Было опрошено 22065 человек, 6,4 % которых отказались отвечать, заподозрив какую-то провокацию, 20,02 % сочли, что работа В. В. Путина заслуживает благодарности, 23,6 % сочли, что его нужно отпустить без последствий, и 49,8 % считали, что В. В. Путин заслуживает наказание. Даже тот Путин. А какой бы был процент сегодня, после начала войны с Украиной? Вернее, если бы был такой закон и народ имел бы возможность поощрять и наказывать власть, то, понятное дело, и армия была бы в десятки раз сильнее при тех же затратах, да и войны с Украиной не было бы.
Ведь в тех успехах Сталинского СССР дело не только в личности Сталина, хотя и она имеет большое значение. Дело в том, что до победы над Германией в 1945 году, в оценке народом результатов правления большевиков не было необходимости, поскольку, падение власти большевиков в этом периоде означало не тюремное заключение на срок пребывания у власти, а казнь, еще и жестокую, и весь мир не оказал бы им никакого убежища. Не смогли бы большевики укрыться в Лондоне или на Канарских островах. Единственной защитой большевиков был народ СССР, посему большевики и стремились править так, чтобы народ был ими безусловно доволен.
Сейчас же, без такого закона о каких-то улучшениях бессмысленно рассуждать.
* * *
А я предлагаю вам книгу с небольшим примером того, как наши предки становились могучим обществом могучих людей, и как большевики это организовали на небольшом участке работ по созданию могущественного СССР.
Пролог
В операционной было строго, светло Лица у всех закрыты масками, но по голосу можно было узнать знаменитого хирурга Алексея Дмитриевича, тихонько отдававшего привычные распоряжения. Кто-то в маске положил мне руку на голову.
В левую руку, сказал доктор, стоящий на наркозе.
Я знал, что дело идет об «эвипане», который нужно было впрыснуть.
Ну, теперь в правую руку.
То же проделали с правой рукой. Я знал, что потом очередь за эфирной маской.
Не забудьте позвонить домой, Алексей Дмитриевич сказал было я, но не услыхал ответа
* * *
Потолок моей палаты как-то странно сразу появился перед глазами. На голове было что-то холодное: сестра, видимо, меняла компресс.
Доктор нагнулся над изголовьем
Ну, все, как будто, в порядке. Выкарабкались. Ловко разрезал вас Алексей Дмитриевич; такая у вас была трудная штука
Доктор и сестра опять исчезли. В глазах поплыли белые сосны, кедры, белые горы. Казалось, ехал я по тайге, на санях; качало из стороны в сторону. На самом деле это сестра разэфиривала меня углекислотой от последствий наркоза: в это время всегда бывает впечатление качки.
Лицо Алексея Дмитриевича появилось в рамке потолка палаты.
Ну вот, молодцом. Теперь надо только лежать смирно. Счастливо отделались: сколько лет была у вас эта история как с бомбой ходили.
Снова пропал потолок палаты и снова показалось, что я не в больнице, что не зима теперь, а лето, что передо мною склоны гор, покрытые зеленою травою и цветами. Багульник ярко горел тут и там. Высокий горный кряж, покрытый хвойным лесом, остался позади.
Целый день пробирались через заросли, перебирались через упавшие деревья, объезжая покрытые мхом камни, в сыром сумраке глубокой тайги. Какая-то усталость но как хорошо ехать теперь по опушке, по зарослям черемухи, тальника, все время вниз вниз
В долину, куда мы спускались, уже не падали лучи солнца, но хребты еще были ярко освещены. Лошади, пофыркивая, осторожно ступали по едва приметной тропе; затем пошли по руслу пересохшего ключика, впадавшего в падь, где мой спутник, геолог Селиванов, намеревался заночевать. Птицы возились в кустах, уже устраиваясь на ночлег. Только беспокойная кедровка, увязавшаяся за нами с полчаса тому назад, все еще продолжала покрикивать, предупреждая таежное население о близости человека.
Что за пакостная пичуга, сказал Виктор Васильевич, просто спасу нет. Если на охоту куда пойдешь, всех взбаламутит, так ни с чем и вернешься.
Но мы ехали не на охоту, а на бертинскую разведку. Разведчик Бертин с женою нашли золотую жилу и прислали записку Селиванову, чтобы тот приехал и посмотрел: очень хорошая жила, доброе золотишко.
Вот мы и ехали по тайге от Первомайского прииска уже четвертый день. По всем признакам, известным Селиванову, стан разведчика давно должен быть недалеко, а все не показывался. Мы спустились уже в падь, к веселой речке, бежавшей по камням, а ничего и никого видно не было.
Черт его знает, этого Бертина, хоть бы знаки поставил на тропе и по ключику, а то так и сбиться недолго, ворчал геолог, слезая с коня и привязывая его к дереву на длинном поводу.
Я сделал то же самое, и усталые лошади, обмахиваясь хвостами, дружно принялись пощипывать траву на лужайке. Мы взялись за хозяйство, и скоро костер затрещал возле речки, нарушая треском своим тишину наступавшей ночи. Вершины гор погасли, все птицы и даже беспокойная кедровка улеглись на покой, когда мы принялись за чай и за еду.
Хорошо в тайге, сказал Виктор Васильевич, а все-таки дикое место. Четвертый день ведь никого не встретили. Лес и лес, горы, а теперь вот и долина; цветы кругом, красота, от одного запаха умереть можно, а все-таки место нежилое.
А что бы вы хотели, Виктор Васильевич, завести в этих самых местах?
Ну, батенька мой, сказал геолог. Он так всегда говорил и за это его звали на приисках: «батенька мой», но любили за неистощимую энергию, большие знания и компанейский характер.
Ну, батенька мой, ведь вы цены этим местам не знаете. Ведь мы, разведчики, ищем золото, а находим медь, цинк, уголь, железо, нефть. Здешним богатствам цены нет.
Как всегда, Селиванов увлекся и повел рассказ о том, какие мощные здесь реки, какие гидростанции здесь можно построить, какой уголь находится чуть не у самого того места, куда мы едем, какие богатые выхода нефти нащупали около Укулана, прямо почти на самой Лене, от реки всего километрах в тридцати.
Вы представьте, во что обратятся все эти края через десять лет. Тогда уже проложена будет дорога от Тайшета до Заярской, а от Заярской до Усть-Кута. Лена, Ангара связаны будут железной дорогой. Пущена будет Ангарская электростанция, пойдут по Лене большие пароходы. Разрабатываться будет железное месторождение, около Братского построят металлургический завод побольше, наверное, Магнитогорки, и вниз по Лене и по Ангаре двинется большевистская культура, оживет тайга, еще более развернется Якутия; Лена, Витим, Алдан перегонят Волгу и какую-то там Каму.
Вы знаете, говорил Виктор Васильевич, забывая о костре и о чайнике, ведь мы, золоторазведчики, только первые пионеры в этих местах. Мы добываем золото, возводим первые школы, строим больницы. В наших поселках рождается первая советская культура вместе с постройкой наших электростанций, рудников, драг и фабрик. Мы проводим дороги, телефон
Ну, к Бертину не только дороги или телефона тропы порядочной вы не провели еще заметил я.
Виктор Васильевич рассердился и стал говорить о том, какие будут здесь заводы, нефтяные промыслы, угольные шахты, какая огромная промышленность возникнет здесь, сначала металлургическая, а затем и легкая. Он говорил о прекрасных городах, о замечательных курортах, которые построены будут по Забайкалью и в Ленском бассейне. Он говорил об огромных электрических станциях, которые светом своим зальют тайгу
А пока костер-то наш как бы не потух, тогда вовсе без света останемся, сказал я, подбрасывая сучья в огонь, который действительно чуть не погас.
А ну вас к черту с вашим костром. Поймите же наконец, какое здесь богатство ждет, чтобы его подняли, чтобы его разработали. Я не говорю о запасах золота, тух его столько, что мы на руды с небольшим содержанием и внимания не обращаем. Вы поймите, что можно с этим золотом сделать, что тут через десять лет твориться будет. Ведь ни одна страна в мире сравниться не может с нашей Восточной Сибирью, Забайкальем, Якутией и Дальним Востоком. Вы не хуже меня все эти места знаете, а молчите
Но тут опять потолок моей палаты поплыл перед глазами
А молчите говорил кто-то голосом Алексея Дмитриевича. Надо было давно мне сказать, что сорок
Не знаю, был ли вечер или ночь, но свет горел в палате, и Алексей Дмитриевич держал меня за руку, отсчитывая пульс.
Ну, так ничего. А как язык? Протереть, протереть немедленно, как следует, сказал он сестре.
Затем была возня с языком, что-то холодное клали на живот, меняли компресс.
Можно будет дать стакан чаю с сахаром? «Уже больше полутора суток ничего не давали», спросила сестра.
Кто-то отвечал, что немедленно надо дать чаю, а потом и бульона. Стало после этого лучше, и я спросил, который теперь час. Оказалось, что был не вечер, а уже утро, но на дворе еще было темно.
Я снова заснул и снова увидел темную поляну, временами освещаемую вспыхивающим пламенем костра.
Доктора уже не было, вместо него опять появился геолог Селиванов, милый и беспокойный человек.
Он приподнялся на зеленом ковре, на котором лежал, размахивая руками, стал говорить о богатствах Якутии, в которой он много лет работал, о всех этих прекрасных горах, хребтах, долинах, которые он знал и любил. Он нарисовал картину гигантского роста новых заводов, рудников Аллах-Юня, Белой горы, Кировского, Лебединого, Подлунного всех новых городов, поселков.
Мы, разведчики, ищем золотую руду, а находим медь, цинк, железо
Он говорил о сказочных богатствах этих золотых месторождений, об огромной добыче золота, которую наша страна будет иметь.
Все более и более увлекаясь, он уже почти кричал:
В прошлом году мы перегнали Америку по добыче золота. Через два года перегоним Англию. Что это будет означать для СССР и для всего мира, если мы будем первыми по добыче золота. Ведь прежде всего
Однако, лошадей-то надо напоить, сказал где-то близко от нас голос.
Мы вскочили как встрепанные до того это было неожиданно.
Каких лошадей? закричал Селиванов.
Ваших, известно, Виктор Васильевич, ведь вы их напоить-то позабыли; дай-ка я их сведу к речке попоить, продолжал тот же спокойный и немного насмешливый голос.
И Бертин ибо это был он принялся отвязывать лошадей и повел их поить, а я принялся восстанавливать потухший было костер, на котором снова приветливо закипел чайник.
Бертин напоил лошадей и присел у костра. Оказалось до бертинского зимовья совсем недалеко, километров восемь.
К счастью, Бертин, зная забывчивый характер Селиванова, который никогда в дорогу ничего не брал «путного», кроме сухарей, захватил с собою немного еды, и мы принялись уписывать за обе щеки какую-то снедь.
А вот вы вообразите, Василий Николаевич, что здесь будет через десять лет, сказал Селиванов.
Очень даже воображаем, отвечал Бертин. Вон там у нас будет построен Сталинград, рабочий город. Посередине большой-большой клуб и театр. Рядом техникум. Вон там будет десятилетка, а здесь больница. Совет будет построен на площади, вот тут немного влево. За горой рудник. Руду подавать будем по штольне прямо на фабрику, вот сюда под горой около речки. Электростанция
Какая-то птица сослепу налетела на разгоревшийся костер Должно быть это была сова.
Ну, а через десять лет на кого будем охотиться? «Ведь тут город будет», спросил Селиванов.
Через десять лет тут крутом поля будут, огороды. Ведь тут только копнуть, пшеница во. Морозы ей нипочем. А огурцы, капусту, картошку ведь вырастили же на Алдане и в Бодайбо. Здесь немного даже помягче климат будет. Что здесь будет через десять лет уму непостижимо: поля, огороды, животноводство, курей разведем А пока пойдемте к нам на разведку, недаром же я коней вам напоил.
И мы еще добрых три часа шли по незаметной ночью тропинке.
Но тропинки больше не было, ни речки, ни Селиванова. Была палата, было совсем светло, и Серго сидел на стуле около постели.
Ну, молодец Очкин, говорил он, ловко тебя вызволил. А скверная была история
А мне все тайга и рудники кажутся, все строим и строим. И что лет через десять будет у нас в промышленности все представляется.
Это хорошо, что будет через десять лет, но не плохо и то, что за эти годы сработали, сказал Серго. Огромную работу проделали по золоту, если бы описать
И товарищ Орджоникидзе заговорил о том, что было сделано за эти годы, о том упорном терпении и большевистской выдержке, которую проявили работники золотой промышленности. Он вспомнил, как преодолевали первые неудачи и неуклонно шли вперед, верные заветам великого Сталина, не допуская колебаний и неуверенности в своих рядах.
Серго сказал, как хорошо было бы вспомнить и рассказать о проделанной работе, о том, как из кустарного промысла создали кузницу валютной мощи нашей страны; о стахановцах, инженерах, рабочих, старателях, у которых хватило нервов, терпенья и выдержки на эту работу.
А нервов, терпенья и выдержки нужно было не мало.
Вот, вспомни и напиши о том, как все это было И еще лежа в больнице, я вспоминал и писал Моя жена и мои товарищи по работе помогли мне в этом.
Москва, март, 1936 г. А. Серебровский
Глава первая
ТОВАРИЩ СТАЛИН ВДОХНОВИТЕЛЬ НЕФТЯНОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ СТАЛ РУКОВОДИТЕЛЕМ ЗОЛОТОГО ДЕЛА В СССР. ЗНАЧЕНИЕ ЗОЛОТОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ В ЭКОНОМИКЕ США. ОТКРЫТИЕ ЗОЛОТА В КАЛИФОРНИИ И ЗНАЧЕНИЕ ЭТОГО СОБЫТИЯ ДЛЯ США. РУССКИЕ КОЛОНИИ В КАЛИФОРНИИ. РОМАНЫ БРЕТ ГАРТА. САТТЕР И ЕГО ИСТОРИЯ. ПОДРОБНЫЕ ИНСТРУКЦИИ ТОВАРИЩА СТАЛИНА. ПРИЕЗД В ПАРИЖ, ПОЛУЧЕНИЕ ВИЗЫ, НА МАЖЕСТИКЕ. ПРИЕЗД В НЬЮ-ЙОРК. С. Г. БРОН ИАМТОРГ. РАЗРАБОТКА ПРОГРАММЫ МОЕЙ ПОЕЗДКИ ПО США. ПОЛУЧЕНИЕ ПИСЕМ И ИНСТРУКЦИЙ. ПРИКЛЮЧЕНИЕ В НЕВАДЕ. ОТЕЛЬ И ЕГО ХОЗЯЕВА. МАЛЬЧИКИ И СЛУЖАЩИЕ. ЗАБОТЫ ШЕРИФА ОБО МНЕ. БУТЛЕГЕРЫ И ИХ РАБОТА. ПРИЕЗД МОЙ В ДЕНВЕР. ОСМОТР ФАБРИКИ «GOLDEN CYCLE»; КОЛОРАДО-СПРИНГС. ПОЕЗДКА В КРИППЛ-КРИК, ВИКТОР, ПОРТЛАНД, ВИНДИКАТОР, КРЕССОН И ДРУГИЕ РУДНЫЕ КОМПАНИИ. ОТЗЫВЫ М-РА К. В. ХЕНДЕРСОНА О РАБОТЕ В КОЛОРАДО. МНЕНИЕ М-РА АДУ И М-РА ФРЕДА ДЖОНС. ГОРОДА В ГОРАХ КОЛОРАДО: КРИППЛ-КРИК, ВИКТОР, ЛИДВИЛЬ, ДУГЛАС, САН-ЖУАН. МАТЕРИАЛЫ СЕНАТСКОЙ КОМИССИИ ПО ЗОЛОТОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ США. ПРОГРАММА РАБОТЫ ПО ВОССТАНОВЛЕНИЮ ЗОЛОТОПРОМЫШЛЕННОСТИ, ПРИНЯТАЯ НА КОНГРЕССЕ. БЮРО ОФ МАЙНС В ДЕНВЕРЕ, КОЛОРАДО И ИСТОРИЯ ЗОЛОТОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ ШТАТА.
ПИОНЕРЫ-СТАРОЖИЛЫ-ОТКРЫВАТЕЛИ. ТЕПЕРЕШНЯЯ ЖИЗНЬ НА РУДНИКЕ. БЫТ, ЖИЛИЩА. КЛУБЫ. ОБЩИЙ УРОВЕНЬ КУЛЬТУРЫ И ОБРАЗОВАНИЯ. МОЛОДЕЖЬ, ШКОЛЫ. ЦЕРКОВЬ ПРЕЖДЕ И ТЕПЕРЬ. ВРЕМЕНА ПИЛИГРИМОВ.
Вызвал меня товарищ Сталин в 1927 т. в конце лета и сказал, что нам нужно поднять золотую промышленность, которая находится в совершенно неорганизованном состоянии.
Я почти ничего не знал о золотой промышленности. Хотя кое-где в Сибири я и видел прииски и рудники, добывающие золото, однако, настоящего представления о ней я не имел. Другое дело тов. Сталин с первых слов его чувствовалось, что о золотой промышленности он знает много. Я был этим очень удивлен. Работая в нефтяной промышленности, я и мои товарищи по работе привыкли к тому, что тов. Сталин фактически руководил нефтедобычей он был председателем правительственной комиссии по нефти, начиная с 1920 г. Тов. Сталин указывал нам пути ее развития, и ему она обязана своим восстановлением. И вдруг такое знание золота, совершенно другой, своеобразной отрасли промышленности, и не жидкое черное золото, а настоящее, металлическое, желтое.
Мудрый Сталин был вдохновителем нефтяного дела СССР; теперь он стал вдохновителем нашей золотой промышленности.
Тов. Сталин сказал прежде всего о том огромном значении, какое золото имело для укрепления экономики США. Так как я в этом вопросе был совершенным профаном, то он с обычною научною обстоятельностью прочитал мне целую лекцию о Калифорнии и о том, как после открытия там золота туда хлынула добрая сотня тысяч работников, среди которых было немало авантюристов, и как в течение десяти лет там добыто было огромное количество золота, которое дало решающий перевес в войне Северных Штатов против Юга.