Ибо однажды придёт к тебе шуршик… - Маслобойников Игорь Александрович 3 стр.


Здесь Тук остановился, потянул носом воздух и углубился в заросли можжевельника, росшего вдоль дороги. Пернатая преследовательница непонимающе посмотрела ему вслед, окинула дорогу тревожным взглядом, хотела было вопросительно квохтнуть, но передумала и тоже затерялась в дикой поросли.

Все мысли, все чувства, все инстинкты в эту минуту сосредоточились на кончике носа шуршика. Печали и самоедства как не бывало! Тихоня вновь почувствовал обожаемый привкус азарта лихой охоты, потому двигался осторожно, подобно ветерку, блуждающему в кронах деревьев. Вероятно, оттого эти существа и назывались шуршиками, ибо могли перемещаться по миру едва уловимым дуновением бриза. Вскоре меж деревьев показался просвет.

На поляне сидел разбойник угрюмый детина с густыми бровями, низким любом и густой щетиной. Совершенно не обращая внимания на перепуганного крестьянина, что стоял навытяжку и с тоской взирал на нехитрый свой скарб, бессовестный бугай перебирал лежащие перед ним вещи и скептически морщил нос.

 Всё, батя, свободен,  просипел он, вынимая из торбы краюху хлеба, три варёных яйца, соль, несколько головок редиски, тушку курицы и самое главное: бутыль с домашним вином.  Свободен, я сказал! И моли бога, что жив остался

В последний раз кинув взгляд на потерянное хозяйство, мужичок повернулся и пошёл прочь по тропинке, исчезающей за кустами дикой малины.

Ноздри Тихого Тука вновь щекотнул знакомый запах домашней птицы. Он обернулся. Рядом с ним, вынырнув из-за дерева, как ни в чём не бывало удобно устраивалась Чернушка.

 А ну, м-марш отсюда!  зашипел Тук и тут же замер, потому что над его распростёртым в еловых иголках телом вдруг раздался низкий бас.

 А ты, парень, что здесь делаешь? Что вынюхиваешь?  разбойник возвышался над шуршиком, вперив руки в боки, и взгляд его не предвещал ничего хорошего.

«Судя по всему, удача улыбнулась мне!  воодушевился похититель кур и аж засветился внутри.  Он не узнал меня!»

Мрачный бугай, действительно, видел перед собой паренька лет двадцати двадцати пяти, довольно щуплого и не представляющего никакой опасности. Он схватил мальца за шкварник и, легко оторвав от земли, поднял к самому носу, так что кончики топ Тука беспокойно запрыгали, не находя под собой известной опоры.

 Лежу,  скромно ответствовал паренёк, разглядывая огромный нос грабителя.

 Твоя курица?

И оба единовременно покосились на бестолковую несушку.

 Я с-с с ней не знаком пробормотал Тук.

 Правильно отвечаешь кивнул детина и оскалился частоколом гнилых зубов.

Я опущу подробности вырывания шуршиком сердца из человеческой груди. Скажу лишь, что даже Чернушка прижмурилась от того, что произошло в мгновение ока. Вскоре на поляне, которую бороздили блики солнечного света, просеянные сквозь вековые ели, лежал уже бывший разбойник. Рубашка его была вспорота, заляпана кровавыми пятнами, а полукруглый шрам под левым ребром затягивался на глазах.

Тихий Тук возвышался над телом жертвы, размахивая маленьким кожаным мешочком, источающим голубоватое сияние, и счастливо улыбался, как ребёнок, получивший нежданный подарок.

 П-пойдём, к-курица. Мы своё дело с-сделали!  молвил он и как-то особенно тепло взглянул на рисковую птичку, беспечно увязавшуюся за ним. Желание поджарить бестолковку на сосновых поленьях внезапно улетучилось, уступив место нежности, доселе неведомой, но престранно удивившей.  Теперь у людей одним разбойником м-меньше счёл необходимым пояснить свои действия рыжий зверь и опять же насторожился: что такое с ним происходит?

На это Чернушка округлила один глаз и вопросительно кудахтнула. Полагая, что подвергся осуждению, Тихоня осерчал:

 И не надо так на меня с-смотреть! Мы, шуршики, можно сказать, с-санитары жизни!  он пилил воздух острым когтем, читая наставления дичи, которая даже не думала с ним спорить.

Со стороны происходящее выглядела презабавно: на залитой Солнцем поляне возле распростёртого тела стояла большая белка и ругалась с потенциальной едой, которая при этом держалась с ней на равных.

 Где бы сейчас были люди, если бы

Он не закончил мысль, потому что пернатая бестия, подойдя ближе, вдруг преданно ткнулась в потрёпанную временем штанину, опустив огузок на выставленный носок топа. И Тук совершенно растерялся, ибо ещё никто и никогда не относился к нему так, как в эту минуту отнеслась эта дерзкая во всех отношениях тварь.

Он постоял так некоторое время, прикидывая, как быть дальше, потом аккуратно вынул из-под птички лапу, медленно повернулся и, спрятав в котомку святящуюся утайку7 с человеческим сердцем, поспешил прочь, то и дело с нескрываемой озабоченностью поглядывая за спину на свою новую и чрезвычайно подозрительную знакомую. Чернушка же с довольным видом взбила перья и без каких-либо угрызений совести устремилась следом, видимо, полагая, что заполучила в хозяины великого истребителя разбойников, чему была рада и кудахтала заливисто.

Что до угрюмого детины, то, едва шрам затянулся, грудь покрылась рыжей шёрсткой, нос увлажнился, превратившись в беличий, а уши заострились и обмохнатились.

Вскоре на поляне сидел довольно крупный шуршик, взирающий на окружающую действительность с первобытным восторгом. Узкие щёлочки кошачьих глаз азартно сверлили дикую безмятежность, наполненную плавающими бликами света и не замечаемой прежде жизнью, притаившейся в яркой листве. Нос самопроизвольно разбирался в огромном количестве запахов, бьющих в ещё не до конца освоившийся с новым состоянием мозг. Он же развернул морду новоиспечённого грызуна на север и показал вездесущим гляделкам серого зайку, что появился на солнечном пятачке определенно не вовремя.

 О, зайка!  причмокнули губы.  Мы хотим скушать зайку

И через мгновение бедного зайку накрыла тень хищника.


* * *

Неве́ра Лум стоял перед винными стеллажами и производил окончательный подсчёт реквизированного добра.

 Нет,  тяжеловесно вздохнув, заметил он с сожалением,  человековское вино всё-таки редкая букака8!  немного помолчал и добавил, как бы подводя черту:


 Все видения фигня,

И дичаешь, как свинья!


Откуда у него взялась эта манера по любому поводу и без забубенивать стишок, никто не ведал. Просто однажды за обедом, Лум взял, да зарифмовал выставленное на тот вечер меню Толстины́ Глоба. А так как вышло это презабавно и всех развеселило, он стал прибегать к подобным поэтическим экзерсисам всё чаще, совершенно не замечая того обстоятельства, что соплеменников стихоплётство рыжего крепыша начинало основательно раздражать. В своде правил поведения порядочного шуршика есть такое наставление: «Шутка, сказанная однажды вещь бесспорно великолепная, однако повторение приёма, как такового, свидетельствует о скудоумии, ибо толкает индивидуум на банальность». По прошествии веков я, наверное, сказал бы, что правило это только отписка. Шуршики народ вспыльчивый, и любое набившее оскомину повторение провоцировало на конфликты. Вот древние и внесли правку в «Кодекс», дабы девственное сознание дикого охотника не консервировалось и не закостеневало. Но вы же понимаете, перечитывать какие-то там занудные правила не всякого рыжика заставишь, кроме того, сам зверёк, как индивидуум, ленив и безалаберен. Теперь вы вполне можете себе представить, что передёрнуло соплеменников, находившихся на момент нашего повествования в подвале. Тем не менее, считая себя существами высоко цивилизованными, они взяли себя в лапы и звучно выпустили воздух из лёгких, произведя некий свист, который, впрочем, был расценен ушастым пиитом, как поощрение его рифмоплётческих способностей.

 Зато достаётся даром. Немаловажно!  рявкнул Толстина́ Глоб, недовольно подсчитывая бутылки на противоположном стеллаже с посеребрённой табличкой:


«СНОТВОРНЫЕ ЛИКЁРЫ. ГЛЮНИГАТЭНЫ класса А, Б, С»


Выше располагался стеллаж с золочённой чеканкой:


«СНОТВОРНЫЕ ГЛЮНИГАТЭНЫ. Класс X».


Там лежали всего несколько зачётных сосудов. Это был своего рода золотой запас стаи. В трудные времена, стоило повыгоднее запродать хотя бы одну такую запылённую временем штучку, и стая безбедно могла прожить несколько лет. Что касаемо стеллажа с посеребрённой табличкой, то на нём располагались стеклянные ёмкости с меньшей выдержкой. Чтобы хоть одна такая бутыль перекочевала на золочёный стеллаж, должно было пройти без малого лет сто!

Здесь, пожалуй, я должен сделать некоторое отступление, дабы пояснить, о чём, собственно, идёт речь

Не многие из нас в те стародавние времена знали, что главной заботой ушастого воинства, помимо воровства, была охота на злых и нехороших людей. Легенды, безусловно, имели хождение в народе, но кто ж поверит в, казалось бы, очевидные байки! А между тем у отъявленных мерзавцев и негодяев эти проворные существа вырывали сердца и делали, так называемое, «снотворное шуршиков»  редкое снадобье, способное вызывать у пушистого зверья сны необыкновенной яркости и ощущений. Если бы человек отважился попробовать подобное зелье, боюсь, он никогда бы уже не проснулся. Логично было бы осведомиться: почему этих рыжих авантюристов так интересовали сердца плохих людей? Отвечу! Сердце скверного человека, отравленное каким-либо пороком, спрессованное под определённым заклинанием до тягучего состояния и прогнанное через хитроумный змеевичок, испещренный древними письменами, превращалось в тягучий кисло-сладкий сироп. Сиропчик же этот, выдержанный до известной степени созревания в подвале с определённой температурой, впоследствии превращался в тумку срывающий ликёр, от которого у зверьков расширялось мировоззрение, раздвигались границы сознания, нисходили всевозможные озарения и так далее, и тому подобное. Кстати, именно благодаря столь исключительному эффекту данного напитка в среде шуршиков выделились значительные и заметные по тем временам фигуры, как то: Страдалимус-младший (он же Несчастный Мом) и Лопоухий Бим. Они могли обозревать будущее, но, так как не всё поддавалось осмыслению с их временной точки зрения, записи были весьма туманны. Пытливый мозг юркого исследователя древних манускриптов мог толковать написанные центурии по-своему, что и привело в дальнейшим к событиям, излагаемым в нашей повести. Между прочим, в летописях тех времён упоминается, будто бы Лопоухий Бим одним из первых высказал мнение, что земля имеет форму шара и вертится вокруг Солнца. Но подобные озарения были свойственны не всем шустрикам. В основном их заботило насыщение собственного улюляка, развлечения и редкое удовольствие полежать под дубами Лота, хрустя желудями, потягивая глюнигатэнчик собственного изготовления, да делясь с сотоварищами чередой неожиданно набегающих мыслей, образов, озарений и иных впечатляющих разум нежданчиков.

Однако вернёмся к нашим ушастым обаяшкам.

 Человековского вина ровно триста шестьдесят пять бутылей и одна початая,  возвестил Лум, поворачиваясь к соплеменникам с откупоренной бутылкой.  Никто не хочет промочить глоталово?  Лум весело пересёк подвал и остановился напротив стеллажа с посеребрённой табличкой. Глаз его сверкнул алчно:  Друзья, может, того вскроем сегодня бутылочку нашего ликёрчика, а? Я давно не видел красивых снов. Меня давно не посещали гениальные мысли. Я давненько не преисполнялся любовью к ближнему Он сделал элегическую паузу и подвёл мощную эпическую черту:


 А не вскрыть ли наш «Ликёрчик»?

Сразу сладких снов клубочек!

О прекрасном пошуршим,

Эй, братва? Чего молчим?


 Триста шестьдесят пять,  поморщившись, пробормотал Маленький Бло, внося окончательную цифру в реестр книги учёта.  Нельзя. Скоро аукцион. Можем неплохо заработать.

В это мгновение на улице послышалось лошадиное ржание, последовал звук удара, и Крошка Пэк, скатившись по лестнице со всякими: «Ой, ай, ух, ох, опс, упс, ду-ра-ло-шадь-мне-же-боль-но-стру-чок-те-бе-в-бок»  кубарем влетел в подвал и распластался на каменных плитах пола.

Шуршики взглянули на неудачника с присущей им невозмутимостью, но каждый счёл возможным украдкой улыбнуться. Ляп товарища что может быть приятней и веселей!

Стараясь сохранить достоинство, Пэк вскочил и, слегка покачиваясь, вроде былинки на ветру, хмыкнул:

 Ну, и где логика? Со стороны морды та же ботва. Не буду переживать об этом сегодня, попереживаю об этом завтра. Что новенького?  и рухнул без чувств.

Рыжики только плечами пожали, скептически оценив пустые хлопоты горе-укротителя, и возобновили разговор. По всему было видно, тема взращивания зла в человеческом сердце, как предмет потенциального успеха на рынке снотворных ликеров класса «Икс», уже всплывала в их дискуссиях и не раз, бороздя охочие до приключений умы вдоль и поперёк.

 Ликёры приходится долго выдерживать в этом вся закаморина,  пробасил Глоб.  Вот если б встретился нам самый отвратительный человек! Мы бы вырвали у него сердце и заработали на этом кучу бабосов. День работы, месяц ожидания, и ящик крепчайшего «снотворного» готов. А, Бло? И нам хорошо, и человекам приятно По классу С шестьсот бутылей.

 Шестьсот,  кивнул Маленький Бло, аккуратно выводя замысловатую закорючку в колонке.  Мысль, конечно, зачётная9. Я подумывал об этом Да и на рынке нам не было бы равных.

 Одна беда,  вставился Лум,  нас всё больше, плохих человеков всё меньше, а заработать каждый шуршик хочет. Двуногие стали порядочней, узнают нас всё чаще никакой возможности для эксперимента и творческого роста. Не потому ли, кстати, и цены ползут вверх?

Крошка приподнялся на полу и сел, раскинув лапы в разные стороны:

 При сложившихся обстоятельствах, ждать у моря погоды, всё равно, что плевать в компот. Потому идея с взращиванием пороков в сердцах человеков с форсированием инкубационного периода мне лично импонирует всё больше? Лошадь, клянусь кукузиком, ты будешь моей!  он заставил себя подняться и, сплющив мордочку в пущей решимости, вновь ринулся приручать спесивую конягу.

 А что, Пэк дело говорит!  поднимаясь по лестнице на несколько ступенек выше к золочёной табличке, согласно закивал Глоб.  Мы просто перестраховываемся. В конце концов, эти жадины-говядины выращивают виноград и делают вино, мы могли бы взращивать зло в их сердцах и делать наше «снотворное». По классу «Икс» всего тринадцать бутылок. Кроме того, выражаясь, конечно, фигурально, но с золотым запасом наша стая в данный исторический момент находится в большой кукузя́ке10!

Маленький Бло задумчиво оторвал взгляд от книги учёта:

 Взращивать, говоришь?  помолчал и цыкнул с сомнением.  Не по «Кодексу»! Большой Бло по тумкам настучит. Хорошо, если обойдётся без экзекуции. А шерсть на кукузике долго отрастает.

Глоб недовольно засопел и, спустившись с лестницы, остановился возле умудрённого собрата:

 Да ясен пень, не по «Кодексу»! Но если всё время жить по «Кодексу», значит, быть шуршиком третьего сорта. А это унизительно, растудыт его в тую!

Лум решил не отставать от товарища, ибо известная перспектива не меньше щекотала его алчные наклонности:


 Глоб ведь излагает суть.

Может, всё же намекнуть?

Как бы исподволь начать,

Под «ликёрчик» прокачать! А?


Маленький Бло, шуршик черно-бурого окраса, в отличие от остальных рыжих соплеменников, что уже говорило о безусловной значимости его происхождения, если не брать во внимание тот факт, что он являлся младшим братом вожака стаи Большого Бло, прошёлся серьёзным взглядом по решительно настроенным мордам сподвижников, воззрившихся на него с исключительной надеждой, будто он миссия, и кивнул:

Назад Дальше