«С французской книжкою в руках…». Статьи об истории литературы и практике перевода - Вера Мильчина

Вера Мильчина

«С французской книжкою в руках». Статьи об истории литературы и практике перевода

УДК 821.161.1.09:821.133.1

ББК 83.3(2=411.2)52-021

М60

НОВОЕ ЛИТЕРАТУРНОЕ ОБОЗРЕНИЕ

Научное приложение. Выпуск CCLXIII

Вера Мильчина

«С французской книжкою в руках»: статьи об истории литературы и практике перевода / Вера Мильчина.  М.: Новое литературное обозрение, 2024.

«С французской книжкою в руках»  книга об историко-литературных мелочах: полузабытых авторах (сентиментальный князь Шаликов или остроумный Анри Монье), малоизвестных жанрах («кодекс», «водевиль конца года»), переводе отдельных французских слов («интересный» или «декаданс»). Однако каждая из статей, вошедших в сборник, доказывает, что, говоря словами Виктора Гюго, «для человечества нет мелких фактов». Мелочи, рассмотренные не сами по себе, а в историко-литературном контексте, оказываются работающими и говорящими. Старый анекдот проливает новый свет на финал пушкинской «Капитанской дочки», «газетная утка» 1844 года показывает, как функционировала французская политическая публицистика, а перевод французского слова décadence влияет на интерпретацию творчества Шарля Бодлера. Автор предлагает читателю своего рода микроисторию литературы точную, яркую и увлекательную. Вера Мильчина историк литературы, переводчик, ведущий научный сотрудник ИВГИ РГГУ и ШАГИ РАНХиГС, автор вышедших в издательстве «НЛО» книг «Париж в 18141848 годах: повседневная жизнь», «Имена парижских улиц», «Французы полезные и вредные», «Хроники постсоветской гуманитарной науки», «И вечные французы: одиннадцать статей из истории французской и русской литературы», «Как кошка смотрела на королей и другие мемуаразмы».

В оформлении обложки использованы анонимная гравюра «Читающая женщина опирается на книжный шкаф» (1825) и карикатура «Дочь просит у матери книгу», худ. Жюль-Жозеф-Гийом Бурде (1837). Рейксмузеум, Амстердам / Rijksmuseum Amsterdam

ISBN 978-5-4448-2377-4

© В. Мильчина, 2024

© С. Тихонов, дизайн обложки, 2024

© OOO «Новое литературное обозрение», 2024

ОТ АВТОРА

В 2021 году «Новое литературное обозрение» выпустило сборник моих статей, посвященных истории французской и русской литературы, названием которого стала цитата из Грибоедова «И вечные французы». С тех пор я написала и напечатала еще целый ряд статей той же тематики. Французы оказались в самом деле «вечными». Для названия нового сборника пришлось искать новую цитату, и она нашлась в произведении не менее знаменитом, чем «Горе от ума»,  в пушкинском «Евгении Онегине». Эта цитата «С французской книжкою в руках»  подходит ничуть не хуже грибоедовской, потому что практически все 15 статей, вошедших в новый сборник, посвящены французской литературе самой по себе или в ее русском восприятии.

В сборнике три раздела: «История литературы», «История перевода», «Практика перевода». Герои в них разные, от самых прославленных, таких как Пушкин и Чаадаев, Шатобриан и Кюстин, до безвестных литературных поденщиков. А в некоторых статьях «героями» становятся не авторы, а жанры: «примечание переводчика», «кодекс», «водевиль конца года», «газетная утка», «подпись под карикатурами» и даже отдельные французские слова, такие как intéressant или décadence. Но всякий раз анализ этих авторов, жанров и слов функционален; он позволяет иначе посмотреть на классические произведения, уточнить ход литературного процесса, скорректировать традиционные представления о повседневном быте прошлого. Оказывается, что:

 анекдот, в XVIIIXIX веках многократно перепечатывавшийся в разнообразных энциклопедиях и антологиях, но сейчас полностью забытый, проливает дополнительный свет на противопоставление «милости» и «правосудия» в пушкинской «Капитанской дочке»;

 так же прочно забытый водевиль рассказывает о парижской повседневности 1817 года подробнее и точнее, чем знаменитый роман Виктора Гюго «Отверженные»;

 перевод слова décadence как декаданс, а не как упадок приводит к ненужному и неверному осовремениванию творчества Флобера и Бодлера;

 сочинитель французской газетной утки, по видимости посвященной российскому императору, метит одновременно и в своих соотечественников;

 помимо высоколобых противников «промышленной литературы», создаваемой исключительно ради денег, во Франции на протяжении всего XIX века находились и люди, настаивавшие на праве литераторов требовать достойной оплаты за свой труд, и в этом отношении предшественником великого Эмиля Золя выступает автор ёрнического сочинения 1829 года «Кодекс литератора и журналиста».

Это лишь некоторые выводы из материалов, составивших два первых раздела книги.

В последний раздел «Практика перевода» вошли три произведения разных жанров. Первый текст комический скетч Анри Монье «Роман в привратницкой», в котором автор почти любуется глупостью своих персонажей и бессмыслицей их речей; отзвуки этого подхода можно найти не только во французской литературе XX века, у Раймона Кено и Эжена Ионеско, но даже в русской литературе: созданный Монье напыщенный учитель чистописания Жозеф Прюдом, изрекающий абсурдные афоризмы,  старший брат Козьмы Пруткова. Второй текст нравоописательный очерк Этьенна Делеклюза, позволяющий взглянуть на проблемы разочарованных «сыновей века» не изнутри, а снаружи и взглядом не сочувственным, а осуждающим. И наконец, третий перевод отрывок из книги Астольфа де Кюстина «Испания при Фердинанде VII»  напоминает русскоязычному читателю, что Кюстин оставался умным наблюдателем и тонким психологом не только когда писал о России.

Мне хотелось, чтобы каждый из материалов, вошедших в сборник, показывал ушедшую эпоху, ее литературу и быт выпукло, точно и не скучно.

1. История литературы

КУЛЬТУРА ПРИМЕЧАНИЙ

КНЯЗЬ ПЕТР ИВАНОВИЧ ШАЛИКОВ ПЕРЕВОДИТ ВИКОНТА ФРАНСУА-РЕНЕ ДЕ ШАТОБРИАНА

Из двух героев моей статьи одного великого французского писателя Франсуа-Рене де Шатобриана представлять нет необходимости. Другой русский литератор известен сейчас несравненно меньше, хотя в свое время был довольно популярен, и о нем следует дать короткую биографическую справку.

Князь Петр Иванович Шаликов (1768 или 1767 1852) был отпрыском грузинского княжеского рода. Вступив в военную службу в один из кавалерийских полков, он участвовал в 1788 году в штурме Очакова, затем принимал участие в подавлении польского восстания 1795 года. В 1799 году вышел в отставку и занялся литературой. Он был весьма активным участником литературного процесса на протяжении всей первой трети XIX века, выступая как поэт, прозаик, переводчик, литературный критик и издатель журналов «Аглая» (18081810, 1812), «Дамский журнал» (18231833), а также в течение двух с половиной десятков лет (18171836) служил в газете «Московские ведомости» (с 1825 редактор-издатель) [Ершова 2007]1.

Шаликов входит в число тех русских литераторов, которые особенно часто становились мишенью для насмешек и эпиграмм. В первую очередь осмеянию подвергалась сентиментальная интонации стихов и прозы писателя, который «стяжал себе репутацию эпигона Карамзина, доведшего до крайних пределов чувствительность его ранней прозы» [Вацуро 2002: 107]. Так, Вяземский в стихотворении 1811 года нарек «чувствительного путешественника» Шаликова, автора нескольких книг путевых записок, Вздыхаловым: «С собачкой, с посохом, с лорнеткой, / И с миртовой от мошек веткой, / На шее с розовым платком, / В кармане с парой мадригалов / И чуть с звенящим кошельком / По свету белому Вздыхалов / Пустился странствовать пешком» [Вяземский 1986: 58]. За слащавость Шаликов был прозван одним из эпиграмматистов «кондитером литературы» [Гиллельсон, Кумпан 1988: 288]. Однако сентиментальный в прозе и стихах, Шаликов в критических выступлениях был весьма язвительным полемистом [Вацуро 2000: 3943; Альтшуллер 1975]; шаликовский «Дамский журнал», несмотря на некоторую архаичность своей позиции, принимал активное участие в литературных спорах 1820‐х годов [Денисенко 1996]. К чести Шаликова стоит отметить, что он неизменно брал в этих спорах сторону Пушкина и отзывался восторженно даже о тех его произведениях, которые не были поняты большинством критиков. В частности, он очень высоко оценил «Бориса Годунова», непонятого многими современниками, и сделал вывод, что пушкинская трагедия стоит вне старых классификаций и для нее требуются классификации новые. «Сие необыкновенное творение,  писал Шаликов в 1831 году,  не подходит под обыкновенные вопросы о роде, форме и проч. и проч. Нет! на нем лежит особенная, или лучше сказать, собственная печать. <> Борис Годунов будет началом новой классификации» [Шаликов 1831]2.

В истории русско-французских отношений Шаликов сыграл важную роль по крайней мере тем, что именно в его «Дамском журнале» в марте 1830 года был помещен первый в России перевод из Бальзака отрывок из «Физиологии брака» под названием «Мигрень». Однако этим его роль, разумеется, не ограничивается. В 1810‐е годы он неоднократно выступал в печати как переводчик с французского, причем не только переводил французских авторов, но и сопровождал перевод многочисленными и порой довольно пространными примечаниями. Особенно богаты такими примечаниями две переведенные Шаликовым книги Шатобриана. Именно они и станут предметом рассмотрения в данной статье.

Шаликов перевел книги Шатобриана «Itinéraire de Paris à Jérusalem» (1811) и «Souvenirs dItalie, dAngleterre et dAmérique» (1815). Последнюю не следует путать с «Путешествием в Америку» («Voyage en Amérique»), впервые увидевшим свет в декабре 1827 года в шестом и седьмом томах полного собрания сочинений Шатобриана, которое выходило у парижского издателя Ладвока. «Воспоминания об Италии, Англии и Америке»  сборник, составленный из фрагментов уже опубликованных сочинений Шатобриана: «Опыта о революциях» (1797), «Гения христианства» (1802) и статей начала 1800‐х годов из журнала «Французский Меркурий» (Mercure de France). Впервые сборник был опубликован в Лондоне у Генри Колбурна в 1815 году, а затем переиздан в Петербурге у Александра Плюшара в 1816 году; именно с этим изданием, по всей вероятности, имел дело Шаликов.

Первым Шаликов опубликовал перевод «Itinéraire»  трехтомные «Путевые записки из Парижа в Иерусалим и из Иерусалима в Париж, в первом пути чрез Грецию, а в возвратном чрез Египет, Варвариские земли и Гишпанию Ф. А. Шатобриана. Перевод с французского, с третьего издания». Первые два тома вышли в 1815 году, а третий в 1816‐м; имя переводчика, не обозначенное на титульном листе, раскрыто в каталоге Российской национальной библиотеки.

В следующем, 1817 году вышли в свет двухтомные «Воспоминания об Италии, Англии и Америке. Сочинение Шатобриана». Здесь имя переводчика уже обозначено на титульном листе: «Перевел К[нязь] П. Шаликов».

Прежде чем перейти к анализу шаликовских подстрочных примечаний к переводам Шатобриана, следует сказать несколько слов вообще о культуре авторских примечаний в конце XVIII начале XIX века. В это время считалось совершенно нормальным сопровождать поэтические произведения прозаическими авторскими примечаниями, включающими разнообразные сведения из истории, географии, мифологии, поэтики, факты из биографии писателя, варианты истолкования текста и полемику с литературными противниками (см. подробнее: [Мильчина 1978; Кузьмина 2009]). В статье Н. А. Кузьминой приведена подробная классификация таких примечаний, в которых содержатся обстоятельства создания стихотворного текста; реальная событийная канва, послужившая для него основой; реалии, входящие в «личную сферу» поэта; сведения об исторических событиях, античных, библейских и мифологических героях и сюжетах; этнографические реалии; имена лиц, обозначенных перифрастическими конструкциями; интертекстуальные ссылки; метаязыковой комментарий3.

Примечания (иногда располагавшиеся за текстом, но чаще подстрочные) аккомпанировали текстам, переключая их в другой стилистический регистр, и разъясняли все, что не поместилось в основной текст. Приведу лишь несколько примеров из огромного множества. Поэт Аким Нахимов в стихотворении «На получение кандидатского достоинства» (1808) к строке: «Невежды, прочь! А ты, Дедалов правнук Блум, / В столярном мастерстве яви свой дивный ум» делает к имени Блум примечание, отсылающее к «личной сфере»: «Известнейший в городе столяр» [Поэты-сатирики 1959: 213]. А. С. Шишков к «Стихам для начертания на гробнице Суворова», тексту из двух десятков строк, делает 15 «исторических» примечаний, разъясняя строки «С полками там ходил, где чуть летают птицы» («Известен славный переход его чрез Альпийские горы»), «Одною пищею с солдатами питался» («Он часто едал с ними кашицу») или «Чужой народ его носил на головах» («В Италии, когда он въезжал в какой город, народ выбегал навстречу к нему, отпрягал лошадей у его кареты и вез его на себе») [Поэты 1971: 359361]. Наконец, сам герой нашей статьи, Шаликов, в послании «В. Л. Пушкину» (1812) к строке: «Сокройтесь, от меня, словесники!» делает метаязыковое примечание, метящее в круг «Беседы любителей русского слова», представителей которого он в этом же послании именует «славяноманами»: «Так некоторые переводят слово литератор (!!), если не ошибаюсь» [Там же: 643].

Поэты фактически отказывают поэтическому тексту в самодостаточности и считают необходимым разомкнуть его в пространство повседневного быта, истории и/или литературной полемики. Это именно тот метод комментирования, который имел в виду Ю. Н. Тынянов, когда бросил по поводу пушкинских примечаний к «Евгению Онегину» короткую фразу: «Пародирует сам метод» [Тынянов 1968: 141]4.

Однако примечаниями в первой трети XIX века снабжали свои произведения не только поэты или прозаики, но и переводчики. Если «автопримечания» писателей начала XIX века уже становились предметом рассмотрения исследователей5, то примечания переводчиков-литераторов того же времени, насколько мне известно, редко привлекали внимание6. Автор недавней статьи о примечаниях переводчика рассматривает только современный материал, замечая, что в ее цели «не входит рассмотрение переводческих комментариев в исторической перспективе» [Алексейцева 2009: 119]; на современном материале основаны и другие статьи о примечаниях переводчиков [Алексеева 2012; Евсеева 2012].

В случае же Шаликова перед нами примечания, написанные в начале XIX века, принадлежащие переводчику-литератору, и примечания эти оказываются элементом текста гораздо более разнообразным и гибким, нежели примечания большинства современных профессиональных переводчиков к переводимым ими произведениям.

Шаликов здесь, разумеется, не уникален. Не касаясь в данной работе вопроса о существовании подобных переводческих комментариев к другим переводам начала XIX века, возьмем для сравнения только другие переводы того же «Путешествия из Парижа в Иерусалим», появившиеся практически одновременно с изданием Шаликова7. Мы найдем и в них примечания переводчика, причем порой даже гораздо более пространные и выразительные, чем у Шаликова.

Практически одновременно с шаликовским переводом книга Шатобриана о путешествии в Иерусалим вышла в Петербурге в переводе «Императорского военно-сиротского дома священника и законоучителя» (как обозначено на титульном листе) Иоанна Грацианского [Грацианский 18151817]. В этом издании встречаются два весьма эмоциональных, хотя и совершенно не обязательных примечания. К словам Шатобриана «Спаситель имел лицо, обращенное к северу во время своего Вознесения» Грацианский делает примечание: «Следовательно, Иисус Христос смотрел при вознесении своем прямо на Россию» [Грацианский 18151817: 2, 219]. А когда Шатобриан, рассуждая о переносе памятников искусства во Францию и о том, что, лишенные мест, для которых были созданы, они потеряют часть красоты, пишет: