Слезы текли по лицу, но боль будто схватилась коркой инея. Надо было думать. Едва песня закончится, посыплются вопросы. И под взглядом старейшины Эшлин придется сказать правду. А потом с песни об Эшлин, опозоренной человеком, начинали бы клановые собрания следующие лет сто. Или пока кто-нибудь не натворит еще худшего.
«Эшлин, дочь Каллена из рода Ежевики, пройдет особым путем, принеся опасность и разлад в свою семью и не обретя счастья в этом мире», вот что сказали над ее колыбелью.
Гости выпытывать семейные тайны перед другими семьями не будут. Значит, у них с Мэдью остается время лишь до окончания пира, пока все обсуждают светлое будущее достойного юноши и хвастаются собственными отпрысками. Как не провалиться сквозь землю от стыда, когда все повернутся? Как избежать взглядов родителей? Как унять головокружение и донести новый план до Мэдью?
Эшлин не сразу заметила, что песня оборвалась и она слышит лишь плеск волн и шум ветра.
Первым к ней подбежал брат. Кристалл его все еще продолжал слегка мерцать мягким зеленым светом. Мать осталась в кругу. Отец что-то говорил старейшине, склонив голову и очень тихо, тревожно посматривая на Эшлин. Тревожно, не сердито от этого было почему-то хуже.
Мэдью грохнулся рядом на колено, тревожно хмурясь.
Это от этого? выпалил он.
Да.
Хорошо. Тогда мы хоть знаем, в чем дело. Я испугался, что
Не дождешься.
Но мы же
Эшлин обхватила пальцами запястье брата и почувствовала, насколько у нее холодные руки.
Да. И это надо сделать сейчас.
А
Хочешь, чтобы все подвиги только после обеда?
Я не об этом, фыркнул Мэдью, но щеки вспыхнули.
Скажи им, что проводишь меня в дом. Быстро.
Он кивнул и бросился обратно в круг. В страсти к опасным выходкам брат и сестра Муин были абсолютно похожи.
В домике солнечный свет, смешиваясь с цветом стола, полок и сундука, становился медовым. Только угольные полосы на полу, напоминали о том, что сейчас должно здесь произойти. Эшлин, у которой все еще кружилась голова, сидела на кровати и рассказывала брату план.
Мэдью рассчитывал, что после спасения сестры старейшина возьмет его в ученики с большим желанием. Эшлин не стала его разубеждать. Может, и так. Ши ценили отвагу и решимость. В любом случае сейчас Мэдью предстояло стать мостом между мирами, и лишнее беспокойство могло стоить жизни.
Домик был выстроен вокруг ствола ольхи, которая соединяла в себе стихии огня, воды, земли и ветра, помогая открывать дорогу в другие миры. Мэдью сел у самого ствола, в кругу, который начертила Эшлин, и, прижав раскрытые ладони к шероховатой коре, закрыл глаза. Эшлин видела, как шевелятся его губы, но не слышала песни. Голос его уже звучал где-то не здесь, первым пробуя тропинку сквозь ткань между мирами.
Угольный след на деревянном полу набирал силу, и черная полоса медленно превращалась в мерцающую зеленую, зарастая курчавым лесным мхом. Эшлин пыталась одним глазом следить за братом, другим поглядывая в окно на случай появления кого-то из старших. Даже голова заныла от этого косоглазия. Что она скажет отцу, матери или старейшине, Эшлин не придумала. Все варианты, приходившие в голову, были один хуже другого.
Когда переплетение линий полностью покрылось мхом, Мэдью завершил песню и открыл глаза.
Я видел солнце над холмами и тропинку и развалины замка. Не думал, что у них так красиво, Эш!
Еще насмотримся. Тебе хватит сил продолжить песню, летя со скалы? отозвалась Эшлин, сминая в руке мягкую ткань покрывала.
Если сомневаешься, можешь тут одна посидеть, пока я за твоим Кристаллом сбегаю! фыркнул брат.
Идем. Если нас поймают здесь, мы потесним Горта Проклятого в стане опозоривших семью.
Мэдью фыркнул, передернул плечами, будто от холода, и покосился в окно. Эшлин достала из сундука узелок с полезными в пути вещами, и брат с сестрой шагнули к стволу ольхи, за которыми виднелась тропа вдоль скалы.
Они шли молча. Рядом, почти у плеча, покачивались верхушки растущих на дне оврага у ручья сосен. Эшлин чувствовала, как солнце нагревает волосы, видела, как качается в тонком венчике колокольчика толстый полосатый шмель. Блестящие осколки слюды в песке, запах смолы и вереска, ветер с привкусом озерной воды и золотисто-зеленые блики на одежде брата все это хотелось собрать в котомку за спиной и унести в тот мир, где ей предстояло встретиться с прошлым ради будущего.
Когда они с Мэдью остановились у обрыва, к самому краю которого там, внизу, подходила озерная вода, Эшлин все-таки оглянулась. Отсюда сквозь ствол ольхи едва виднелись очертания крыши домика. Кто бы ответил, чего душа сейчас больше боится не найти Брадана, ученика друида, или снова встретить его?
Мэдью остановился на краю, в шаге от обрыва. От влажного ветра щипало в носу. Эшлин взяла брата за руку и почувствовала, что дрожит, хорошо, что под платьем не видно. Старшим нельзя бояться.
Пальцы Мэдью казались горячими. Он снова запел, отдавая Вратам силу ольхового дерева, чтобы выстроить ферн мост между мирами. С каждым словом его песни перед скалой в воздухе проявлялся тот узор, что нарисовала Эшлин на полу домика, становился все ярче, пока не превратился в деревянные щиты с орнаментом из мха. Они возникали один за другим, обозначая верную тропу прямо в воздухе. Внизу волны озера бросались на скалу и откатывались прочь, обнажая похожие на кривые зубы прибрежные камни.
Вдохнуть. Выдохнуть. Нельзя коснуться одной ногой тропы, что уходит в другой мир, оставаясь другой на земле этого. Брат продолжал петь, поэтому вместо слов трижды сжал руку сестры, отсчитывая мгновения до прыжка. По третьему счету они подпрыгнули и приземлились на первый щит.
Эшлин старалась не смотреть вниз, только вперед. К счастью, щит не качался, будто лежал на твердой земле. Но когда они с Мэдью ступили на шестой щит, тот задрожал, а воздух вокруг сгустился и так сдавил путешественников, будто они пытались протиснуться сквозь колодец, набитый песком.
Впереди темнело густое дождевое облако. Ударом в спину обоих втолкнуло прямо в его середину, и они пролетели сквозь влажный туман, пахнущий мхом, деревом и болотом.
Когда Эшлин открыла глаза, так и не отпустив руки брата, они уже стояли на песчаной тропе, а густой туман клубился со всех сторон, открывая лишь около двадцати шагов впереди и столько же позади. По обеим сторонам тропы, сквозь серую дымку и сумерки, иногда проглядывали очертания людей, холмов, леса, поля, реки или замка. Они были зыбкими и сменяли друг друга, как тени, что приходят в беспокойном сне.
Что-то было не так. Туман должен был отпустить, но он все так же сдавливал, толкая вперед по тропе. Было тяжело дышать и стоять на месте. За спиной то блекли, то снова проявлялись очертания скалы, с которой они шагнули. Впереди то открывалась часть дороги, то снова исчезала в густом тумане. Все пространство между мирами взбудораженно дышало, и Эшлин почувствовала себя соринкой, попавшей в нос великана, который вот-вот чихнет.
Мэдью стоял, наклонив голову, и сопротивлялся изо всех сил, пытаясь сделать несколько шагов назад, туда, откуда они пришли. Эшлин он тянул за собой.
Надо вернуться, мы тут задохнемся!
Нет, поздно уже, с трудом выдохнула Эшлин.
Поздно будет, когда нас размажет так, что уши найдут в будущем, а зад истлеет в прошлом!
Не знаю, что это, но пока не размазало.
Идем назад, позовем старейшину, он поможет, а то и я здесь Кристалл потеряю!
Испугался?
Просто у меня голова есть и у старейшины а у тебя
В этот момент поднялся вихрь, и Эшлин не смогла удержать брата за руку. Их разнесло в стороны, она лишь видела, как вспыхнул зеленым его Кристалл у выхода к скале. Ее же тянуло вперед, в самую гущу тумана.
Я позову успела она расслышать голос брата, прежде чем пахнущий прелой землей туман окутал ее целиком. Уши наполнились низким гулом, мир вокруг дрожал, и сквозь эту дрожь, которая отзывалась во всем теле, Эшлин вдруг услышала свой голос. Он пел песню, что строит мост между мирами. Только она могла поклясться, что летит сквозь пространство кувырком, не открывая рта.
А потом сознание окончательно ее покинуло.
Глава 3
Среди людей
Щеку царапнуло. Это было хорошо. Значит, она точно жива.
Эшлин открыла глаза и увидела, что лежит среди замшелых камней. Пахло дымом и сыростью. Небо было затянуто серым, но кое-где проглядывали голубые прорехи. Над лицом поднимался на стебле лиловый полевой колокольчик, который так трепало ветром, что казалось он вот-вот зазвенит.
Обычный выход из Врат был совсем в другом месте, неподалеку от замка с серыми башнями, в сосновом лесу. Куда же ее выкинуло? С такими мшистыми камнями это место могло оказаться далекой от людей окраиной мира, где обитают чудовищные фоморы. Воины Дин Ши в вечной Зеленой войне теснят их к морям, отвоевывая скалистую голую землю, где потом поднимутся цветы, травы и леса.
Эшлин повернулась на бок и осмотрелась. Она лежала на склоне, как на краю огромной чаши, поросшей травой. Сердце забилось чуть медленнее. Фоморские скалы это определенно не напоминало. Уже неплохо.
На дне «чаши» стояли пять высоких камней, а со склона спускались каменные ступени, сильно подпорченные временем. В кругу камней собрались люди со свечами в руках четверо по краям и один в середине. Эшлин не слышала слов, но почувствовала, что именно они пытаются звать, и сердце ее стиснул страх. Это место дышало огнем. Оно легко могло превратить искру внутреннего пламени в бушующий поток.
«Люди такие мастера понастроить каменных стен вместо того, чтобы держаться подальше от опасных мест. Но они наши младшие братья. Часто неразумные, меньше знающие и умеющие младшие братья. Видишь человека в беде вмешайся», так говорил отец.
Вот-вот здесь вспыхнет пять живых факелов. Что за убийственная глупость! С этими мыслями, еще не осознав, что вновь чувствует мир и магию в нем, Эшлин поспешила по истертым ступеням вниз, норовя скатиться туда кубарем. Голова кружилась.
Подбежав ближе, она резко замерла. Люди стояли с закрытыми глазами, а над их поднятыми кверху ладонями поднималось легкое золотисто-рыжее сияние. Фигурой же в середине был Брадан.
Он почему-то повзрослел за неполный год, пока они не виделись, но его лицо по-прежнему будто отражало пламя того костра, у которого Эшлин отдала ему душу. То же восторженное, как у малыша, изумление от красоты и силы огненных духов. Наверное, он уже увидел их танец там, куда был обращен его разум.
Зачем он здесь со всеми этими людьми? Ему не нужны ритуалы, чтобы вернуться. Или он не хотел возвращаться? Он обманул ее?
Эшлин стояла в трех шагах от него и чувствовала, как все крепче сжимаются кулаки. Она напоминала себе тонкий лист, который раздирают надвое. Одна ее часть хотела высказать все, что за год темной тиной опустилось на дно души. Другая так же отчаянно желала прижаться и, коснувшись носом плеча, почувствовать запах его волос, сладковатую горечь вереска и солнечной сосновой смолы.
Вдруг по лицу Брадана пробежала судорога боли. Он еще не понял, что саламандры уже начали пожирать его изнутри, что он ими больше не управляет. Эшлин чувствовала боль этого человека, как свою. В груди распускался огненный цветок, и было трудно расправить легкие для песни. Перебить поток, что из недр земли стремится войти в человека, неспособного его выдержать. Фигуры в круге стояли неподвижно, этот ритуал нельзя прервать изнутри, когда ты уже стал его частью, пусть даже искры уже целуют одежду. Песня воды была слишком тяжелой и медленной, облака здесь оказались мало напоены водой.
Эшлин поняла, что не успеет сделать все тихо и правильно, и решилась на некрасивый, опасный, зато действенный шаг. Она резко бросилась в середину круга и с размаху толкнула Брадана, чтобы разорвать огненные нити заклинания. Так они вместе и полетели на мшистую землю.
Ее сил все-таки хватило, чтобы, шурша по камням и прогоняя огненные силы в те глубины, откуда они поднялись, пошел дождь. Он быстро наполнял сложенные древними умельцами каменные желоба, в которых когда-то горел жертвенный огонь.
Едва Эшлин сбила Брадана, остальные тоже попадали как подкошенные. Фигура была разорвана.
Девушка пыталась прийти в себя и понять, где земля, где небо, но понимала лишь, что в носу щиплет от обиды. На шее Брадана даже не было ее Кристалла. Украл бы для дела, но просто чтобы положить в сундук и забыть. Как же так?
Виновник ее злоключений тем временем медленно открыл глаза. Кажется, он пока плохо понимал, что избавило его от духов огня, которые должны были терзать тело. Потом недовольно оглядел, словно незнакомую, растрепанную девицу, сбившую его с ног и помешавшую ритуалу. Удивленно покосился на ручейки воды, что охлаждали и несли облегчение. Встряхнул головой. Вернулся взглядом к девушке.
Эшлин чихнула, и несколько прядей выбились из-под фибулы, служившей ей заколкой.
Зачем ты это сделала, девица? наконец спросил Брадан.
Чтобы от тебя пепел не остался, ответила она обиженно, или ты так грезишь саламандрами, что и сгореть не жалко?
Откуда ты знаешь, что делать? Кто тебя научил? И кто тебе разрешил вмешиваться, в конце концов! приходя в себя, он явно начинал злиться.
Даже мой брат знает, что в местах, где огонь земли подходит близко к поверхности и его силу много лет брали, подтягивая источник все ближе, нельзя делать огненные ритуалы! Здесь и в грозу прятаться нельзя. Тем более свечи зажигать! И мне не нужно разрешение Брадана, ученика друида, чтобы спасать его глупую голову.
Я не знаю, о ком ты говоришь, девица. Но никто из учеников, пока не прошел Три Урока, не может участвовать в ритуалах, и тем более мешать им, рассказывая всякие глупости про свечи. А уж новеньким вообще здесь не место. Разве тебе разрешали покидать Дин Эйрин?
Раздраженно произнося все это, Брадан с трудом поднимался с земли, поправляя одежды и пояс. Теперь он осознал, что его спутники лежат на земле, и некоторые из них едва шевелятся, приходя в себя. Сам еще двигаясь нетвердо, он подошел и склонился над одним из них, затем перешел к следующему. Эшлин видела, как он достал из поясного мешочка какую-то склянку, вдохнул сам и сунул под нос лежащему юноше, тот застонал, приходя в себя. Брадан оглянулся и поймал ее взгляд.
Помоги мне, девица, раз уж оказалась здесь и едва не натворила беды, а теперь любопытствуешь. Как тебя зовут?
Эшлин. Удар о камень унес твою память? Она подошла ближе, помогая приподнять голову следующего ученика над лужей, в которой тот очутился. Не помнишь не только кто я, но и кто ты? Если ты укоряешь меня за ливень, то сложно рассчитывать силы, когда по твоей вине я год прожила без них!
Брадан поморщился от приступа боли, потер висок.
Эшлин. Для будущего мага ты слишком много болтаешь, и притом глупости. Не рассчитывай, что я помню всех, кто поступил только вчера. Даже девиц, пусть вас и немного. Хотя сейчас я тебя уже вряд ли забуду. Из-за тебя придется все делать сначала
Рядом с учеником, приходящим в себя, Брадан осел на землю. Боль и усталость явно догнали его, овладевая телом и сознанием. Возмущение Эшлин копилось и рвалось наружу, как вновь обретенная магия.
Поступила я на эту землю не вчера, а сегодня. И не только поступила, а изрядно потопталась. Какой олух вам вообще сказал, что делать? Эти ваши друиды? Если тебе не хватает сил, то сначала пусть в каменные круги наберется вода, а потом вам надо не зажигать свой огонь, надо звать тот, подземный. Но в центре должна быть жертва. И она сгорит!