Мисс Кэмерон?
Симона, поправила она.
Глаза у нее были удивительные большие, золотистые и с тяжелыми веками.
Я детектив Райан, а это детектив Мэддокс, в тысячный раз представился я. Вы не уделите нам несколько минут?
Она провела нас в зал и поставила в углу три стула. Всю длинную стену занимало зеркало, вдоль него на разных уровнях тянулись балетные станки. Краем глаза я то и дело подмечал в зеркале собственные движения, поэтому подвинул стул так, чтобы не видеть своего отражения.
Про Кэти Симоне рассказал я явно пришел мой черед. Я ожидал, что она расплачется, но этого не произошло, она лишь слегка мотнула головой, а морщины словно сделались резче, но на этом все.
В понедельник Кэти приходила к вам на занятия, верно? Как она выглядела?
Молчать умеют немногие, но Симона Кэмерон как раз к таким и относилась, она замерла и, ухватившись за спинку стула, дождалась, когда к ней вернется способность говорить. Прошло немало времени, прежде чем она произнесла:
Почти как обычно. Немного перевозбужденной ей пришлось постараться, чтобы сосредоточиться, но это нормально. Через несколько недель Кэти предстояло уехать в Королевское балетное училище. Она все лето этого ждала, и ей уже просто не терпелось. Симона едва заметно качнула головой. Вчера Кэти не пришла на занятие, но я решила, что опять заболела. Если бы я позвонила ее родителям
Вчера вечером она была уже мертва, мягко проговорила Кэсси, вы бы ничего не изменили.
Опять заболела? переспросил я. Она недавно уже болела?
Симона снова качнула головой.
Не то чтобы недавно. Но здоровье у нее слабое веки на миг опустились, было слабое. Симона снова посмотрела на меня. Я учила Кэти шесть лет. Все эти шесть лет она постоянно болела. Началось это, наверное, когда ей было девять. Ее сестра Джессика тоже частенько простужалась, кашляла, но думаю, что она просто очень изнеженная. А вот Кэти страдала от рвоты и диареи. Иногда дело обстояло настолько серьезно, что ее клали в больницу. Доктора подозревали хронический гастрит. Она ведь планировала уехать в Королевское балетное училище еще в прошлом году, но в конце лета случился острый приступ. Чтобы найти причину, ее опять положили в больницу, а когда она поправилась, семестр уже начался, Кэти попросту опоздала. Весной ей пришлось заново сдавать экзамены.
Значит, в последнее время эти приступы прекратились? спросил я.
Нам нужно срочно посмотреть медицинскую карту Кэти.
Симона улыбнулась, но воспоминания явно причиняли ей боль, и она отвела взгляд.
Я переживала за нее, танцорам нельзя пропускать занятия даже по болезни. В этом году Кэти снова приняли в училище, я как-то попросила ее задержаться после занятий и сказала, что надо бы снова обратиться к врачам, выяснить, что с ней не так. Кэти выслушала меня, покачала головой и сказала торжественно, как будто клятву давала: Я больше не заболею. Я попыталась убедить ее, что от болезней нельзя просто отмахнуться, что от этого, возможно, зависит ее карьера, но она лишь повторяла эти слова. И на самом деле с тех пор она действительно больше не болела. Я думала, что, возможно, Кэти просто переросла болезнь, но ведь и воля порой творит чудеса, а Кэти обладает обладала сильной волей.
У второй группы тоже закончились занятия. Из коридора доносились голоса родителей, топот детских ног, болтовня.
Вы и Джессику учили? спросила Кэсси. Она тоже сдавала экзамены в Королевское балетное училище?
На начальном этапе расследования, если у вас нет очевидного подозреваемого, единственная верная стратегия выяснить как можно больше о жизни жертвы и надеяться, что где-то звякнет тревожный звоночек. И я не сомневался, что Кэсси права и нам надо побольше узнать о Девлинах. К тому же Симоне Кэмерон хочется поговорить. Такое часто случается люди отчаянно цепляются за возможность с кем-то поделиться, потому что когда умолкнут, мы уйдем и оставим их наедине со случившимся. Мы слушаем, киваем, сочувствуем и записываем все до последнего слова.
Я занималась со всеми тремя сестрами, в разное время, конечно, ответила Симона. Когда Джессика была помладше, у нее имелись способности и она старалась. Но с возрастом появилась патологическая застенчивость, и индивидуальные занятия превратились для нее в муку. Я сказала ее родителям, что лучше избавить девочку от таких страданий.
А Розалинд? спросила Кэсси.
У Розалинд имелся некоторый талант, но ей недоставало прилежания, и она хотела немедленных успехов. Через несколько месяцев она бросила и, кажется, стала учиться игре на скрипке. Мол, так родители решили, хотя, по-моему, ей просто надоело. С детьми такое часто бывает, если они не достигают успехов немедленно и осознают, сколько им предстоит работы, то пугаются и бросают. Но, сказать по правде, ни одной Королевское балетное училище в любом случае не светило.
А Кэти? Касси слегка подалась вперед.
Симона долго смотрела на нее.
Кэти работала сериио-озно. Так вот откуда в ее словах такая четкость похоже, где-то внутри в ее произношении пряталась нотка французскости.
Серьезно, повторил я.
Не просто серьезно, сказала Кэсси. Ее мать была наполовину француженкой, и детство Кэсси прошло у бабушки с дедушкой в Провансе. По ее словам, говорить по-французски уже разучилась, но на слух все понимает. Не просто серьезно, а профессионально.
Симона склонила голову:
Да. Ей даже тяжелая работа нравилась, не только результаты, а именно труд. Настоящие таланты в танцах встречаются редко, а стремление превратить это в дело всей жизни встречается и того реже. А уж одновременно и то и другое Она снова прикрыла глаза. Иногда Кэти просилась прийти сюда вечером, когда один из залов пустует, и порепетировать.
Вот и сейчас близился вечер. Крики мальчишек на скейтах казались далекими и размытыми. Я представил Кэти Девлин в этом зале, в одиночестве. Вот она с отстраненной сосредоточенностью смотрит в зеркало, вот медленно кружится и наклоняется, взмахивает ногой в пуантах, фонари рисуют на полу оранжевые прямоугольники, в стареньком магнитофоне хрипят Гносиенны Сати.
Симона и сама, похоже, относилась к работе серьезно. Как она, интересно, вообще оказалась тут, в Стиллоргане, над видеосалоном, где воняет жиром из соседней закусочной и где ей приходится учить балету девочек, чьи матери полагают, будто это полезно для осанки, или хотят сфотографировать дочку в балетной пачке? До меня вдруг дошло, как много значила для нее Кэти Девлин.
А как мистер и миссис Девлин относились к занятиям Кэти? спросила Кэсси.
Они очень поддерживали ее, без раздумий ответила Симона. У меня как гора с плеч свалилась, когда я это поняла. Далеко не любые родители готовы отправить ребенка в этом возрасте в училище, и большинство по вполне понятным причинам не жаждут, чтобы дети становились профессиональными танцорами. А вот мистер Девлин, напротив, поощрял желание Кэти поехать. Он был очень привязан к ней. Меня восхищало, что отец так желает дочери счастья, что ради этого даже согласен расстаться с ней.
А ее мать? спросила Кэсси. Она тоже была привязана к Кэти?
Симона слегка дернула плечом.
По-моему, не так сильно. Миссис Девлин Я ее не понимаю. У нее всегда такой вид, будто собственные дочери ее смущают. Возможно, она просто не очень умна.
В последние два месяца вы не замечали ничего странного? спросил я. Вас никто не донимал? Обычно балетные курсы, бассейны и скаутские отряды настоящий магнит для педофилов. Если кто-то подыскивал себе жертву, не исключено, что он пришел сюда и выбрал Кэти.
Понимаю, о чем вы, но нет. Мы за подобным следим. Примерно лет десять назад какой-то тип залезал на ограду вон там, на холме, и в бинокль наблюдал за нашими занятиями. Мы заявили в полицию, но они ничего не предпринимали, пока он не попытался заманить маленькую девочку в машину. С тех пор мы сохраняем бдительность.
Никто не проявлял к Кэти особого интереса?
Подумав, она покачала головой. Нет, никто. Ею многие восхищались, участвовали в сборах на обучение Кэти, но особенно никто не выделялся.
Ее таланту завидовали?
Симона рассмеялась, смешок получился короткий и резкий, больше похожий на выдох.
У нас тут родители не такие искушенные. Они хотят, чтобы их дочки просто немного потанцевали, ведь это миленько, а делать профессионалами их никто не собирается. Некоторые девочки ей завидовали, это точно. Но чтобы убивать? Нет.
Она вдруг показалась мне вымотанной. Ее изящная поза не изменилась, а вот в глазах поселилась усталость.
Спасибо, что уделили нам время, сказал я. Если у нас возникнут еще вопросы, мы с вами свяжемся.
Она мучилась? коротко бросила Симона. На нас она не смотрела.
Она первая задала этот вопрос. Я начал было проговаривать обычный ничего не значащий ответ, о результатах вскрытия в том числе, но Кэсси сказала:
На это ничто не указывает. Мы пока ни в чем не уверены, но на первый взгляд смерть наступила быстро.
Симона с усилием повернула голову и посмотрела Кэсси в глаза.
Спасибо, сказала она.
Провожать нас она не стала насколько я понял, сомневалась, что у нее хватит сил. Закрыв дверь, я заглянул в круглое окошко и напоследок посмотрел на нее. Прямая и неподвижная, она сидела, сцепив руки на коленях, сказочная королева в башне, оплакивающая принцессу, которую украла ведьма.
* * *
Я больше никогда не заболею, повторила Кэсси в машине, и ведь не заболела. Как там Симона сказала? Сильная воля?
Возможно.
Похоже, ей в это верилось слабо.
А может, девочка симулировала болезнь, предположил я, тошноту и понос изобразить несложно. Может, она так старалась привлечь к себе внимание, а после того, как ее приняли в училище, ей это больше не требовалось. Теперь она и безо всякой болезни получала достаточно внимания статьи в газетах, сбор денег и прочее Курить хочется.
Синдром Мюнхгаузена, только юного?
Кэсси повернулась, ухватила с заднего сиденья мою куртку и нашарила в кармане сигареты. Я курю красные Мальборо, у Кэсси любимых сигарет нет, но обычно она покупает легкие Лаки Страйк лично я считаю их девчачьими. Она прикурила парочку и протянула одну сигарету мне.
А медицинские карты ее сестер нам дадут посмотреть?
Сомнительно, ответил я. Сестры живы, информация закрытая. Если получить разрешение от родителей
Кэсси покачала головой.
Почему ты так решила?
Она на несколько дюймов опустила стекло, и ветер сдул с ее лба кудряшки.
Не знаю Джессика, ее близняшка, такая зайка. Может, она, конечно, просто переживает из-за Кэсси, но уж очень худенькая. На ней был свитер не по размеру большой, и все равно видно, что девочка меньше Кэти, а ведь и та не тяжеловес. И вторая сестра С ней тоже что-то не так.
Розалинд? спросил я.
Видимо, голос у меня прозвучал странновато, потому что Кэсси покосилась на меня.
Тебе она понравилась.
Да, наверное, признался я, сам не знаю, почему с вызовом. Вроде милая девушка. И о Джессике так заботится. А тебе что, не понравилась?
А это тут при чем? равнодушно бросила Кэсси, и мне стало слегка не по себе. Мало ли кто кому нравится? Одевается она эпатажно, сильно накрашена и
Она просто следит за собой, это что, плохо?
Райан, сделай нам обоим одолжение и повзрослей уже. Ты прекрасно понял, о чем я. Она улыбается невпопад и, как ты и сам заметил, не носит лифчик.
От моего внимания это и впрямь не ускользнуло, вот только я не ожидал, что и Кэсси это отметит, и ее проницательность вывела меня из себя.
Девушка она, может, и милая, но что-то с ней не так.
Я промолчал. Кэсси щелчком выбросила окурок в окно и, сунув руки в карманы, слегка сползла на сиденье, будто нахохлившийся подросток. Я включил ближний свет и прибавил скорости. На Кэсси я слегка разозлился и знал, что она тоже на меня окрысилась, вот только толком не понимал, как это произошло.
У Кэсси зазвонил мобильник.
О нет, пробормотала она, взглянув на экран, слушаю, сэр Сэр? Алло?.. Вот дебильный телефон. Она разъединилась.
Что, связь хреновая? холодно спросил я.
Гребаная связь тут зашибись, ответила она, просто он спросил, когда мы вернемся и почему мы так долго, а мне неохота с ним разговаривать.
Обычно я обижаюсь дольше, чем Кэсси, но сейчас не выдержал и рассмеялся. В следующий миг засмеялась и Кэсси.
Слушай, по поводу Розалинд, начала она. Я не из вредности цепляюсь, просто переживаю за нее.
Думаешь, тут сексуальное насилие? Я неожиданно осознал, что где-то в подсознании подобная мысль мелькала и у меня, но мне она ужасно не понравилась, и я отогнал ее. Первая сестра чересчур выпячивает собственную сексуальность, вторая страдает от недостатка веса, а третья, пережившая череду непонятных недугов, убита.
Я вспомнил, как Розалинд склонилась над Джессикой, и меня накрыло непривычное желание защитить их.
Отец-насильник. Кэти старается угодить ему и постоянно болеет либо вследствие отвращения к самой себе, либо таким образом сокращает риски насилия. Поступив на балетные курсы, она решает, что ей нужно выздороветь и разорвать этот порочный круг. Возможно, она угрожает отцу. И тот ее убивает.
Годится, кивнула Кэсси. Она смотрела на пролетающие за окном деревья, и я видел лишь ее затылок. Но с таким же успехом ее и мать могла убить. Если, конечно, Купер ошибся и изнасилования не было. Эдакий Мюнхгаузен, который действует чужими руками. В этом доме она тоже на жертву смахивала, заметил?
Я заметил. Порой горе стирает с нас индивидуальность, воплощается в трагической маске из греческой трагедии, но в остальных случаях оно обнажает истинную сущность скорбящего, и это, разумеется, настоящая и объективная причина, по которой мы сами стараемся сообщать семьям жертв об утрате и не возлагаем эту обязанность на рядовых полицейских. Мы руководствуемся не желанием утешить, а просто хотим понаблюдать за реакцией, подобные новости мы приносим достаточно часто и успели изучить спектр чувств. У большинства от потрясения эмоции притупляются, бедняги пытаются нащупать опору и не знают как. Трагедия это незнакомая территория, на которую человек заходит без проводника, и ему приходится шагать по ней на ощупь. А вот Маргарет Девлин не удивилась, она выглядела почти покорной, как будто горе ее обычное состояние.
То есть ведет себя практически так же, сказал я. Одну или всех девочек она делает больными, но Кэти поступает в балетное училище и пытается вырваться, и мать ее убивает.
Это объясняет, почему Розалинд одевается как сорокалетняя, сказала Кэсси. Пытается повзрослеть, чтобы оторваться от матери.
У меня зазвонил мобильник.
Да что ж за херня! хором воскликнули мы.
* * *
Я тоже сыграл комедию под названием Плохая связь, и остаток пути мы провели, составляя список направлений в расследовании. ОКелли обожает списки, и если повезет, то он забудет, что мы ему не перезвонили.
Мы работаем на нижних этажах Дублинского замка, и, несмотря на колониальный подтекст[7], это один из лучших подарков, которые преподнесла мне работа. Внутри помещения отремонтированы до тщательной безликости, чтобы смахивало на обычную контору, столы за перегородками, люминесцентные лампы, синтетический, электризующийся ковролин и стены, покрашенные именно так, как принято в государственных учреждениях. Зато снаружи здания остались нетронутыми: красный кирпич и мрамор, старые и живописные, зубчатые стены и башенки, а в самых неожиданных местах слегка потрепанные, высеченные из камня фигуры святых. Шагаешь по брусчатке туманным зимним вечером и словно в роман Диккенса попал, желтые дымчатые фонари рисуют странно изогнутые тени, на соборах поблизости звонят колокола, каждый шаг рикошетом откликается в темноте. Кэсси говорит, что в такие минуты воображаешь, будто ты инспектор Эбберлайн и работаешь над делом Джека Потрошителя. Однажды ясной декабрьской ночью, когда в небе светила полная луна, Кэсси не утерпела и прошлась колесом по главному двору.