А Ворина? Она же обыкновенная Пернатая! Как так вышло?
Ворина родная дочь Вонореля, отмахнулась проводница. Тут нет ничего сложного, она твоя сводная сестра. На твоём месте я бы задала совсем другой вопрос.
Девушка посмотрела колдунье в глаза.
Неужели Барсы люди?
Сложно поверить, да? Келуни рассмеялась, а после затихла с какой-то печальной задумчивостью. Я тоже сначала не могла этого принять. Правда есть правда, её не изменить. Ты права, маленькая пташка: все Барсы люди. Вот только сами они об этом предпочитают лишний раз не болтать.
Волика с сомнением посмотрела на проводницу. Как отряд Крылатых мог позволить жить детёнышу Барса, столько лет бок о бок с племенем? Да, знали единицы, но всё же. Да и как вообще эти безумные звери оказались людьми! Такими же, как и Пернатые
Барсы умели лишь рушить судьбы других существ, да бесцельно носиться по горам! Или нет? Или это ложь, которую так старательно выдавали за правду? Кажется, Волика совсем запуталась.
Откуда тебе всё это известно? Или ты тоже одна из высших Крылатых?
Я? Высшая? Ну уж нет, колдунья прыснула. Подобная мысль очень её позабавила. Помнишь, я упоминала чай, которым меня угощал твой папаша? Келуни подтолкнула пиалу к гостье, но к напитку девушка так и не притронулась. Так вот: отец не тот, который приёмный. Вонорель, конечно, был прекрасным и на редкость светлым человеком в наши времена, раз уж взял на себя ответственность и забрал тебя домой, а не бросил на произвол судьбы где-нибудь в лесу. Но речь сейчас не о нём. Я про твоего родного отца.
Который Волика нервно сглотнула, который Барс?
Именно он. Знаешь, чай напоминает мне о нём. Я даже к вершинам гор хожу время от времени, чтобы собрать тех самых трав для чая пью его и представляю, что я снова в логове Барса. Это от него я многое узнала, добавила Келуни тише. И о тебе в том числе.
Тогда Волика задумалась, какой он, её родной отец. Пытался ли искать свою малютку, когда ту выкрали из собственного дома? Похожа ли она на него, или больше на маму?
Словно уловив ход её мыслей, Келуни как бы невзначай заметила:
У тебя глаза, как у него. Такие же голубые.
Пернатая отвела взор, сдержанно улыбнувшись. Значит, что-то общее всё-таки было.
Как же ты, одна из самых свирепых охотниц прошлого, смогла заговорить с Барсом? Волика спросила очень осторожно, боясь разозлить проводницу. Келуни пояснила без былого энтузиазма:
По правде, это была случайность. Обыкновенное стечение обстоятельств: твоему отцу потребовалась моя помощь, а мне его. И помочь ни ему, ни мне, больше никто не мог. Так что правильнее называть это временным перемирием, о котором ни одна живая душа кроме нас двоих не догадывалась.
Хорошо, я кажется, начала понимать, больше слушать об отце, Барсах и своём с ними родстве Волика уже не могла.
Горькие слёзы наворачивались от осознания того, что все эти годы она жила и считала себя своей в племени тех, кто являлся ей кровными врагами. Но разве могла Волика видеть Пернатых чужаками просто потому, что по крови она принадлежала к другому племени? Да и какая вообще разница! Её вырастили Пернатой, она считает себя такой. И неважно, что там заготовила природа
Наверное, проводница смотрела на Волику так пристально, потому что видела в девушке её папу. Но Пернатой совсем не хотелось, чтобы её воспринимали ненавистным ей самой Барсом и нет, дело не в родном отце, о нём о нём хотелось узнать больше. Хоть он и был чужаком.
Как его зовут?
Кого? Папку-то? Келуни прикусила губу. Буран. А твоё имя, когда ты ещё Барсом была Пурга.
Волика поморщилась. Какое простое имя, Пернатые посмеялись бы! Очень уж для них странное. И всё-таки веяло от заветного «Пурга» горным ветром, затяжными холодами, в общем оно было не таким уж плохим. Вот только знакомое с детства «Волика» звучало гораздо роднее.
Буду знать.
Они замолчали, и Келуни позволила девушке остаться наедине со своими мыслями на какое-то время. Волика уставилась невидящим взором сквозь проводницу.
А для чего ей всё это? Что болезненная правда означала конкретно для неё, для Волики? В голове не было ни одной путной догадки. Пернатой не хотелось ничего менять! Но никакая она уже не Пернатая. Только это ничего не поменяло в её душе, к горным кошкам там по-прежнему теплилась лишь ярость и презрение.
Я ненавижу Барсов, прошептала она, не глядя на проводницу. Они несут смерть и муки. Я Пернатая, меня учили так, я я не могу иначе! девушка поднялась, шагнув навстречу тёмной комнате; Келуни требовательно потянула её за запястье. Волика остановилась. Я поклялась убивать таких, как они.
Келуни гордой орлицей возросла над девушкой. Зелёные глаза холодно сверкали, и колдунья схватила Пернатую на этот раз за плечо.
Таких, как они, повторила колдунья, кто эти «они»? Ты и есть их часть.
Нет! Никогда не стану! выпалила Волика, в истерике вырываясь из цепкой хватки проводницы. Шерстяная накидка осталась в мозолистых руках колдуньи, и Келуни, горько усмехнувшись, кивнула на плечо Волики:
Взгляни же, Пурга: на тебе их след.
Пернатая скосила взгляд на свою грудь и обомлела. Из-под расшитой рубашки выглядывало чёрное пятно той самой жидкости, которая прошлой ночью заменила ей кровь. Сначала девушка закричала, но, усилием воли подавив ужас, заставила себя взглянуть ближе. Она оттянула край ткани, и показалась шероховатая чернильная лапа, раскинувшаяся между плечом и грудью близко к гулко стучавшему сердцу. В чёрной жидкости пролегала тонкая сеточка капилляров алого цвета, движение которых можно было заметить, внимательнее приглядевшись. Жуткое зрелище пугало.
Этого раньше не было, не веря своим глазам, Волика снова и снова смотрела на отпечаток чернильной лапы, тщетно пытаясь стереть «грязь» неосторожными касаниями. Больно не было, но и пятно не сходило.
Время настало, вот и появилось. Дар Барсов проявляется позже, чем у Пернатых, Келуни вернула Волику обратно в кресло. Поэтому теперь ты не бездарна. Ну, с недавних пор.
А если я его спрячу? Спрячу и никому никогда не покажу! Тогда никто не узнает, я смогу остаться в Речной деревне, и
Тебя засекут Крылатые-следопыты даже раньше, чем ты можешь себе представить. На тебе пятно чистой магии Барсов, это лишь вопрос времени, Келуни вздохнула с раздражением. Да и к тому же не перевоплощаться совсем ты не сможешь. То, что произошло с тобой вчера, будет происходить каждое новолуние против твоей воли.
Но почему? Почему с моим телом происходит такое?! она была на грани истерики.
Я не знаю. Честно не знаю. Все те крупицы, которые были мне известны, я тебе уже рассказала. Больше ты сможешь узнать только сама, Келуни кивнула куда-то наверх. Там, на вершинах. У сородичей.
Я не пойду к Барсам.
У тебя нет другого выхода, милая. Либо Барсы, либо тебя уничтожит собственное племя.
И Волика хотела возразить, но так некстати вспомнилась пылавшая в пламени шкура убитого зверя, ликование в глазах Пернатых, счастье Счастье видеть беспомощность заклятого врага. И то было не совсем нормальное счастье; оно опьяняло, лишало здравого смысла и способности думать. Все чётко делились на «своих» и «чужих».
Причём своим оказывался не тот, кто вырос среди них. Свой это подобный внешне и по способностям, а значит, равный.
Пернатые убьют меня, если узнают?
Даже не задумываясь, Келуни нахмурилась. Знаешь, Барсы в плане предателей милосерднее Пернатых. Им, зачастую, просто всё равно. Ну я не могу знать наверняка, но мне так кажется. Как бы там ни было, в Речной деревне оставаться тебе не стоит.
Волике не хотелось нестись сломя голову неясно куда и неясно зачем. Да и как? Ей шестнадцать зим, в деревне её тётушка и младшая сестра. Как она бросит их здесь?
А Вонола и Ворина? девушка помолчала какое-то время, и тут её пронзила внезапная догадка. Они будут в большей безопасности, если я уйду?
Гораздо. Келуни поднялась с места, взяв в руки короткий меч и со странным блеском в глазах принявшись его разглядывать. Меч был старый, обшарпанный: видно, пережил не одну битву в руках проводницы. Колдунья обернулась к Волике: По крайней мере, племя не признает их причастными в сокрытии Барса в деревне. Ну и, конечно, так их не убьёшь ты сама в порыве очередного перевоплощения.
Убить?.. Их?.. Волика взглянула на собственные руки; в голове всплыли облики двух самых дорогих её сердцу Пернатых. Неужели под влиянием магии она могла сотворить с ними такое?
«Нет, я не имею никакого права! Не переживу, если с ними что-то случится по моей вине» Волика зажмурилась, смаргивая слёзы; если ради безопасности родных ей придётся навсегда исчезнуть из их жизни, она это сделает.
Хорошо. Я убегу, Волика вскочила с кресла и оглянулась, пытаясь отыскать глазами сестру. Это же дом проводников, верно? Девушка давно догадалась об этом, но сначала извинюсь перед Вориной. Она сейчас тут? На верхнем этаже? Я хочу с ней поговорить напоследок, и с тётей
Нельзя, милая, Келуни тяжело вздохнула, преградив девушке путь стальным лезвием меча. Вся деревня считает тебя трагично погибшей. Не благодари.
Ты уже всё подстроила? Даже меня не спросив? девушка посмотрела на проводницу с недоверием, и когда та нависла над ней, как охотник, заигрывавший со своей жертвой, паника подступила снова. Но откуда ты знала? В конце концов, к такому надо было долго готовиться, да и Волика судорожно вздохнула. Я ещё не попрощалась со своей семьёй.
У тебя нет никакой семьи в этом племени, сняв надоевшую маску добродушной колдуньи, Келуни превратилась в гнусного шамана, способного убеждать одними только взглядом и голосом. Ни сестры, ни тёти. У тебя больше нет здесь друзей, нет знакомых. Остались одни лишь враги. И чем раньше ты это поймёшь, тем проще будет существовать остаток своей жизни.
Волика хотела что-то сказать, но проводница сделала медленный шаг вперёд, и девушке, чтобы не попасть под остриё меча, пришлось попятиться. В небесно-голубых пронеслась тень ужаса с осознанием, но думать времени не было: Пернатая двигалась в такт железному мечу, не сводя взора с оружия. Келуни заметно наслаждалась разыгрываемым представлением.
Ты кое-чего не поняла с самого начала: я не добрая волшебница из легенд, которая безвозмездно помогает главной героине по доброте душевной. Нет, я совсем не такая. Где же твоя злость, ненависть ко мне, которой так и сквозило твоё миленькое личико тогда, когда я пришла на помощь твоей сестре? Волика упёрлась в стену и задержала дыхание: меч замер у её шеи. Заточенное железо едва не касалось кожи; проводница не спешила совершать удар. Келуни, улыбаясь, продолжала: Боишься меня а ведь раньше едва ли не рвалась с кулаками. Какая скука. Но оно, наверное, и к лучшему.
Проводница убрала лезвие. Волика смогла выдохнуть, исподлобья наблюдая за колдуньей: та вернулась в своё кресло, и на фоне всполохов камина выражения лица Келуни было невозможно разобрать: улыбалась она? Насмехалась? Ликовала? Или, напротив, была разочарована?
Волика прижалась к входной двери. Меч проводницы завёл её именно сюда.
Беги, Пурга. Чем быстрее ты отсюда уйдёшь, тем больше шансов, что тебя не выследят Крылатые. Поверь, Пернатые любят лить кровь не меньше Барсов, и я в их числе, колдунья ждала от неё дальнейших действий, но Волика никак не могла решиться.
Девушка сглотнула. Она дрожала, и дело было далеко не в холоде: свалившиеся эмоции били через край, Волика с ними не справлялась. Она в последний раз взглянула на Келуни.
Зачем ты помогаешь мне уйти? Ты ведь такая же, как все мы.
Девушка и не ждала получить ответа на свой нескромный вопрос, однако, к её удивлению, по лицу проводницы скользнула сдержанная улыбка.
Здесь ты права, философски заметила колдунья. На моём месте тебя бы прикончил любой Пернатый, насколько ты лёгкая и беззащитная добыча сейчас вот только я не могу так поступить. Знаешь ли, есть один должок, Келуни повременила с ответом, подбирая слова, должок, повторила она, который я так и не отдала твоему отцу. Что ж, отдам ему этот долг, оставив тебя в живых. Пусть считает моей благодарностью за то, что он раскрыл мне глаза на правду.
Волике стало страшно. Каким огромным должен быть этот «долг», раз уж, расплачиваясь с ним, проводница отпускала ценную «добычу», идя наперекор устоям и традициям племени? Неужели жизнь Волики так ценна? Да и в ней ли было дело?
Девушка колебалась. Келуни решила её поторопить, вновь направив короткий меч к тяжко вздымавшейся груди.
Не стой на месте, пташка. Если снова появишься в деревне, я обещаю, что попытаюсь убить тебя первой. Моё милосердие не вечно. А теперь беги.
И Волика сорвалась с места. Не помнила, как открыла дверь, как обогнула домик и широкими рывками бежала через снежные ухабы; не помнила, как оказалась на опушке тёмной чащи. Вспомнились слухи о злосчастном Лесе Крови, но и выбора у неё сейчас не было.
Волика, тяжело дыша, оглянулась: рассвет, раннее утро. Все Пернатые ещё спали, и лишь она, изо всех сил стараясь не заплакать, смотрела на Речную деревню, жадно запоминала каждую деталь. Обыкновенно тёмная река на рассвете пылала нежными розовыми отблесками, а дома, по один берег от неё погружённые в тень, с жадной завистью смотрели на другую половину, которую уже успело согреть плавно всходившее солнце. Горы верными защитниками обступали поселение кругом, а белоснежные холмы несмело сверкали в свете новорождённого солнца.
Речная деревня показалась девушке такой же прекрасной, какой она видела её прежде; может быть, даже ещё лучше. Смотрела ли она на неё в последний раз? Жалела ли? Очень.
Бросив робкое прощальное «До встречи», девушка сорвалась с места и нырнула в тень хмурого леса. Великаны-сосны смотрели на неё со всей присущей им строгостью, но Волика не останавливалась. Пернатая бежала, куда несли её ноги.
Глава 5. Любовь к жизни
Кровавый лес встретил её не с распростёртыми объятиями. Первое время мелкие деревья и кустарники больно били прутьями по лицу: девушка едва ли была способна их видеть. Немногим позже солнце поднялось выше, а глаза привыкли к постоянной темени. Передвигаться стало проще.
Великаны-сосны стремились своими пышными ветвями дотянуться до самого неба, а потому заметить их можно было, лишь резко вздёрнув голову. Изумруды хвоинок мешались с голубой пустотой и сверкавшими облаками их природный зелёный искажался и превращался в чёрный. Тёмная сеточка деревьев в лесу испещряла светлое небо.
Несмотря на слухи, ходившие об этом месте, Пернатые здесь изредка бывали. Охотились, вот только девушка не имела понятия, на кого.
Волика знала про некоторую «обитаемость» Кровавого Леса не только по рассказам соплеменников, но теперь и благодаря тропинкам, протоптанным единицами путников до неё. Девушка впервые увидела эти дорожки собственными глазами и цеплялась за них, как за последнюю ниточку с родным племенем и разумными людьми.
Тропки были узкими, проложенными прямо по снегу между сосен и низеньких ёлочек. Язык не поворачивался назвать это дорогой: скорее уж указатель какого-никакого направления, чтобы не попасть в лесную западню. Наверное, заплутать здесь было легко. Но разве могла заблудиться та, у которой теперь не было дома? Ей и терять-то нечего.
В первый день гнетущие мысли отступили на второй план перед страхом, который неумолимо подгонял девушку вперёд. Несколько часов Волика просто бежала без оглядки, не останавливаясь; неясно, откуда вообще она черпала силы. Ноги несли её вперёд, Пернатая даже не особо думала, куда направлялась: следовала за петляющей змейкой дорожки, всё больше отдалялась от Речной деревни, и на тот момент этого было вполне достаточно.