Вообще было не похоже, что они издавались на планете Земля. Под ярко-голубой обложкой с изображением неестественно вытянутых мужчины и женщины, свившихся словно парочка анаконд, скрывался настоящий ребус. Текст казался очень знакомым, буквы были русские, но прочитать Ева так и не смогла. В нём, во-первых, не было никакого смысла, который мог бы уложиться в её голове. А во-вторых, текст постоянно менялся от малейшего поворота книги. Ева рассматривала страницы под разными углами, и ей даже удалось за невидимый хвост поймать смысл прыгнувшей колонки. «Пульса не было Пульса не было уже давно Выспался»
Часа через полтора-два полнейшей тишины и хождений по комнате, Адам наконец-то произнёс:
Жанна ничего не скрывает, на первый взгляд. Жизнь её проста и открыта. Лекарств никаких она не принимает. Но это явно галлюцинации. Вот только как?
Ева ничего ему не ответила, и он продолжал беседовать сам с собой:
Белладонна или мандрагора? Белладонна вызывает сонную одурь, а не чёткие галлюцинации. Ещё может быть белый болиголов, крапчатая кувшинка или серый морозник. Но эти тоже не подходят: они просто дают ощущение соприкосновения с воздухом. А морозник, например, вызывает потерю способности видеть собственные руки реальные видения. Нет, это явно мандрагора!
Ты думаешь? спросила его Ева, просто, чтобы поддержать разговор.
Адам кивнул:
Если это так, то остаются два вопроса: кто и зачем? Начнём с первого: кто у нас балуется экзотическим садоводством? При игре в «холодно-горячо» это уже очень «горячо».
Ева слушала его бормотание, ещё пытаясь вникать и понимать, но уже поплыли в голове слова и мысли вольным стилем, уютные волны благодушия подхватили её и понесли куда-то, куда-то, куда-то
Она заснула.
И спала, спала, спала, свернувшись клубочком в мягком кресле, сквозь сон почувствовала, что кто-то (явно хозяин дома, кто же ещё?) накрыл её пледом, но она только вздохнула сладко и продолжала спать на этом мягком кресле. Жадно, словно высыпалась за всю свою жизнь.
А когда открыла глаза, уже было далеко за полночь.
Хочешь сходить в одно интересное место? спросил Адам, заметив, что Ева проснулась. Мне самому так давно хотелось выйти
Конечно, она тоже хотела.
Ева и Адам подошли к необычному двухэтажному дому. Казалось, он весь слеплен из разных наборов конструкторов. Одна часть была грубовато коричневой, сложенной из крупных камней, другая стильной в черно-белой глянцевой отделке. Третья уютно резная, дышащая живым деревом, а четвертая напоминала небольшой готический замок. Даже венчалась остроконечной башенкой.
Минуя массивную коричневую дверь с загогулистой вывеской «Антиквариат», замкнутую на огромный навесной замок, Ева и Адам подошли к части с башенкой, на которой гордо красовалась надпись «Таверна». Влекущая и загадочная.
Ева ещё раз окинула взглядом двухэтажное сооружение:
Адам, а ты вообще, кто? Ну, в смысле, чем ты занимаешься?
Как ты слышала, я замечательный садовод, Адам просто лучился гордостью.
Ева посмотрела на него укоризненно.
Нет, ну, а если я садовод широкого профиля? он явно не хотел говорить серьёзно и начал выкручиваться.
Насколько широкого?
Адам засмеялся и развёл руки:
Вот отсюда и досюда. Пошли уже.
И толкнул тугую, скрипучую дверь. В унисон со скрипом раздался хрустальный звон колокольчика.
На Адама и Еву сразу же обрушились звуки и образы энергичной цветомузыки. Что казалось довольно странным, так как в зале никого не было. Кому гремел и сверкал этот праздник жизни огромным музыкальным автоматом и небольшими круглыми стробоскопами по углам?
За танцполом разворачивалась такая же безлюдная обеденная зона, заставленная тяжёлыми столами, упирающаяся в стойку из хорошего полированного дерева. На каждом столе в гнутых подсвечниках горело по свече, несмотря на то, что в зал прорывались разноцветные круги цветомузыки, которые сводили на нет весь свечной интим. Несколько оглушённая Ева не сразу заметила тихого, задумчивого человека, прикорнувшего стойке бара. Голова его лежала на одной руке, указательным пальцем другой он выводил извилистые фигуры на чистой, отполированной до блеска поверхности столешницы.
За спиной меланхоличного бармена висели явно фамильные портреты, очевидно, родственников и предков владельца таверны. На всех портретах были изображены люди в торжественных позах. Предки и родственники на портретах внешне очень напоминали гномов.
Попробуешь сливовицу? спросил Адам Еву, а бармен лениво приподнял голову.
Внезапно в его глазах загорелся огонёк. Он радостно вскинулся навстречу гостям:
Адам! Неужели? Почту за честь
Ты же слышала о знаменитом бренди, который готовит муж Жанны, из слив моего сада?
Это муж Жанны? шепнула Ева, но бармен услышал.
К счастью, да, он неожиданно довольно улыбнулся, я настаиваю сливы бочке с орехами и бузиной. Но это фамильный секрет.
Он подмигнул Еве:
Если скажешь кому умрёшь.
Ева не успела подумать: шутит ли он, или стоит испугаться, как Адам ехидно сощурился:
У Фреда, кроме этого, есть ещё масса достоинств. В частности, умение выращивать экзотические растения в теплице на заднем дворе дома.
И посмотрел на него со значением.
Это теплица Альфреда, тут же заподозрил неладное бармен, а по совместительству муж Жанны. Ты же это прекрасно знаешь. И что он опять натворил со своим урожаем? Все жители города видели один и тот же сон прошлой ночью?
Он достал два небольших бокальчика-тюльпана.
Вам с сыром или орехами?
С лимоном, кивнул Адам. Как ты думаешь, твой брат будет не против, если я зайду посмотреть на его оранжерейные эксперименты?
Точно сказать не могу, но он никогда особо не скрывал свои опыты. Иди, пожалуйста. Мне-то что?
С этими словами Фред разлил из фигурной красивой бутылки янтарь по бокалам, придвинул блюдечко со свеженарезанным лимоном. И отвернулся, чем-то шебурша в холодильнике.
Адам шепнул Еве:
Пей, а я скоро вернусь.
И молниеносно исчез.
Пока Ева тянула прохладную, сладковато-фруктовую сливовицу, Фред опять уселся на место и принялся выписывать указательным пальцем фигуры по столешнице.
Вкусно, честно призналась она.
Фред ничего не ответил.
У вашего брата большая теплица? спросила девушка.
Вроде, большая. Вообще-то, много лет назад мы поссорились. С тех пор я не вторгаюсь на его территорию, а он игнорирует меня.
Поссорились? На всю жизнь?
Брат много лет назад влюбился в мою жену. Справедливости ради стоит отметить, что тогда, когда она ещё не была моей женой
Ой, извините, Ева очень огорчилась. Я не хотела быть бестактной.
Да ничего, уже столько лет прошло В детстве мы казались практически неразлучными. Даже слышали мысли друг друга. Пока не встретили Жанну. Тогда мы начали скрывать свои намерения. Когда Жанна выбрала меня, Альфред сильно разозлился, мы подрались, и с тех пор практически не видимся. Хотя живём в этом доме. Мы на одной стороне, он на другой. К нему я не захожу и ничего ни о его антиквариате, ни о его растениях не ведаю. Так что простите, помочь вам ничем не могу. А, знаете, что? Пройдите в антикварную лавку. Мой брат Альфред как раз открывает её. Может, он вам все сам и расскажет
Ева удивилась:
Ваш брат открывает лавку ночью?
Это у нас наследственная болезнь, терпеливо начал объяснять Фред. Мы намертво засыпаем с первыми лучами солнца, а как только сгущаются сумерки, просыпаемся и всё. Глаз не сомкнём до рассвета. Поэтому из века в век и выбираем такие профессии, где работать нужно только ночью. Дед наш был кладбищенским сторожем. Он разбогател при невыясненных обстоятельствах.
Фред с любовью и гордостью ткнул рукой в портрет на стене, изображающий невысокого человека, похожего на бородатого гнома. Дед Фреда торжественно опирался на черенок лопаты. Ева еле сдержалась, чтобы не рассмеяться: настолько его смешной облик не соответствовал напыщенному виду. Фред продолжал, указывая на другого гнома, чуть повыше первого с лопатой и уже без столь окладистой бороды:
Отец сумел открыть лавку антиквариата. То, что он работал ночью, помогло ему продержаться на плаву в лихие годы. Воры со всего города знали: лавка не заперта даже в самое глухое время суток, поэтому сдавали в полцены ценные древности. Дело, конечно, тёмное, но при нашей полной неспособности бодрствовать днём волей-неволей сталкиваешься с криминалом.
Тут девушка поняла, что пришла пора насторожиться, а Фред, посмотрев на собравшуюся испугаться Еву, быстро добавил:
Это уже в прошлом. Сейчас вполне легальный бизнес. Мы люди порядочные. Семейные. У нас с Жанной две дочери. В это время они спят. Болезнь передаётся только по мужской линии
Не дождавшись Адама, Ева вышла на свежую ночную улицу. От бренди немного кружилась голова. Она немного прогулялась туда-сюда, пытаясь рассмотреть окружающую действительность, но в тусклом свете фонарей это оказалось делом довольно сложным. Решив оставить экскурсию по городу на более светлое время суток, Ева подошла к двери антикварного магазина и дёрнула призывно болтающийся колокольчик. Немного подождала, и так как не получила никакого ответа, то сама толкнула дверь. Дверь радостно распахнулась, Ева робко перешагнула порог. И прошла по широкому тёмному коридору на свет в конце оного, вошла в большой зал и оторопела.
Среди заваленной всякой всячиной комнатушки с кресла-качалки на Еву смотрел меланхоличный бармен. Только уже без хозяйственного фартука, а в большом махровом халате. У ног его дремал огромный чёрный пёс, и вид Фред имел такой, словно он давным-давно сидит здесь, а Еву видит вообще в первый раз.
Э Ева не нашлась сразу, что и сказать, А как же
Бармен привычно кивнул головой.
Нет, я не он. Я его брат. Мы близнецы. Он не сказал вам?
Ева, удовлетворённая ответом, кивнула. Сначала отрицательно, потом положительно.
О том, что близнецы нет, не сказал.
Альфред улыбнулся:
Наш городок небольшой, все друг друга знают. И про нас с Фредом, естественно, тоже. Это фундаментальный порядок вещей: Фред в таверне, я в лавке. И никогда никак иначе.
Пёс дремавший у ног хозяина, поднял голову, принюхался к воздуху и тихо, но вполне угрожающе заворчал.
Сфер, спокойно! произнёс Альфред.
Пёс вернул большую умную голову обратно на лапы.
Ева переспросила:
Как, как его зовут?
Альфред встал с кресла, и до этого расслабленные движения антиквара в один момент стали суетливыми и тревожными.
Агасфер. А, кстати, как зовут вас?
Да, извините, я Ева, отрапортовала она.
Что ж, Ева. Вы хотите что-то купить? Себе или на подарок?
Ева оглянулась вокруг. Чего здесь только не было! Старинные лампы и статуэтки, шкатулки и плетеные коврики, подсвечники и глиняная посуда, дорогие на вид украшения и дешевые фарфоровые котята
Этот карнавал безвкусицы и стиля сначала привёл Еву в некоторый шок. Но странно: во всём этом бардаке она видела определённый шарм.
Наверное, на подарок, растерялась Ева.
Может, и в самом деле присмотреть для Лёли что-нибудь интересное?
Извините, произнесла она. Не будет с моей стороны слишком грубо спросить о вашей ссоре с Фредом? Он мне говорил
Ну, эту историю вам любой житель нашего города расскажет, добродушно хмыкнул Альфред.
Он нисколько не обиделся.
Это наша местная легенда. Так что, можно сказать, моя дорогая, вы видите перед собой настоящий миф. Два неразлучных брата-близнеца полюбили одну девушку. Она выбрала более удачливого. Отвергнутый возлюбленный не смог простить ни брата, ни девушку. На долгие годы он перестал общаться с ними. Вот, собственно, и вся история
Ева осторожно спросила:
А как сильно вы поссорились?
Альфред ответил весело и с удовольствием:
В общем, насколько я помню, до драки. Мне рассказывали, что Фред на свадьбе красовался с огромным бланшем под глазом.
И тут Альфред, словно прислушавшись к чему-то, вдруг загадочно произнёс:
Я думаю, у меня есть для вас кое-что.
Он нырнул под прилавок, раздались какие-то шуршания, звуки падающих предметов, что-то со звоном покатилось к Евиным ногам. Она подняла небольшой прозрачный шарик, из него в упор, не мигая, смотрел пытливый глаз мутно зелёный, похоже, что женский, обрамлённый густыми ресницами. Ева в недоумении уставилась на него. Глаз подмигнул ей из шарика.
Глава третья. Появляется тот, о ком Лёля хотела забыть
Алёна Фёдоровна, прозванная Аркадием инопланетянкой за нестандартность мировоззрения, была женщиной возраста не совсем определённого. Скорее всего, она так часто выкручивалась, когда спрашивали, сколько же ей на самом деле лет, что уже сама запуталась.
Поэтому все намёки на данное обстоятельство она относила в категорию пошлых и неуместных. Женщины делятся на особ с изюминкой и пресных, так считала Алёна Фёдоровна, себя причисляя к женщинам, безусловно, интересным. И к шуткам про возраст отношения никакого не имеющим.
Разговоры в подобной плоскости с поклонником Сергеем Петровичем (а Алёна Фёдоровна очень любила это слово «поклонник») пресекались на корню. Если Сергей Петрович намеревался пошутить или рассказать какую-нибудь историю, по его мнению, занятную и не лишённую юмора, он делал красноречивую, практически театральную паузу, прищёлкивал пальцами, ухал филином и произносил нечто вроде:
А вот, Алёна Фёдоровна, анекдот прямо из жизни. Меня сегодня водитель троллейбуса спросила: «Молодой человек, у вас пенсионное удостоверение?»
Сергей Петрович ухал, щуря глаза, а Алёна Фёдоровна демонстративно закрывала уши руками и строго подчёркивала слова:
Сергей Петрович, никогда больше, слышите, ни-ког-да, не говорите при мне это неприличное слово.
Алёна Фёдоровна, какое? искренне недоумевал незамысловатый Сергей Петрович.
Которое начинается на «п» и заканчивается на «я», строго сообщала ему женщина с изюминкой.
На лице Сергея Петровича отражалась сначала задумчивость, следом недоумение, мелькала скабрёзность. Потом он внезапно догадывался.
Но почему слово «пенсия»
Алёна Фёдоровна строго перебивала его:
Я же просила, не говорить при мне это страшное слово.
Но почему это вас так пугает? продолжал недоумевать Сергей Петрович. Мне просто было смешно. Это же юмор, понимаете
Нет, нет и нет, отрезала Алёна Фёдоровна. Такой юмор я вообще отказываюсь понимать.
Алёна Фёдоровна жила в квартире через стенку с Лёлиной. В свободное время она блуждала из угла в угол по жилищу одинокой женщины, которая претендует на свою исключительность, как она это понимает. И мечтала. Алёна Фёдоровна бесконечно поправляла салфеточки, рюшечки, абажурчики, котят в рамочках, готическую вазу в виде черепа, маску какого-то африканского вождя Стоп! Впрочем, именно так на ажурной салфеточке стояла ваза в виде черепа, а рядом с портретом чудесного котёнка с бантиком и в рамочке красовалась маска какого-то африканского вождя.
В Алёне Фёдоровне боролись две стихии светлая и тёмная, лёд и пламень, вьюга и зной. Хотелось то африканских первобытных страстей, то холодной прелести, присущей настоящей леди. Терзаемая стихиями и противоречиями, Алёна Фёдоровна иногда пускалась во все тяжкие. А именно занималась то чёрной, то белой магией. И совсем немножко баловалась астрологией и изучала мистерии острова Бали. По статьям в журналах, естественно.
Мечтала Алёна Фёдоровна когда-нибудь побывать на этом острове и привезти оттуда Маску Рангды. С выпученными, наводящими ужас глазами, длинными клыками и высунутым красным языком, охваченным символическим огнём. Она увидела такую маску в какой-то телепередаче и подумала, что вот тут, на стене в волнистые серые обои, она будет очень хорошо смотреться.