Мертвые земли в провинции Джукай следует избегать, даймё. Кенсай указал на серые области вокруг Главдома, называемого Пятном. Землекрушителю это не помешает, но некоторые трещины слишком широки, и корчеватели-кусторезы не смогут их пересечь. Кроме того, вам нужно собрать войска.
Флот Феникса собран, нахмурился Хиро. Даймё Шин и Шу любезно передали мне командование армиями. Кстати, и мои войска Тигра не дремлют, пока мы сейчас разговариваем.
А клан Дракона? А Лисы?
Рю будут болтаться туда-сюда, как костяшки на счетах. А Лисы зарылись в норах. Они нам не понадобятся. В дополнение к Землекрушителю, сотне кусторезов и флоту неболётов Феникса, у нас более чем достаточно мечей, чтобы уничтожить Кагэ.
Драконы и Лисы еще могут преклонить колени, когда увидят Землекрушителя.
Сейчас наша главная задача уничтожить повстанцев. Остальное пока не имеет значения, Кенсай-сан.
В голосе Второго Бутона зазвучал холод металла:
Я считаю, что лучше сделать крюк: надо дать Лисам и Драконам шанс присоединиться к нашему начинанию.
Нет.
Нет?
Я не хочу тратить время на то, чтобы обращаться к ним за помощью. Каждый день Юки Хиро запнулся и глубоко вздохнул, чтобы успокоиться. Каждый день жизни убийцы Йоритомо это очередной день, когда элита Казумицу влачит позорное существование. Кагэ сожгли мой город. Убили невесту. Они должны умереть. Все до одного. Но не в новом году. Не в следующем месяце. Сейчас! выкрикнул он и ударил бронированным кулаком по дереву.
Я повторюсь. Кенсай скрестил руки на груди. Если Кицунэ и Рю предложат присягнуть на верность, когда увидят Землекрушителя, вы их примете.
Ты забываешься, гильдиец. Я твой сёгун!
Но вы не сёгун, Хиро-сан. Даймё Харука из клана Дракона не присягал вам. Даймё Исаму из клана Лиса даже не присутствовал на свадебном пиру. Вы командуете кланами Тигра и Феникса только благодаря силе оружия, которое предоставляет Гильдия Лотоса. Если Лисы или Драконы в какой-то момент склонят перед вами знамена, вы встретите их с распростертыми объятиями. Хотя вы, вероятно, полны решимости совершить славное самоубийство, но у некоторых из нас есть обязательства перед Империей после подавления мятежа. Война против гайдзинов должна быть возобновлена. Нам необходимо больше земли, рабов. И конечно, иночи. Если мы сумеем избежать многомесячного конфликта с Лисами и Драконами, мы это сделаем.
Я не буду просто
Ты будешь делать то, что тебе говорят!
Самураи Хиро, все как один, вытащили цепные катаны из ножен и включили зажигание. Блеснул свет фонарей, отразившись от вращающихся стальных зубьев в глазах мертвенно-белых самураев в масках демонов. Воздух наполнился визгом зубчатых лезвий. Шипящих поршней. Ускоряющих скорость вращения двигателей.
Раздался глухой смех Кенсая.
Вы обнажили цепные клинки против меня? А ведь я предоставляю вам чи, которая их питает. И я спроектировал колосса, которого ты поведешь к Йиши, ухмыльнулся Сятей-гасира за своей идеальной маской юноши. Кагэ испепелили твой флот, когда сожгли гавань Кигена, даймё. Ты не сможешь даже переместить свои войска без нас, не говоря уже о том, чтобы сражаться, когда и если вы туда доберетесь.
Железная дорога пока работает. Наши силы могут отправиться на север на поезде.
А кто, по-твоему, снабжает топливом поезда? Кенсай покачал головой. Уберите мечи, дети, и вспомните, кто вы такие.
Мы воины клана Тигра. Мы самураи!
Кем бы вы ни были, проронил Кенсай, вы, прежде всего, принадлежите нам.
Хиро плотно сжал челюсти и еще сильнее кулаки. Но через томительно долгое мгновение взглянул на своих людей и резко взмахнул рукой. С мучительной медлительностью каждый самурай снял перчатку, обагрил обнаженную сталь кровью, затем вложил клинок в ножны. Кенсай молча наблюдал, но истинное выражение его лица было скрыто за бесстрастной маской юноши.
Когда он заговорил, его голос был похож на жужжание тысячи лотосовых мух:
У погребального костра Леди Аиши ты произнес волнующую речь, даймё. Но время зрелищ закончилось. Танцующая с бурей представляет для нации такую угрозу, которую невозможно переоценить. За несколько недель она привлекла к мятежу почти все население, а столицу страны превратила в пепел. Но не думай, что проблемы сёгуната исчезнут, когда она умрет. Если тебя не заботит будущее государства, имей хотя бы здравый смысл подчиниться тем, кого оно заботит. Глаза его горели кроваво-красными пятнами, словно звезды, умирающие на небе из латуни.
Ты слышишь меня, Хиро-сан?
Хиро смотрел на механическую руку. Вытянул пальцы с шаровидными суставами и железно-серыми сухожилиями, окрашенными в цвет белой кости. Цвет траура.
Он думал о смерти, ожидающей его в конце жизненной стези.
О смерти чести. О Пути.
О девушке, которая когда-то считала его своей любовью.
Я слышу тебя.
Чем раньше состоится твое свидание с Землекрушителем, тем быстрее он отправится в дорогу, сказал Кенсай. И с того момента сколько тебе понадобится времени? Пятнадцать дней?
Металлические пальцы цвета белой кости сжались в кулак.
Он кивнул.
Пятнадцать дней.
3
Сброшенная кожа
С каждым вздохом, когда спертый воздух проникал сквозь сжатые зубы, боль вспыхивала в нем, как солнечный свет на битом стекле. Даичи закашлялся, и влажные брызги оставили черный привкус на языке. Он сгорбился в железном кресле внутри камеры без окон, наручники врезались в запястья, вонь чи наполняла сломанный нос. Пол сотрясался от гула бесчисленных двигателей.
Сколько он уже здесь? Несколько дней? Недель? Желудок был настолько пуст, что не урчал, а в голове до сих пор звенело от последнего удара. Но он не сломался. Не молил о пощаде. Во всяком случае, пока.
Но он знал, что это лишь вопрос времени. Капля камень точит, а сильные дожди способны превратить горы в песок. Так и черная чума продолжала трудиться в его теле, в бесконечной, тихой темноте, между одним ударом и другим. Недуг не унимался и в те минуты, когда от землетрясений тряслись окружавшие его стены, окрашивая кожу в цвет пыли. Даже когда лотосмены прекращали обрабатывать его со всей тщательностью, приближая к финалу, враг, затаившийся в плоти, упорно собирал и копил силы.
И он задавался вопросом, кто же окажется победителем в гонке.
Конечно же, у смерти есть фаворит.
Дверь камеры открылась, желтый камень прорезала полоса болезненного света. Раздался грохот тяжелых железных сапог, дробный, как сердцебиение, стук пяток и носков смешивался со звуками песни, исполняемой механическими устройствами на коже лотосменов. Сколько их прибыло сегодня, чтобы поработать с ним на сей раз? Четверо? Пятеро?
Впрочем, какая разница?
Он чувствовал, как гладкие пальцы нащупывают его пульс, оттягивают веки. У него создалось впечатление, что его касаются длинные серебристые руки и на него изучающе смотрят кроваво-красные глаза, зияющие на пустом безликом лице. Талия как у осы. Блестящая кожа. Шум, как звуки оркестра из частей насекомых.
Как он? Мужской голос, низкий, рычащий.
Даичи вгляделся сквозь зыбкую дымку и различил лицо, которое узнал по воспоминаниям прошлых лет. Лик юноши из полированной латуни, металлические провода, извергающиеся из открытых, застывших губ. Рупор города Киген Второй Бутон Кенсай.
Повелитель мух наконец-то прибыл на пир.
Он слаб, Сятей-гасира, промолвил женский голос, тонкий, шипящий. Истощен, обезвожен, у него сотрясение мозга. Думаю, он испытывает значительную боль.
А мы можем сделать посильнее, чем просто «значительная»?
Мы не видим в этом смысла, Сятей-гасира. Голос собеседника Кенсая был тихим, как у человека, который что-то бормочет во сне.
Даичи прищурился, пытаясь разглядеть говорившего, и уловил очертания маленького человечка в темной одежде. Рот прикрыт черным респиратором в форме ухмылки, испускавшей клубы сладкого дыма, но, к удивлению, Даичи, лицо мужчины было открыто.
Глаза оказались столь сильно налиты кровью, что белки приобрели красный цвет.
Когда Даичи смотрел на него, ему почудилось, что в камере становится темнее.
Здесь я буду судить, в чем есть смысл, а в чем нет, Инквизитор, последовал ответ Кенсая. Ведь я и являюсь Вторым Бутоном Капитула.
Мальчик принес нам этого человека в подарок. Разве такое деяние не является достаточным доказательством верности?
Очевидно, нет.
Он предназначен для великих свершений, Сятей-гасира. Сын Киоши достигнет высот, о которых его отец и не мечтал. В Палате Дыма лжи не говорят.
Вам нечего бояться. Кенсай повернулся к двери. Введите его.
Даичи смотрел, как в комнату вошел еще один лотосмен, неторопливым, но уверенным шагом, со сцепленными впереди руками. Атмоскафандр свидетельствовал о принадлежности к секте мастеров-политехников инженеров и техников, создававших механические чудеса Гильдии. Латунь была украшена изысканной филигранью, узор напоминал Даичи кружащийся дым.
Второй Бутон, сказал прибывший, низко кланяясь.
Сердце Даичи екнуло, руки непроизвольно сжались в кулаки. Даже под маской он узнал бы этот голос где угодно. Мальчик, которому он доверял.
Однако тот отдал его на растерзание и сожжение псам.
Кин-сан, ответил на поклон маленький человечек в черном.
Кин-сан? рыкнул Кенсай. Твой отец Киоши после смерти отдал свое имя тебе. Благородный сын носил бы его с гордостью.
Сятей-гасира, почтенный Первый Бутон повысил нашего младшего брата и даровал ему звание Пятого Бутона именно после того, как он отдал пса Кагэ в руки правосудия, заявил человечек. Вы, вне всякого сомнения, должны признать, что он заслужил собственное имя.
Даичи рывком выпрямился, оскалился, обнажив зубы под растрескавшимися губами, цепи туго натянулись.
Ты безбожный предатель! выплюнул он в лицо юноши. Да проклянет тебя Энма-о
Ладонь лотосмена хлестнула его по лицу, отбросив назад с такой силой, что у Даичи посыпались зубы. На запястьях сомкнулись твердые руки, механическая сила крепко сковала, не давая пошевелиться.
Но Кин не взглянул в сторону лотосмена.
Вы посылали за мной, Второй Бутон? спросил юноша. Что прикажете?
Инквизиция проверила информацию, которую вы собрали во время вашего пребывания среди Кагэ. Принято решение, что дальнейшие допросы этого Второй Бутон жестом указал на Даичи. излишни. Вы уже сообщили нам о местоположении лагеря повстанцев. Об их численности и диспозициях. Об активах и ресурсах.
Я стремлюсь искупить прошлые ошибки, ответил Кин. Если мои знания помогут привлечь псов Кагэ к ответственности, значит, время, которое я провел в странствиях, было потрачено не зря. Лотос должен цвести.
Лотос должен цвести. Из дыхательных путей маленького человечка вырвался легкий дым.
Естественно, проговорил Кенсай, которого явно не впечатлила речь. Имея это в виду, было принято решение немедленно ликвидировать заключенного.
Даичи стиснул зубы, подавляя приступ страха. Он внезапно закашлялся, с трудом сглотнув. Взяв себя в руки, уставился в пол.
Неужели он сгинет здесь? В мерзкой яме?
Если вы уверены, Второй Бутон Голос Кина растворился в тишине.
А с чего бы мне сомневаться?
Кин, наконец, перевел взгляд на Даичи впервые с тех пор, как вошел в камеру. Мехабак на груди щелкал, жужжал и мигал, считая мелькающие бусины, перемещавшиеся по реле с точностью часов, отсчитывая секунды до убийства Даичи.
Я полагал, что его необходимо казнить публично, начал Кин. Чтобы продемонстрировать бескожим, чем может закончиться их неповиновение.
Мнение бескожих вас не касается. Таков приказ Первого Бутона.
Слушаюсь, Второй Бутон.
Воцарилась тишина, окрашенная металлическим дыханием, пульсацией шлифованной кожи, внутри которой свернулись эти монстры. Даичи напряг руки в кандалах, не добившись ничего, кроме усилившегося покраснения на кистях и очередной пощечины от стоявшего рядом гильдийца.
Тогда, простите меня, Сятей-гасира, осторожно продолжил Кин. Но зачем вы позвали меня сюда? Меня не особо волнует, жив мятежник или
Его палачом станешь ты. Кин-сан. Кенсай сунул руку за пояс и достал уродливое устройство из трубок и насадок.
Даичи видел похожую штуку лишь однажды и был свидетелем того, какой урон она могла нанести доспехам о-ёрой и скрытому под ними мясу.
Железомёт.
Вы хотите, чтобы я
Да, Кин-сан, подтвердил Кенсай. Я хочу, чтобы вы убили этого человека.
Здесь?
Сейчас.
Мальчик застыл, и дыхание у него в мехах застопорилось. Даичи подумал о дочери Каори о ее огне и ярости, о прекрасных серо-стальных глазах, напоминающих его собственные. О шраме от ножа, пересекающем нежное лицо, удар руки безумца, который ступил на этот путь много лет назад.
А теперь все закончится. Совсем скоро прозвучат звуки похоронного марша. Лязг и стон рвотных машин
Кин уставился на железомёт в руке Кенсая.
Я
Губы Даичи растянулись в оскале, когда голос Кина дрогнул.
Трус, прошипел он. И как ты набрался храбрости, чтобы прикончить Исао и остальных? Ты убивал их, стоя лицом к лицу, или нанес удар в спину? Идзанаги, будь я проклят, старый дурак! И почему я предположил, что ты способен поступить правильно? Тебе не хватает смелости даже взглянуть в лицо человеку, когда ты его убиваешь.
Кин посмотрел на него, стиснув кулаки.
Ты ничего не знаешь о том, что правильно! заявил он. Как и Исао со своими псами.
И поэтому ты приполз обратно к хозяевам? Из-за подозрительной активности небольшой горстки людей? Рассказал монстрам, где находится наша деревня? Где спят наши дети? Наши дети, Кин?
Ваши дети насильники и убийцы, Даичи. Свиньи, все до единого. Кин наклонился, в его пристальном взоре возникло отражение старика. А свиней отправляют на убой.
Даичи плюнул на него. Брызги черной слюны попали прямо в гладкую латунь, служившую юноше лицом. С яростным шипением Кин выхватил железомёт из руки Кенсая. Устройство издало тихий, задыхающийся вздох, когда он прицелился, направив ствол между глаз Даичи.
Старик уставился прямо в бездонную черноту дула.
И кивнул.
Давай.
Кин нажал на курок.
Она не должна здесь находиться.
Аянэ поднималась по лестнице, бесшумно, медленно. Во чреве капитула пел целый хор машин, а мехабак у нее на груди исполнял арию внутри разума, и фальшивые ритмы переплетались друг с другом.
Она остановилась на уровне жилых помещений, прижавшись к стене. Провела пальцами по предплечьям, пытаясь вспомнить поцелуи ветра Йиши на голой плоти, как встали дыбом волоски у нее на затылке и как покалывало свежестью кожу. Но сейчас она почти ничего не чувствовала: она была снова заключена в блестящую землисто-коричневую кожу, плотно облегающую тело, но не дающую ни тепла, ни комфорта.
Я не должна здесь находиться.
Место предназначалось для жилищ сятеев братьев. У лже-особей, подобных ей, были покои, расположенные далеко за зданием капитула и двумя этажами ниже.
Аянэ занималась яслями-питомником, хирургическими протезами, имплантами, машинами, имитирующими жизнь в доме капитула. Мужская и женская плоть не смешивались никогда даже когда приходило время и лже-особь должна была произвести на свет нового гильдийца, она встречалась только с чьим-то семенем и трубкой для оплодотворения.
Большинство гильдиек проживали жизнь, так и не познав мужского прикосновения.
Но она познала. Почувствовала его дыхание на обнаженном лице, губы, прижатые к ее губам, мягкие, как приглушенный лунный свет. Она закрыла глаза при воспоминании и свела бедра, чувствуя, как по телу бегут мурашки.