Ты чё, упырь, попутал, что ли? сквозь зубы прошипел «высокий» и разложил свою железяку в нож. «Бабки» давай сюда!
Дима отшатнулся в сторону и прижался спиной к стене. Штаны выпали у него из рук на землю. Он крутил головой то на одного, то на другого грабителя. Сердце бешено заколотилось.
«В какую сторону лучше рвануть? судорожно размышлял Пономарёв. Как выкрутиться, чтоб деньги не просрать? Мелкого толкнуть? А потом куда? А вдруг там тупик? Не очень вариант, конечно А у этого, у здоровяка, вообще нож. Пырнёт ведь по-любому! Сука! Чего делать-то?»
Давай! Хорош уже в Вандама играться! сказал «низкий». Бабло давай сюда!
Ну, «хорош» так «хорош»! сделав шаг вперёд, спокойно сказал Дима, делая вид, что сдаётся и стал расстёгивать карман.
«Будь что будет!» мелькнуло в голове Пономарёва, и он тут же рванулся в сторону «низкого».
Но тот был готов к такому выпаду. Растопырив руки, он крепко обхватил пытавшегося проскочить мимо него Пономарёва и, крутанувшись вокруг себя с ним в обнимку, швырнул его обратно.
Не спеши! Штаны сраные потерял! хохотнул «высокий».
Он схватил Диму за карман на куртке, где хрустели купюры.
Чё непонятного? «Бабки» «на бочку»! оскалившись, скомандовал он, пытаясь расстегнуть пуговицу кармана и помогая себе рукой с ножом.
Пономарёв снова дёрнулся, но «высокий» крепко держал его за куртку. Тогда Дима поник и действительно уже думал, что придётся сдаться разбойникам. Но вдруг вспомнил Рыжую Соню и подумал, что она наверняка любит цветы и другие подарки. Он снова засомневался: стоит ли отдавать свои деньги без боя? Вдруг пуговица на кармане щёлкнула, отделившись от петлицы. И даже послышался тихий звон, будто клинок вышел из ножен. Это «высокий» справился с пуговицей и уже собирался запустить руку к деньгам. Пономарёву снова расхотелось расставаться с внушительной для него суммой. Он поднял руки и, взяв их в замок, чтобы увеличить силу удара и эффективность приёма, резко опустив их, вмазал по рукам «высокого» предплечьем левой руки. Тот тут же выпустил его.
Ты чё, урод?! злобно прорычал «высокий». Руку мне порезал, прикинь, Казак?
Он стал рассматривать порезанные пальцы.
Дима, отшатнувшись от «высокого», сразу попал в объятия «низкого» Казака, который обхватил его ниже груди, заблокировав руки. Дима застонал.
Э! Чё вопишь, урод? тихо спросил «высокий», бросив на него быстрый взгляд, и снова стал разглядывать свои пальцы и нож.
На ноже не было никаких следов. На указательном и среднем его пальцах виднелись небольшие порезы, но только из ранки указательного выступила кровь.
Смотри, козёл, что ты сделал! снова зарычал «высокий», показывая пораненные пальцы.
Рука-а, болезненно зажмурившись, прохрипел Пономарёв.
Чё там с твоей рукой? с блатной ухмылкой спросил Казак, но всё же немного ослабил свою железную хватку, оглядывая руки Дмитрия.
Рука-а, снова простонал Дима и, почувствовав ослабление хватки, правой рукой взялся за левую.
Казак сразу же отпустил его.
Дмитрий поднял левую руку, ухватившись правой за её локоть, корчась от боли.
На его предплечье, прямо посередине, в рукаве ветровки, была маленькая дырочка от кончика ножа, а чуть ниже, ближе к локтю, быстро расплывалось бурое пятно.
«Высокий», не раздумывая, рванул от Пономарёва прочь.
Казак, глядя на своего товарища, тоже пустился наутёк в противоположную сторону, в глубину гаражей.
Дима, неожиданно оставшись в одиночестве, поднял штаны, положил их за пазуху и, зажав правой ладонью рану, вышел на дорогу, куда только что убежал «высокий». Выходя из прохода, он осмотрелся по сторонам и увидел, как тот нырнул во дворы. Под ноги Дима не смотрел и поэтому запнулся о мешок, что лежал на обочине и на который показывал ему Казак, когда попросил подойти и дать сигарету. Мешок был тяжёлый, в нём звякнули какие-то железяки. Дмитрий пнул его каблуком, тот опрокинулся набок. Оттуда выкатились несколько алюминиевых солдатских тарелок и ложек.
«А-а-а «Цветмет» сдают! Нищеброды хреновы» улыбнувшись, сделал вывод Пономарёв.
***
Было прекрасное воскресное утро.
Дима ещё спал. Сквозь сон он услышал музыку. Это был саксофон. Уже пробудившись и потерев глаза, он первым делом стал рассматривать заклеенную пластырем рану на руке. Кровь уже не проступала сквозь повязку. Три дня прошло с того насыщенного приключениями, но прекрасного дня дня свидания с Рыжей Соней. Рана была неглубокой и довольно быстро затягивалась. Лезвие ножа вошло сантиметра на полтора-два. Правда, иногда ещё пульсировала болью. И дотрагиваться до неё тоже было пока ещё больно. Пономарёв, лёжа в постели, потягивался и позёвывал, не обратив внимания на доносившуюся из кухни музыку. Его отец в выходные вставал рано и постоянно включал радио на кухне. В этом не было ничего необыкновенного. Потом слова показались Пономарёву знакомыми, и он прислушался, поглаживая пальцем по пластырю. И правда: определённо эту песню он уже слышал. А после и вообще услышал высокий и хриплый, особенно на верхних нотах, мужской голос. Это был Вячеслав Бутусов и прекраснейшая песня о любви.
Точно! Это она, та песня, которую напевала мне Рая! радостно воскликнул Дима.
Потом певец запел про комнату и белый потолок в ней, про надежду, про огни за окном и про веру в любовь. В то же время вступили флейты или свирели, Дима в этом не разбирался. Они мелодично переливались, дополняя уже не слишком визгливый и хриплый, а теперь довольно приятный тембр голоса исполнителя.
Пап, а ты не знаешь, кто это поёт? спросил Дима, выйдя на кухню.
«Наутилус», несколько опешив, ответил Пётр, «Помпилиус»! Хорошая песня, да? Нравится, что ль?
Ну да, замялся Дмитрий.
Я вчера вон кассету принёс. Чай будешь?
Да?! оживился Дима. Круто!
Чего круто? не понял отец. Чай будешь, говорю?
А-а! Нет пока. Потом! Круто, что кассету принёс! молодой человек немного помолчал и добавил: Слушай, пап, а у тебя нет где-нибудь песни про «Золотой город»?
Хэ-хэ, хохотнул Пётр. Гребенщикова, что ль?
Да я не знаю, кто поёт.
Не, нету. Что это ты? Рок полюбил, что ли? Или на романтику потянуло?
Да не-е, застеснялся Дима. Просто песня понравилась.
Влюбился, что ль? съехидничал отец и толкнул сына кулаком в плечо.
Дима, смутившись, заулыбался.
У дяди Паши вроде была кассета БэГэ, задумался отец. Или могу завтра на работе спросить.
Чё за БэГэ? не понял Дмитрий.
Ну БэГэ Борис Гребенщиков. Про город этот он поёт, пояснил Пётр.
А-а Хорошо. Спасибо, пап.
«Это все те слова, что пела мне Рая, радостно подумал Пономарёв, ложась обратно в кровать. Я открываю глаза, а тут она, Рыжая Соня поёт он замер, уставившись в стену, потом закрыл глаза, пытаясь представить Раю, сидящую на его кровати и поющую эту песню. Вот было бы здорово просыпаться с ней, завидуя мужу Рыжей Бестии Сергею, размышлял Дима. И вот ведь как происходит! Вчера То есть позавчера Ну, короче тогда третьего мая, в четверг! Мне эти вот знаки все были: что, мол, не надо ходить к ней на встречу Ну, этот люк сраный! Чтоб ты сдох, мудак! На хрен он тебе обосрался, этот люк? А теперь вот что: играет именно та песня, её песня, и я слышу её, наверное, в первый раз. Ну, может, конечно, и не в первый! Ну, короче Случайность это? Или что? Может, это знак судьбы? Только вот вчера То есть позавчера! Короче!.. Мне моя Рыжая Бестия сказала тогда, что это её любимая песня, и спела мне её, и именно она, эта песня, разбудила меня! Это было очень круто, просыпаться от этой песни! Это точно знак судьбы! твёрдо решил он после сумбурного размышления. А с колодцем это было испытание, которое посылало мне небо. Бабуля так всегда говорит про испытания! Сегодня точно надо ехать в Томилино!»
Дима встал. Умылся. Позавтракал.
Каждый день Пономарёв приезжал в Томилино, к дому Раисы, в надежде увидеть заветный пакетик, а потом, соответственно, и её саму. Но приезжал зря. Знака на балконе не было. Вчера, в субботу, он увидел свою рыжую королеву, но только на секундочку: она вышла на балкон по каким-то своим домашним делам и его естественно не видела. Не будет же он ей кричать, чтобы она посмотрела на него.
Вот и в воскресенье Дима, словно на работу, приехал в Томилино и пришёл к дому Рыжей Бестии. И, о чудо! Долгожданный пакетик висел!
Он даже не поверил сначала своим глазам. Усиленно потёр их для чёткости зрения. Пакет действительно был! Радость, «Рижским чёрным бальзамом» разлилась по его душе.
«Встреча в шестнадцать ноль ноль, сразу поплыли мысли в голове Пономарёва. Сейчас только два. Два часа ещё тусить».
Делать было нечего. Пришлось зайти к родственникам.
Здрасьте, дядя Паш! виновато поздоровался Дима.
О! Привет! радостно удивился дядька. Чего это ты к нам зачастил?
Да я это замялся Пономарёв. Я ж вам велик в тот раз поломал.
Да? изменился в лице дядя Паша, оборачиваясь в глубь квартиры. А я даже и не видел ещё. Да ты заходи. Хрен с ним, с великом-то! Железяка! махнул он рукой. Сильно, что ль?
Они поздоровались и подошли к велосипеду.
Хэ! хохотнул Павел. Да-а. Смотри-ка, точно! А чего случилось-то?
Да в колодец въехал. Перевернулся. То-сё, сказал Дима, поправляя свою длинную чёлку. Мудила какой-то люк утащил.
О! Димасик, привет! выглянула из комнаты тётка Наташа. Чего это ты опять к нам?
Здравствуйте! Да так смущённо улыбнулся Дмитрий, кое с кем надо встретиться.
И чего он, начал Павел, когда его супруга снова скрылась за дверью, совсем не едет?
Едет. Только на поворотах крыло за раму задевает.
Да ладно?! радостно воскликнул дядька. Я-то думал, тут полный аут. А тут ещё нормально вроде. Терпимо. Даже колесо вроде не погнулось. Потом посмотрю, может, кувалдой или молотком подправить получится. Ты чего сам-то? Есть будешь?
А, да нет. Спасибо. Я дома поел.
Ну хоть чайку, мож?
Не знаю даже
Давай-давай! Пошли! По чайку.
Дядя Паш, Вы извините, пожалуйста, виновато сказал Дима.
Да ладно тебе! отмахнулся Павел, уходя в кухню. Заканчивай ты!
Да? Ну спасибо, он помялся ещё немного и всё-таки решился: А у вас есть кассета «Город Золотой»? Папа сказал, что у вас спросить можно.
Ну да, задумался дядька. Есть где-то. Давай по чайку, а потом посмотрим.
К половине четвёртого Пономарёв был уже у киоска «Железнодорожный». Пока ждал, немного заволновался. И всё время напевал слова из той песни, которая его разбудила. Про стекло, которое ломалось, словно шоколад. Потом сбивался, вертел головой по сторонам и снова начинал напевать про пьяного врача, который сообщил самую печальную весть о любимой девушке. Снова прерывался и думал: «Аж мурашки по спине!.. «врач пьяный» «нет больше её» Капец какой-то!» И заканчивал куплет, не зная слов: «На-най! На-на-найна. На-на-а-а».
Ровно в четыре появилась Рыжая Соня. Она была в чёрном в белый горошек платье по колено, красиво облегавшем её стройную фигуру. Сердце снова встрепенулось в груди Дмитрия. Воздуха стало не хватать. В висках и ушах застучал барабанами пульс. Она подошла и скромно чмокнула его в щёку. Потом нежно пробежалась пальцами по его руке, взяла ладонь в замок, и они пошли, держа друг друга за руки, на их брёвнышко, что в лесополосе возле железной дороги.
Представляешь? спросил Дима. Меня сегодня разбудила твоя песня.
Да? удивилась Рая. Какая?
Да!.. Эта! «Хочу быть с тобой».
М-м-м. Прикольно.
И вот я теперь не знаю: случайность это или знак.
Какой знак?
Ну типа что мы сегодня встретимся.
А Да?
Ну да. И он сбылся, прикинь!? Знак-то. Я так обрадовался, когда пакетик увидел.
Да ты выдумываешь, наверное? не очень-то поверив, махнула рукой Рыжая. А какие там слова-то были?
Ну какие? задумался юноша. Там, типа: «Как шоколад стекло я ломал в руке!.. На-най! На-на-найна! На-най! На-на-най! На-на-на-а-а» напел мелодию он. И вот ещё: « Врач пьяный там сказал, что нет больше её»
А последнюю строчку куплета про справку от пожарного о сгоревшем доме Рая мелодично подхватила и пропела под голосовой аккомпанемент своего кавалера.
Ну да. Правда, эта песня. Прикольно! одобрила она.
Кстати! Я кассету у дядьки взял, с этим: «Город Золотой».
Девушка улыбнулась и одобрительно покивала. Потом взяла Пономарёва под руку и прижала свою голову к его плечу. Её длинные волосы упали на грудь и спину Дмитрия, и он почувствовал исходившее от её волос тепло.
Я скучала, сказала она, вздохнув.
Я тоже, сказал Дима. А в прошлый раз колодец этот. Я тоже думал, что это знак. Что не надо нам с тобой встречаться. Или что ты не придёшь. Но ты пришла!
Раиса шла, молча, умилённо улыбаясь. Она положила голову на плечо Пономарёву, нежно поглаживая его руку.
Осторожно! цыкнул Дима, показывая на пластырь. У меня там болит.
Да? сделала жалостное лицо Рая. Прости, пожалуйста.
А я тебя вчера видел, похвастался Пономарёв.
Да? Где? встрепенулась девушка.
На балконе.
Да? грустно задумалась она. А я тебя не видела.
Она снова положила голову ему на плечо. Они помолчали немного.
А у меня вчера день рождения был, похвасталась и Рая.
Да? Блин! Точно! хлопнул себя по лбу Дима. Прости. Я забыл совсем. С меня подарок.
Да ладно тебе, парировала девушка. Подарок Ты мне сам, как подарок.
На брёвнышке Дима уже не скромничал, как в первый раз. Он целовал её и наслаждался запахом её гладкой кожи.
«У многих людей есть свой запах тела, думал он. Вот и у неё тоже свой есть».
Приятный пьянящий аромат, излучаемый её кожей, который Пономарёв полюбил с той первой секунды, как только почувствовал его, он вдыхал полной грудью, не в силах насладиться им сполна.
Они посидели ещё какое-то время на бревне. А потом Рая предложила:
Давай просто погуляем?
Возбуждение Пономарёва было очень сильным, и ему совсем не хотелось вставать и куда-то идти, но спорить он не стал.
Они просто бродили по улицам. Очень медленно. В обнимочку.
А Серёга опять сейчас у Марго, вдруг пожаловалась Раиса.
Да? А я думал на рыбалке. А чего он у неё? сделав вид, что ничего не знает, сказал Дмитрий.
Нет, не на рыбалке, горько выдохнула Рыжая. Они любовники.
Да?! возмущённо удивился Пономарь. И ты так спокойно об этом говоришь?!
Теперь Дима искренне ей сочувствовал, но не знал, как помочь или что посоветовать.
Дим, мы с тобой уже третий раз видимся, перевела красавица тему, а я до сих пор не знаю, где ты живёшь.
«Третий? Ну да, третий, подумал Пономарёв. Первый раз это в день знакомства, на шашлыках, и ещё два раза на свидании: в прошлый раз и сегодня. Умеет же она убить наповал!»
Дима не знал, что и ответить.
Рая чувствовала напряжение, которое росло внутри Пономарёва, и как ему больно терпеть это давление в паху и в самих «помидорках» на каждом их свидании, вот и хотела уже дать этому напряжению выход. Кроме того, она и сама хотела близости.
Я вообще не против, сказал Дмитрий. Только родители, скорее всего, сейчас дома. Поехали, если хочешь. Покажу тебе, где я живу. О! Стихи получились! «Покажу, где живу».
Его одновременно переполняли два чувства: беспредельная радость и горечь. Первое оттого что она его рыжая мечта, будет у него дома, в его комнате, на его диване. А второе оттого что его родители тоже могут быть дома, и, естественно, совесть не позволит ему крутить в их присутствии шуры-муры.
Они вошли в квартиру. Пономарёв заглянул в большую комнату. Там никого не было.
Ща! Погодь пока тут, сказал он и пошёл обследовать жилище.
В квартире никого не оказалось.
Странно! удивлённо и одновременно радостно воскликнул Дима. Нет никого. Пошли ко мне.
Они прошли из прихожей в маленькую комнату.
Садись на диван, показал он рукой. Надо, то-сё, дверь как-то заблокировать.
Пономарёв подставил к двери стул, спинкой под ручку. Ручка спокойно нажималась, чуть дотрагиваясь до спинки стула. Потом он достал из шкафа жестяную коробочку из-под конфет и положил её на спинку стула, между самой спинкой и ручкой двери. Теперь ручка лежала на коробочке. Дима попробовал надавить на рычаг ручки пальцами. Коробочка проминалась, и, если надавить на ручку посильнее, то дверь можно было открыть. Тогда он взял металлическую палочку, это была складная расчёска, похожая на перочинный нож или на опасную бритву, и подсунул её под ручку перпендикулярно последней. Теперь ручка плотно прилегала к корпусу «бритвы-опаски», и нажать её было невозможно.