Принц испуганно кивнул. В этот момент, колдунья уже не казалась милой рыжей девочкой, с которой можно было говорить по душам и пить медовуху. Она превратилась в драконье пламя, которое может сжечь тебя за секунду. Это было по-настоящему страшно.
У тебя еще есть вопросы? холодно произнесла ведьма, бросив в очаг земли, усмиряя огонь и успокаивая его бешенные языки.
Нет. Больше нет. Ты ответила так, как мне было нужно услышать. Я постараюсь понять твои слова, пробормотал Элибер, представляя, как кожа покрывается пузырями и лопается в пламени ярости Ари.
Ари кивнула и вытащила из мешочка маленькую сережку с таким же одуванчиком, застывшем в смоле, как у нее в ушах, и протянула юноше, постепенно превращаясь обратно в милую девочку-ведьму. Элибер дрожащей рукой принял украшение, коснувшись своими холодными, вспотевшими от страха пальцами ее, теплых и мягких. Прикосновение то было успокаивающим. Домашним. Таким же, как чай в вечернем саду, у кустов малины, где в пять лет его за шиворот поймали стражники и отвели к отцу и матери, измазанного алым ягодным соком. Ужин через час, нельзя наедаться сладкого, а мама смеялась и вытирала липкий подбородок шелковым белым платком.
Такое оно было. Прикосновение к колдунье.
Это тебе. Пока она у тебя удача будет на твоей стороне. И мир будет тебя слушать. Хорошо? Ари улыбнулась, на её веснушчатых щеках заиграли ямочки. Она могла улыбаться так, как никто в этом мире. Чисто. Тепло. Ярко. Как солнце. Элибер густо покраснел до кончиков ушей и нервно кивнул. Ари хихикнула, польщенная его реакцией и робостью, и продолжила:
А вот твое пророчество. Вас будет трое. Двое уже есть. Когда появится третий все изменится. Ты потеряешь свое сердце, но найдешь его, когда сгоришь в огне. Те двое помогут тебе восстать из пепла. Ты потеряешь все, но найдешь то, что даст тебе бессмертие. И станешь навсегда свободным, она поднялась на ноги и двинулась к двери, открывая ее перед принцем. Это все. Иди и выйдешь из леса до темноты. Я попрошу его выпустить тебя с миром.
Элибер поднялся на ноги, аккуратно сложил плед на кресло и последовал за колдуньей.
Спасибо, только лишь и произнес он, покидая хижину. Выходя из пламени на другой стороне.
Хоть юноша и просил госпожу Ари не отпускать его с пустой головой, но домой принц отправился именно таким. Опустошенным. Не от того, что Ари ничего не сказала, а от того, что все ее слова засели где-то внутри. Их было слишком много, и Элибер не знал, за что ему цепляться. Все они были тяжелым грузом. Оказывается, жизнь не будет легкой, и история наследника точно будет не такой, какой он хотел бы ее видеть. Она сказала то, что принц больше всего боялся услышать.
Солнечные лучи плясали сквозь вальсирующие падающие листья. Деревья плакали об ушедшем лете и готовились к долгой разлуке. Но где-то в чаще показалась белая морда волка, а это хороший знак.
Глава первая
Дэви
Это было смешно. Честное слово, я еще никогда так не хохотала. А он сидел в центре зала, под могущественными сводами, королевскими витражами, на троне из драконьей кости и не понимал, почему я смеюсь. «Дэви, пора раз и навсегда покончить с нечистью. Она не трогает солдат Либертаса, но наши гибнут, как мухи. Я поручаю это тебе». Такого бреда я в жизни не слышала.
Я вроде не шучу, король нахмурился. Волчьи глаза смотрели с нескрываемым раздражением. Мне нравилось его бесить с самого детства, вот только, вырастая, он становился все большим и большим козлом. Не слышал никого, кроме себя, отказывался от советов и делал все, чтобы удержать корону. Не важно хорошие поступки то были или совсем нечеловеческие. Волк. Вот кем он стал. Одиноким, изгнанным из стаи.
А мне показалось, что у тебя появилось чувство юмора. Иначе я не совсем понимаю, как ты посмел приказать мне такое. Никому из правителей Фелабелля и чародеев при короне не удалось уничтожить хотя бы одну тварь из лесов, а ты говоришь о геноциде. Максимум, что я могу сделать, изгнать хотя бы часть в чащи.
Ни для кого не секрет, что у Присона были высокие требования, исполнить которые временами было тяжело, но в голову все равно не приходило, что он когда-нибудь попросит о невозможном. Это переходило рамки дозволенного. Скорее всего, такие мысли стали посещать его из-за наступления войск Либертаса. Началась зима, Йоль приближался с каждой выпавшей снежинкой. Война длилась почти тридцать лет и была уже не первой. Жители двух государств не могли договориться, мир длился максимум два десятилетия и все начиналось заново. Люди уставали, засыпали в сугробах и терялись в метелях. Королю нужен был хоть какой-то свет, чтобы глаза его солдат тоже загорелись надеждой.
Это не твой максимум. У тебя есть время, но к Имболку ты должна хотя бы придумать план. Не стоит со мной перепираться. Если ни у кого не получалось мы будем первыми, ясно? Я не собираюсь терпеть гибель народа, который даже не поднял меч на своего врага.
Элибер Присон, послушай меня, ваша Светлость. Я не могу оспорить твой приказ, но предупреждаю, что, если не войска, много чародеев погибнет в бессмысленной войне против нечисти. Она досталась Фелабеллю, как и Заговоренный лес. Это часть нашего государства. И я бы не советовала тебе начинать новую войну, пока не закончена старая.
Но взгляд серых глаз Элибера был непробиваем. Бесполезно в который раз призывать к его разуму. Его не интересовало, какими средствами будет достигнут результат.
Я тебе все сказал. Не трать время на уговоры, выполняй.
Все. Разговор окончен. Я вышла из зала, опустив голову. Сказать, что я злилась это еще мало сказать. Драконий огонь сжигал сердце, оставляя за ребрами пепел. Все это казалось мне цирком. И глупая война, которую когда-то хотел остановить маленький мальчик, а теперь сам же посылал на нее людей, и приказы его отвратительные. Похоронил кто-то того ребенка, не оставив ни единого следа магии в его душе. А сколько надежд было возложено на его правление, что даже выдать место, где живет Ари, великая чародейка и единственная наставница, было не страшно. Получается, все зря. Надежды разбиты.
Нечисть была проклятьем Эира, в чье существование верилось больше, чем в божеств Фелабелля. Как ты избавишься от проклятья Бога, будучи человеком, хотя бы даже и магом? Сталь не причиняла ей никакого вреда, равно как и заклинания.
Хотелось напиться. С этой мыслью я и направилась в «Хмельной котел». Таверна пряталась на окраине Ходра, среди лабиринтов заснеженных улиц и столбов с горящими факелами. Место было зачарованным, чтобы обычные люди не могли его найти. По вечерам там собирались чародеи, потягивали сладкую медовуху из больших железных кружек, обсуждали свою работу, отношения и волшебство. Спасибо Кирке, а то сидели бы сейчас в резервациях под Присонами и не видели света.
Я шла медленно, прихрамывая от холода. Не любила зиму и ее темные ночи. Снег хлопьями путался в темно-русых волосах. Воздух казался разряженным. В окнах домов горел свет лампадок и очагов. Там, за каменными стенами, было уютно. Там ужинали, кормили детей, укладывали их спать, рассказывали сказки. А мне от этого было тошно. Горький ком в горле мешал дышать, в голове вертелся королевский приказ.
В таверне пахло медом, хмелем и теплом. В углу, расположившись на высоком стуле, сидел менестрель с лютней, наигрывая «Срывающего оковы». Оживленный шум голосов разносился в помещении, как что-то домашнее и родное. Жизнь чувствовалась здесь больше, чем в тронном зале замка. Элибер был зимой, стоило лишь чуть-чуть постоять рядом с ним, как внутри все замерзало. Здесь же, в маленькой таверне, стояло терпкое солнечное лето, и, казалось, его не убьет ни одна вьюга. Как на Литу с теплыми дождями и рокотом сверчков. Я была путником, блуждавшим в метели, и наконец вышедшим на свет костра.
Тавернщик Рэйнар приветливо улыбнулся и махнул рукой. Он понимал, что я прихожу сюда, когда меня покидает радость, а душа словно покрывается коркой льда. Наверное, это тяжело работать с людьми, которые заливают горе алкоголем. Особенно, когда знаешь их по именам, в курсе их дел, знаком с их семьями. Чтобы выдерживать такое, нужно остро и тонко чувствовать других. Меня он почувствовал с порога.
Тяжело вздыхая, я присела за стойку. Рэйнар, не произнося ни слова, наполнил кружку красным вином из Фаируса и подвинул ко мне. Его я любила больше всего. Оно всегда пахло Литой, виноградниками и музыкой. «Что на этот раз?» горел вопрос в глазах тавернщика. Мне было непросто рассказывать. Чародеям при короле нельзя болтать о своих работодателях.
Сегодня меня снова не захотели слушать. Только на этот раз он требует невозможного, и времени у меня мало. Не хочу навлечь на себя его гнев. Боюсь, в этом случае мне грозит нечто похуже смерти.
Да уж, не думал, что главный жрец настолько тебя задевает, Рэйнар хитро усмехнулся. В карих глазах заплясали озорные огоньки. От скопившейся в душе злости мне захотелось врезать ему по щеке. Выбить из него эту глупую простоту. Днем я служила в храме Триедины. Грубо говоря, храм был моим прикрытием, потому что у каждого чародея, появлявшегося в обществе, должна была быть работа. Иначе как ты себя прокормишь и на какие деньги купишь фаирусовское вино? Не сказала бы, что мне это нравилось, но выбора не было. Мама тоже служила богам, которых призвал в эти земли Эрдали Присон, кровью и огнем завоевывая Фелабелль.
Я бы хотела у тебя кое-что узнать. Касаемо невозможности того, о чем я говорю. Мы сможем поговорить завтра ночью, когда «Хмельной котел» будет закрыт? Честное слово, мне так хочется тебя ударить, но я при всех не могу.
Так ты хочешь личной аудиенции, чтобы меня избить? он продолжал веселиться, улыбка не сходила с его лица. Мне бы его спокойствие и умение так жизнерадостно улыбаться во время зимы. Это раздражало еще сильнее.
Хватит, пожалуйста. Мне в самом деле тошно, прошу его и пробую вино на языке. Жар Фаируса расходится по горлу палящим солнцем и драконьим золотом. Что-то внутри успокаивается, тревога утихает и ложится спать.
«Ты никогда не умела разбираться в своих проблемах и чувствах. Конечно, проще ведь заливать их спиртным», доносится откуда-то с кромки сознания голос отца. Морщусь и отставляю бокал.
Ладно-ладно, прости. Просто хотел немного поднять тебе настроение. Видимо, сегодня это сделать не получится. Хорошо. Давай встретимся завтра. Я попробую сделать то, о чем ты меня попросишь.
Рэйнар откинул рыжие волосы с глаз и с интересом заглянул за мое плечо. Карие глаза сузились. Я знала этот взгляд и не любила его, многие наши разговоры на нем заканчивались. Он мог означать только одно: чтото начинается.
Ты на полном серьезе считаешь это нормальным? Они убивают всех, кто помогает королю! А если я в лихие года брал работу у местного лорда, меня что, тоже убить надо? раздался сзади голос возмущенного колдуна. Голос дрожал, обвинения сыпались градом. В таверне воцарилось молчание, все внимание переключилось на начинающуюся потасовку.
Какая разница? Кому ты вообще нужен? На либертасских наемников найдутся наши. Перебьют друг друга, и дело с концом.
Кому я нужен?! Да ты сам кому нужен?! Слышал, ты недавно заказ от ублюдка из Либертаса получил. Изменник, выходит.
Это, видимо, стало последней каплей у ссорившихся чародеев. Началась драка. Рэйнар вздохнул и слабо кивнул мне, мол, проводи время с удовольствием, а сам пошел разнимать колдунов.
Я оставила на стойке золотые монеты и незаметно выскользнула из таверны, пока обстановка внутри оставалась накаленной. Интересно, что подумает Рэйнар о новых задачах, которые поставил Присон, но узнать это все равно предстояло завтра. Пока мать жила с нами, она говорила: "Если хочешь разобраться с ситуацией, которая кажется невыполнимой, посмотри на нее под другим углом или обратись к людям, которые имеют иное мнение и смотрят на жизнь не так, как ты".
Я жила в неспокойное время. От этого было только страшнее.
Ривер
Было страшно. Я смотрел на их тела, не выпуская из рук нож. Сердце, казалось, лопнуло в груди, разметав ошметки по ребрам. Слез не было. Ничего не было. Только пустота внутри и сухие, не моргающие глаза.
Казалось, мир вокруг почернел. Почернело все, кроме кровавой лужи и двух тел, застывших в неестественных позах. Я не думал о том, что со мной будет. Скорее всего, когда узнают, кто это сделал, меня повесят. В углях очага вот уже целую вечность свистел чайник. Его свист пробивал виски насквозь.
Зачем ты это сделал? донесся девичий голос из коридора.
Я и тебя убью. Я всех убью. Я поднимаю нож.
И просыпаюсь с застывшим на губах криком. Если бы была возможность не спать, я бы отдал все, чтобы сон не касался моих век.
Она спала рядом, как обычно покинув свое место у костра. Жалась ко мне от холода, кутаясь в медвежью шкуру. Вот уже несколько месяцев мы блуждаем в этих зимних лесах, а я не могу признаться ей, что сбился с курса и заблудился. Страшнее всего слезы и разочарование в небесного цвета глазах.
Тебе снова приснился кошмар? сонно промурлыкала маленькая, цепляясь холодными пальцами за мою рубашку.
Да. Ничего страшного. Спи, тебе нужно набраться сил перед рассветом. Я схожу за хворостом.
Наверное, она даже не дослушала, как снова провалилась в сон. Я поднялся на ноги. Нужно было пройтись. Иначе страх никуда не денется. Почувствовать землю под ногами, ощутить, что я здесь, сейчас. Отступи, паника, отступи, прошлое. Прочь.
Говорят, зима в Заговоренном лесу приходит раньше. Мы зашли сюда еще осенью, покинув Либертас, и с тех пор блуждали в чащах, пробираясь сквозь сугробы. Пальцы леденели от холода, я давным-давно забыл, каково это чувствовать ноги. Губы трескались, кожа слезала с обмороженных щек. Больше, чем ступить на земли Фелабелля, я хотел только прихода весны. Ходят легенды, что Заговоренный лес специально путает путников, если их намерения не чисты. Я думал об этом, но с каждым днем, размышляя, убеждался, что это не так. Этому лесу давным-давно стоило выпустить меня, хотя бы из-за маленькой девочки, которой приходится шататься по свету со своим убийцей-братом, потому что дома больше нет. Хотя бы ее выпусти, прошу тебя, Триедина.
Я молился многим. Эиру, в которого верю, Триедине, в которую верить пришлось, драконам, Заговоренному лесу. Я говорил с ним, как с отдельным существом. Как с человеком и старым другом. Я молился всем, но никто меня не слышал.
Через пару недель, я стал думать, что это урок. Начинать путь всегда тяжелее, чем продолжать. А потом пропала любая надежда. О справедливости судить совсем не мне. Я не из тех, чьи поступки не заслуживают осуждения. Возможно, мне просто воздается за мои деяния. И воздается страданиями близких.
По вечерам я вырезал Нессе кукол из дерева, пока пальцы совсем не замерзали. Мне хотелось, чтобы у нее было детство, даже со мной человеком со съехавшей крышей, дурным и непостоянным. Я мог оставить ее на месяц в таверне, заплатив за комнату и договорившись с хозяевами, чтобы ребенок был в безопасности, сытый и здоровый. Да, я часто ее бросал. Бросал, и каждый раз возвращался, потому что никого я не любил так, как ее. И не было в этом мире большего дома, чем тот, где она меня ждет.
Я собирал сухие ветки, срезая их острым ножом. Тем самым ножом.
Я вздрогнул, еще не отойдя от сна. Деревянную рукоять, обшитую драконьей чешуей, украшали вырезанные языки пламени. Нож был дорогой и редкий, отец подарил мне его на день рождения, думая, что так воспитает настоящего мужчину. Тогда он сказал, что кожу для этого ножа несколько столетий назад срезал с трона Эрдали близкий друг короля. За предательство его, конечно, повесили, но нож пропал, и только человек, чье сердце горит огнем, сможет держать его в руках.