Может показаться странным, что царская семья испытывала трудности в погребальном инвентаре, но средневековые реалии были весьма циничны. Обычно каменный гроб готовился заранее, если приближение смерти не вызвало сомнений. Обыкновенно же «ростовая мера» снималась с только что умершего, и гроб вытесывался или доставлялся из специальных запасов, разумеется, вместе с крышкой. После доделывалась только надпись, если родственники покойного считали нужным удостоить ею.
Другая ситуация в случае внезапной смерти: иногда гроб приходилось воровать. «Источником» каменных гробов для экстренных случаев были моровые кладбища, которых в ту эпоху было немало, особенно в городских поселениях. Их «преимуществом» было то, что вымиравшие или переселённые семьи не могли следить за могилами, и, по прошествие нескольких десятков лет, такие захоронения нещадно опустошались. Но гробокопатели зачастую неаккуратно вскрывали «примазанные» известковым раствором крышки, и те часто ломались. Судя по сказанию, в тот раз тоже не повезло, и крышка от подходящего гроба лопнула. Ещё время было потрачено на поиски и раскопки других могил, из которых и доставили две недостающие плиты. Обе оказались непригодны. Маленькая крышка исчезла, а большая хранилась в Угличе до середины XIX века, когда, наконец, была обследована. Разоренная могила принадлежала рыбинскому торговцу, умершему в 1521 году, во время страшной эпидемии оспы 152122 гг., свирепствовавшей на гигантской территории от Пскова до Москвы. Кладбища эти было настолько обширны, что «снабжали» гробами Углич и его окрестности до конца 1600 годов. Проблема с ломающимися крышками тоже решалась нестандартно, если у заказчика не было денег или времени: сломанную плиту укладывали на дно могилы, на неё клали труп, а сам гроб подтёсанный у краев, чтобы не раздавить локти умершего надевали сверху вверх ногами.
Конечно, поставить гроб царевича вверх ногами из-за разбитой надгробной плиты никто не осмелился бы, но к доставке «домовины» с морового кладбища современники относились спокойно и без брезгливости средневековый человек в повседневности был исключительно прагматичен.
Каменный гроб, использованный вторично, с морового (оспенного) кладбища Углича 1521 года. Памятная надпись сделана на дне гроба. Музей «Веры и Труда», с. Учма, Мышкинский район, Ярославская область. Фото автора.
Церемониал царских похорон XVI века достаточно сложен: учитывалось не только семейное положение и возраст, но и взаимоотношения внутри правящей семьи. Похоронный обряд мог подчеркивать величие и достоинство покойника, а подчас мог демонстрировать даже пренебрежение и оскорбительное отношение к умершему.
Был ли похоронен царевич Дмитрий «по царскому чину»? Определенно нет. Вспомним похороны его старшего брата царевича Ивана Ивановича, так же умершего не в Москве, а в Александровской слободе. Тело покойного, после совершения необходимых обрядов, было в деревянном гробе-колоде отправлено со специальным похоронным поездом (кортежем) в Москву, в царскую усыпальницу Архангельский собор. Иван Грозный шёл вместе с похоронной процессией до Москвы пешком, сопровождая сына. Умершего же царевича Дмитрия даже не готовят к перевозке в Москву напротив, старший брат царь Федор, страшно переживавший его смерть, поехал сам на похороны в Углич. Добравшись до Сергиева Посада, царский поезд срочно повернул вспять пришли известия о начале большого посадского бунта в Белом городе. Годунов уговорил Фёдора вернуться, так как ехать прямиком в гнездо антиправительственного заговора было очень неразумно. Царь много плакал, но согласился. Похороны прошли без родни по отцу, что еще раз подчеркивало двусмысленность положения царевича Дмитрия. Как удельный князь он был удостоен только захоронения в усыпальнице углических князей Спасо-Преображенском соборе.
Углический летописец, велеречиво описывавший въезд в город царицыного поезда и встречу угличанами своего удельного князя в мае 1584 года, исключительно скупо отозвался о похоронном обряде «по царскому чину» в мае 1591 года не случайно похороны были очень скромными, если не сказать тайными. Пискарёвский летописец даже утверждает, что по приказу царя Фёдора Ивановича его брат был погребён в грязной, запачканной кровью одежде, в которой и умер88. Это само по себе абсолютный нонсенс, невозможный в обряде похорон члена царской семьи. Царские погребальные шествия, поражавшие иностранцев своим богатством и размахом, были действительно гигантскими театрализованными действами: сотни плакальщиков, вынос тела на санях, прощание в церкви, целование икон и т. д. эпохальные и многолюдные исторические события.
Обратимся снова к погребению среднего брата царевича царя Фёдора Ивановича в 1598 году, чтобы выяснить, какова была организация обряда «по царскому чину». Царь умер в девятом часу ночи 6 января, оповещать население стали 7 января, как только чуть рассвело: «и егда убо светающе дню, изыде слух царьского преставления по всему царьствующему граду, бысть же непрестанный вопль и стенания велие и воздыхание в людех89». Похоронный обряд был гигантским коллективным, почти театральным, актом лояльности и личной преданности покойному государю «всюду воплеве и рыдания, всюду персем биение и сетование неумолчно, и ни един дом обретеся, идеже не бе плачющих90». Затем следовало официальное объявление о смерти государя в соборах и церквях средневековых СМИ «Тогда же убо святейший патриарх повеле благовестити Пречистые Богородицы соборные церкви всенароднаго ради собрания, яко да известно будет всем царьское успение»91. В результате Москву наводнили толпы людей, «вси со тщанием вскоре снидошася во граде, иереи и дьякони, и иноки и инокини, мужа и жены, даже и до сущих младенец, с воплемь многим плачющеся неутешно»92. Народ шел проводить своего правителя в последний путь, хотя над Фёдором Ивановичем при жизни потешались и мало уважали.
«Во дворце в это время «царьское тело, опрятовше, вложиша во гроб» в домашних покоях покойника подготовили к торжественному выносу, который осуществляло высшее духовенство: «И егда же приспе время, тогда святейший патриарх и весь освященный собор, приемше честные и животворящие кресты, идоша по тело благочестиваго царя и, взем честныя мощи, понесоша от царьских его полат со псалми и песнми и кандилы благовонными93». На Соборной площади к процессии присоединялись миряне: «Боляре же и весь царьский синклит и всенародное множество, ови убо предидуще, ови же последствующе, друг друга утесняюще» Наступал момент «плача великого»: «и вси велегласно кричаще и слезами землю поливающе: «О великий государь нашь царь и великий князь Федор Иванович всеа Русии, похвала и красота руская! Камо отходиши, солнце светозарное, нас же, раб своих, сирых оставляеши? И свой царьский скифетр и превеликий престол самодержавного твоего царьствия по себе кому вручаеши?» И ина многа глаголюще, плачющеся неутешно94».
Царь Фёдор Иванович (11.05.155707.01.1598). Реконструкция М. Герасимова95
Так как похороны Фёдора Ивановича были задержаны из-за болезни царицы Ирины Фёдоровны, то службы-«псаломское песнословие» над телом совершались до воскресенья 8 января без перерыва денно и нощно. В воскресенье обряд был продолжен с прерванного суточной паузой «плача великого»: «Назаутрия жь, в день неделный, абие приходит патриарх и весь освященный собор в церковь архистратиха Михаила. По сем же и благочестивую царицу тамо приносят, занеже от великого скорбнаго сетования и непрестанного плача и самой быти ей исполусмертной. Таже боляре и всенародное множество на погребение благочестиваго царя собираются и глаголы жалостныя испущают и паки воплемъ многим воздух исполняют и слезы яко реки изливают96».
При полном стечении народа началось само погребение: «Когда принесли благородное тело благочестивого царя в соборную церковь архангела Михаила, патриарх и весь освященный собор, отслужив надгробный молебен, поставили гроб с телом благочестивого царя в церкви архангела Михаила в 7-й день января, в субботу. Весь этот день и всю ночь над телом благочестивого царя и великого князя всея Руси Федора Ивановича непрестанно читали Псалтирь. Назавтра же, в воскресенье, патриарх и весь освященный собор рано приходят в церковь архангела Михаила. Потом туда приносят и благочестивую царицу: от великой скорби, стенаний и непрестанных слез она и сама была полумертвой. Бояре и толпы простого народа также собираются на погребение благочестивого царя, издавая жалобные возгласы, наполняя воздух воплями, проливая реками слезы. К тому времени в церкви архангела Михаила уже выкопали могилу, в приделе преподобного отца Иоанна Лествичника, там, где могилы государева отца, благоверного и христолюбивого царя и великого князя всея Руси Ивана Васильевича, и государева брата, царевича и князя всея Руси Ивана Ивановича.
Патриарх же и весь освященный собор облекшися во вся священная одежда и наченше погребалное божественное пение. Бе же тогда поистинне видети позор умилен и зело жалости достоин: вси убо архиереи и сановницы и весь освященный собор неумолчно плачющи и с велицем захлипанием непрестанно рыдающе, яко нижё божественного пения от слез по достоинству изправити могуще. Благочестивая же царица от великия печали и сама близ смерти пребывающе, изрядный же правитель прежереченный Борис Фёдорович сугубу печаль в сердце своемь имущи, ово о отшествии к Богу благочестиваго царя сетуя, ово же и о безмерной скорби благородныя сестры своея благоверныя царицы рыдая, ово же и земнаго правителства тишину и мир со опасением устрояя. Боляре же и всенародное множество вси о преставлении царьском неутешно плачющеся, не яко убо царя ко гробу провожающе, но яко чадолюбиваго отца с нужею разлучающеся; и погребше честно царьское тело со псалмы и пенми и песнми духовными, и плакастася намнозе97» Похоронили царя Фёдора Ивановича в земляной могиле рядом с отцом и братом.
Царица Ирина Фёдоровна Годунова (1557? 29.10.1603) жена царя Фёдора Ивановича (11.05.155707.01.1598). Реконструкция С. Никитина.98
После окончания похорон патриарх молился на Соборной площади со ступеней Архангельского собора о преставившемся царе и о его осиротевшем народе вместе с заполнившей Кремль толпой: «Патриарх же и весь освященный собор, облекшись в священные ризы, начали погребальную службу. Тогда воистину можно было видеть умилительное зрелище, достойное сострадания: все архиереи и священники, весь освященный собор неумолчно и непрестанно плакали и рыдали со стенаниями, так что от слез и богослужение не могли вести должным образом. Благочестивая же царица от великой печали и сама была при смерти, а сердце искусного правителя упомянутого Бориса Федоровича снедаемо было сугубой печалью: он и сетовал об отшествии к Богу благочестивого царя, и рыдал о безмерной скорби благородной сестры своей, благоверной царицы, и опасался, что в управлении страной трудно будет сохранить покой и мир. Бояре же и простой народ безутешно оплакивали царскую кончину, как бы не царя провожая в могилу, а насильно разлучаясь с чадолюбивым отцом; и похоронили, как подобает, царское тело, с пением псалмов, молитв и духовных гимнов, и плакали долго, как плакал целомудренный Иосиф с братьями своими по Израилю, отцу их.
По сем же патриарх и всенародное множество христоименитого звания, руце на небо воздевше с воплем многим и со слезами к Богу молящуся, сице глаголюще: «О Владыко Человеколюбче Господи Исусе Христе, сыне Бога живаго, что ради лишил еси нас такова благочестиваго царя, и праведна и свята? Почто убо нас, незлобивый Владыко, оставил еси сиры и смиренны? На кого убо ныне упование возложим? Кто ли ныне толикий народ в мире упасет? Зриши ли, Владыко Человеколюбче, яко бехом днесь во мнозе скорби сетования нашего? Отъял еси от нас царя, но не отъими от нас милости своея и призри, Господи, на град и люди сия, яко пусти бехом, яко осиротехом и бехомъ, яко овца, не имуща пастыря; да не отрынеши ны, Владыко, от твоего человеколюбия. Сокрушил еси исцели, росточил еси паки собери, наказав паки милуй!99»
В завершение обряда похорон царица-вдова в память мужа распорядилась «Потом же патриарх и все христоименитые люди, воздев руки к небесам и вознося Богу молитвы с плачем и со слезами, так возглашали: «О Владыка Человеколюбец, Господи Исусе Христе, сын Бога живого, чего ради лишил ты нас такого благочестивого царя, праведного и святого? Зачем, незлобивый Владыка, оставил ты нас сирыми и сокрушенными? На кого нам теперь возложить упования? Кто сумеет теперь мирно управлять таким многочисленным народом? Видел ли ты, Владыка Человеколюбец, сегодняшнюю нашу глубокую скорбь и сетование? Ты отнял от нас царя, но не отними от нас своей милости, окажи покровительство, Господи, городу и жителям его, ибо мы разорены и осиротели, мы словно овцы, не имеющие пастыря; не отними от нас, Господи, твоего человеколюбия. Ты сокрушил исцели, ты рассыпал снова собери, наказав снова помилуй!»
патриарху и всему освященному собору давати милостыню доволну. Такоже и нищих безчисленно множество собрав, насытив доволна и милостыню пространну подав. Вся же темница и узилища тогда отверзе и сущих в них повинных смерти всех на живот свобожая и в скудости потребных имъ всячески помогая100». Это было своеобразное поминание души царя всеобщим помилованием заключенных и раздачей милостыни.
Миниатюра Лицевого свода. XVI век. Похороны царицы Анастасии Захарьиной-Юрьевой.101
Ничего подобного в русских летописных сводах по поводу похорон царевича Дмитрия найти невозможно. Событие упоминается очень коротко и как-то вскользь. О пышных царских похоронах не упоминается вовсе даже иностранные источники констатируют факт, что обряд прошел «безо всяких торжеств»102, относя этот казус на счет гипотезы о подложном ребёнке. Как провожали в последний путь царевича Дмитрия могут дать некоторое представление его жития, включённые в Четьи-Минеи. Самостоятельная литература о жизни младшего сына Ивана Грозного появилась только в 1606 1607 году. Естественно, что это событие было связано с его канонизацией, и появление нового святого требовало определённого закрепления свежего мифа в письменном виде. Эту работу взял на себя митрополит Филарет. Под его редакторским руководством было написано и даже проиллюстрировано житие царевича. Любопытная особенность миниатюр жития состоит в том, что они зачастую диаметрально противоречат тексту и делают понятнее некоторые темные места в повествовании о гибели Дмитрия.
На миниатюре из жития похороны царевича Дмитрия выглядят весьма аскетично: отсутствуют обязательные для царских обрядов толпы наёмных плакальщиков, сопровождающие покойного по пути в церковь, к прощанию с телом допущены только близкие родственники мы видим их слева от одра Дмитрия это царица Мария и её братья, а также члены следственной комиссии (они расположены справа) во главе с митрополитом Геласием. Ни приближённых бояр, ни служивых дворян, ни дворцовой челяди нет даже намёка на шествие по городу с «плачем великим», изображённый углический кремль безлюден, и, видимо, просто «затворён». Умерший положен на одре, что больше соответствовало бы лицу духовному или даже простолюдину, но, поскольку житие писалось собственноручно Филаретом и иллюстрировалось после канонизации царевича, то такое изображение вещей объяснимо.