картонный билетик.
Идём в наш вагон.
Я встаю с чемодана. Мужчина берёт чемодан, и мы идём в ту сторону, куда он бежал с бутылками. Я иду впереди, он с чемоданом за мной. Выходим из вагона, я ступаю на железный мостик между вагонами, чтобы перейти в другой. Поезд мчится, под мостиком мелькают шпалы, ветер свистит, а мысли мои мчатся ещё быстрее: сейчас столкнёт меня с мостика и уйдёт с моим чемоданом. «Ой, дура, дура!», ругаю себя.
Вошли в плацкартный вагон. Красота! Чистота! Свежий воздух после моего-то сидячего вагона! На полках с белоснежными простынями лежат люди. Вижу с полки свисает женская загорелая рука с ярко-красным маникюром в Москву после отпуска у моря возвращается.
Подходим к месту. В купе три женщины.
Это моя сестрёнка, представляет меня им мой знакомый. А вот твоя полка! показывает он на нижнюю боковую полку, расположенную через проход. Стелись, отдыхай, говорит.
Раскатываю матрас, стелю постель. Женщины и мой «брат» в купе собираются перекусить. Мне бабушка дала в дорогу жареного петуха, пироги с яблоками и виноградом. Не знаю, что мне делать. Надо же моего «братика» угостить, а как обратиться к нему, когда я даже не знаю, как его зовут? И как к нему обращаться: на «вы» или на «ты»? Да что же я такая нескладёха?
Вспомнила свою двоюродную сестру Зину. Она бы сейчас уже и стол накрыла, и познакомилась со всеми, и подружилась, а я такая бука. Знаете, что я сделала? Легла на правый бок и пролежала так до самой Москвы!
Утром мой «братик» спрашивает меня:
Есть сумка какая-нибудь или авоська? Хочу на станции яблок купить.
Освободила я авоську, переложив еду (какой запах пошёл от пирогов!) в другую сумку, и отдала авоську ему.
На станции «братик» купил целую авоську румяных яблок!
Давай адрес, говорит. Я принесу авоську.
И опять встал вопрос, что делать? Не дать адрес свинство с моей стороны: он мне так помог! А дать адрес что я родителям скажу, как объясню, кто это?
Не надо, не надо, пустяки! почти закричала я. Выбросите её! И спасибо Вам за всё!
Вот такое приключение было со мной в тот год, когда я впервые в пятнадцать лет путешествовала одна.
Пёстрый филин
Гипнотизёр
Тётя Клава, с завтрашнего дня гипнотизёр выступает! Петька ворвался в комнату и плюхнулся на кожаный диван с высокой спинкой. Радиоприёмник, стоявший на полочке спинки, свалился на кудрявую голову Петьки. Почёсывая макушку, Петька вернул приёмник на место, поправил салфетку под ним и дополнил новость.
Пёстрый Филин
Рис. Г. К. Марчуковой
Только два дня будет в нашем городе. Ученик самого Вольфа Мессинга! Дайте деньги скорее, побегу за билетами. Кто пойдёт на представление? обвёл он нас взглядом.
Все! радостно выкрикнули мы, предвкушая радость от необычного события.
Петя, попросила тётя Клава, вынимая из кошелька деньги, только не бери билеты в первые ряды. Кто знает, как гипноз повлияет на нас. Бери билеты подальше от сцены, ладно?
Как же! Вы не знаете нашего Петю! В этом году племянник тёти Клавы закончил школу. Если не поступит в институт, пойдёт служить в армию. Энергия бьёт ключом. Конечно же, Петька купил билеты в четвёртый ряд: ближе просто уже не было.
Прямо перед нашим выходом из дома полил дождь. Да разве может дождь остановить нас, когда такое событие в маленьком городке? Взяли зонты и побежали в городской театр посмотреть на выступление ученика знаменитого Вольфа Мессинга!
В зале яблоку негде упасть. Многие пришли с детьми. Представление началось. Знала ли я, что окажусь в самом центре (спасибо Петечке!) выступления!
На сцене появился гипнотизёр. Я думала, что это будет высокий, представительный мужчина с пронизывающим взглядом тёмных глаз, а им оказался светловолосый человек среднего роста с водянисто-серыми глазами. Не впечатлил внешне, но какое было представление! Незабываемое!
Кто хочет принять участие в представлении, поднимите руки над головой и сцепите пальцы, сказал гипнотизёр. Почти половина зала выполнила команду. Поднял руки и наш Петя.
А теперь разожмите пальцы, продолжал командовать гипнотизёр. Кто не сможет разжать пальцы, идите на сцену!
Треть зала повалила на сцену, на ходу пытаясь разорвать сцепленные руки. К счастью для нас, Петины руки разжались, и он с завистью провожал глазами идущих с поднятыми руками, чуть смущённых и немного напуганных зрителей. На сцене набилось человек сто мужчин и женщин с высоко поднятыми руками. Гипнотизёр подходил к каждому, прикасался к замкам из рук, руки разжимались, и освобождённые, разминая руки, довольные бежали на свои места. Когда на сцене осталось десять человек, гипнотизёр сказал, что он поможет им освободить руки, но за это они сыграют всем «Калинку».
Вы будете дирижёром оркестра, сказал он, тронув руки одного мужчины, и тот послушно стал рядом.
А вы будете играть на баяне, повернулся он к другому, делая вид, что передаёт ему баян. Под смех зала мужчина «взял» баян, просунул руки в воображаемые лямки и пошевелил пальцами, как бы нажимая на кнопки.
А это у нас будут три балалаечника, эти две женщины сыграют на мандолинах, вы на контрабасе, а вы будете пианисткой, ну а вы ударник. Приготовились. Припев «Калинка». Начали!
Что тут началось! Петька радовался, что не попал на сцену. Пропустил бы такой концерт! Дирижёр стоял лицом к своему оркестру и размахивал руками в такт песни. Баянист, притоптывая, разворачивал и сворачивал меха «баяна». Пальцы его летали вверх вниз! Балалаечники ударяли кистями рук по невидимым струнам, не сбиваясь с темпа. Две женщины, игравшие на «мандолинах», держа в пальцах воображаемые медиаторы, дополняли мелодию. Раскачиваясь в такт музыки, нажимала на клавиши пианистка. А что вытворял ударник! А как важно стоял контрабасист, пальчиком оттягивая струну!
Это всё длилось не больше пяти минут. Весь зал мысленно пел «Калинку» под аккомпанемент оркестра, подчиняясь дирижёру. У многих от смеха по щекам текли слёзы, болели скулы.
Гипнотизёр поблагодарил оркестрантов и отпустил их на рыбалку, опять распределив роли: кто разводил костёр, кто ловил рыбу. Один, видно заядлый рыбак, ловил рыбу на спиннинг, поплёвывая на воображаемого червячка. Другой просто стоял, не двигаясь, с удочкой. Хлопали себя по рукам и ногам, отбиваясь от комаров. А потом разливали по мискам уху. Была настоящая рыбалка, даже чудился запах костра!
Потом гипнотизёру давали записки, в которых было написано, что он должен сделать, и он, не читая их, точно выполнял заказ, опять же под смех и аплодисменты зала.
Если бы мне кто-то рассказал о представлении, я бы подумала, что это инсценировка, «подстава». Что его помощники хорошо работают. Незаметно для зрителя. Но бессовестный Петька втянул меня в это представление! И вот как это было.
А сейчас я выйду из зала, сказал гипнотизёр, а вы спрячьте какой-нибудь предмет в зале. Тот, кто будет прятать предмет, мысленно будет давать мне команды, куда идти, где искать. А я, читая на расстоянии его мысли, буду искать спрятанное. Кто будет прятать предмет?
Я! срывается с места Петька, и подбегает к гипнотизёру.
Хорошо. А что будем прятать? спрашивает гипнотизёр.
Вот перстень, женщина в первом ряду снимает с пальца золотой перстень с камнем и даёт его Петьке.
Кто-нибудь может выйти со мной, чтобы убедиться, что я не буду подсматривать, предлагает гипнотизёр. Два парня выходят к гипнотизёру, и все вместе они покидают зал.
Петька растеряно стоит на сцене, сжимая в руке перстень. А куда прятать? Ничего лучше не придумав, кидается к нам. Лето. Мы в лёгких платьях. Карманов нет. Тогда Петька берёт мой сложенный зонтик и прячет в него перстень. Это всё происходит в доли секунды, мы даже не успеваем всё обдумать. Петька возвращается на сцену. «Готово!» кричит зал.
Появляется гипнотизёр с парнями. Гипнотизёр даёт Пете инструкцию.
Я иду первым, ты идёшь за мной. Между нами должно быть расстояние не больше метра. Ты мысленно даёшь чёткие команды, куда идти. Например, прямо, направо, вперёд. Понял?
Петька кивает головой.
Пошли! звучит команда. Гипнотизёр срывается со сцены в зал. За ним, не отставая, срывается Петька. Лицо побледнело, взгляд напряжённый. Гипнотизёр мчится мимо нашего ряда, Петька за ним. У Петьки лицо перекошено, губы плотно сжаты. Вдруг гипнотизёр разворачивается, бежит назад, вот он у нашего ряда, вот уже пробирается по ряду, приближается ко мне. А я просто сижу, как ни в чём не бывало. Останавливаются около меня.
На сцену! это команда мне.
Я поднимаюсь с кресла, оставляю зонтик у кресла и, как крыса под дудочку, послушно иду по ряду. Гипнотизёр резко разворачивается.
Зонтик! звучит новая команда.
Я беру зонтик, и мы втроём гипнотизёр, Петька и я с зонтом идём на сцену.
На сцене стою, держа руки с зонтиком за спиной. Чувствую, начинается нервная дрожь. Боже, какой огромный зал! Вместо лиц пятна, пятна, пятна. А перед глазами руки гипнотизёра. Он делает пассы и вдруг резко выкрикивает:
Зонт!
Вырывает из моих рук зонт, раскрывает его, и перстень со стуком падает на сцену. Раздаются аплодисменты, крики «Браво!». Я почему-то кланяюсь.
Вижу, женщина из первого ряда бежит забрать свой перстень, который она опрометчиво отдала на заклание. На дрожащих ногах спускаюсь по ступенькам со сцены, иду к своему месту. Петька идёт рядом, вытирая пот с бледного, как полотно, лица. Весь вечер меня била дрожь.
Дома все накинулись на Петьку с вопросами.
Что ты говорил? Какие команды давал?
Какие, какие, почему-то зло отвечал Петька. Как надо. «Прямо, назад, четвёртый ряд». Я боялся отстать от него, а он как ломанул!
На следующий день Петька опять пошёл на представление.
«Помнить нельзя забыть»
Вы когда-нибудь видели, как плачет вся школа? Я видела.
В один из дней начала марта 1953 года нас собрали в актовом зале школы. Рядами стояли классы во главе со своими классными руководителями. Перед рядами выстроилось руководство школы. У всех в руках были носовые платки, которыми они вытирали глаза. Директор, женщина, которую боялась вся школа, рыдая, с трудом сообщила нам о смерти Иосифа Виссарионовича Сталина. Она прочитала «Обращение к советскому народу». Плохо помню содержание, только отдельные слова запомнились от выступления: «солнце погасло», «отец и учитель», «рулевой».
Весь зал плакал: учителя и дети. Я тоже плакала. У меня было ощущение, что это конец света. Как дальше жить? Вспомнила, как учительница нам объясняла, какой скромный был Сталин, как на Мавзолее, во время парадов и демонстраций, он не стоял в первых рядах, а старался стоять незаметно, позади других членов правительства. Ещё сильнее заплакала, когда вспомнила, как я когда-то нарисовала портрет Сталина. Не знаю, был ли Сталин на моём рисунке похож на оригинал, но усы и трубка точно были похожи. Я показала рисунок папе, а папа почему-то страшно рассердился и порвал рисунок на мелкие кусочки, сказав: «Нельзя рисовать вождей. Даже не все художники имеют право рисовать вождей, надо иметь специальное разрешение».
Второй раз, когда нас всех опять собрали в актовом зале, был сентябрь этого же года. Директор с гневом рассказала нам, что Лаврентий Павлович Берия враг народа, что его обвиняют в антипартийных и антигосударственных действиях, направленных на подрыв Советского государства. «Мы должны стереть память о нём!», говорила она.
Я никак не могла осуществить этот приказ, восприняв всё буквально. Каждое утро я просыпалась с мыслью, помню ли я это имя или забыла, и с ужасом убеждалась, что ещё помню. Я тоже считала себя врагом народа, пособником империалистов.
Перед началом вечерних сеансов в кинотеатрах выступали артисты. В кинотеатре «Художественный» даже стояли кресла перед эстрадой, и люди слушали перед киносеансом настоящий концерт. Мы ходили в наш кинотеатр «Кадр» на Плющихе. Билеты на утренние и дневные сеансы стоили десять копеек, на вечерние тридцать пять пятьдесят копеек.
Однажды, придя на вечерний сеанс, вместо играющего оркестра, я увидела женщину, выступающую перед зрителями. Это была Любовь Тимофеевна Космодемьянская, мама Зои и Александра Космодемьянских. Она рассказывала о своих детях, Зое и Шуре, об их подвигах. Зоя была разведчицей, была схвачена и убита немцами в ноябре 1941 года, Шура был самоходчик, погиб в самом конце войны. Оба они стали Героями Советского Союза. Любовь Тимофеевна достала платок, вытерла глаза. Люди, слушавшие её выступление, плакали. Плакала и я.