Сергей Спиридоныч прошел его вдоль и повернул к решетчатой беседке, приткнувшейся задним фасом к забору соседа.
Пол просторной беседки был устлан коврами, а стол, стоявший посредине и окруженный стульями, окрашенными под цвет беседки зеленой краской, и покрытый белоснежной скатертью, был заставлен чайным прибором и бутылками.
Алеев оглядел беседку, посмотрев на свет бутылки, понюхав икру и, оставшись, видимо, довольным и тем и другим, повернул обратно к дому.
По одной из дорожек шла Липа, держа в руках едва распустившуюся ветку сирени. Увидав отца, она нахмурила брови и, всматриваясь пытливо в лицо старика, пошла к нему навстречу.
A-а, Липа! улыбнулся Алеев, подставляя для поцелуя дочери сперва свою заплывшую жирную руку, а затем лоб. Ты что такая хмурая, а?
Я? Я ничего, папаша, ответила та, нюхая сирень.
Сичас к нам Аршиновы приедут.
Я это уже от мамаши слышала.
Так ты того, будь с ними поласковее, проговорил мягко Алеев, критически оглядывая дочь с ног до головы.
Я со всеми, кажется, любезна.
Аршиновы не все Слышишь?
Слышу.
И помни это
Буду помнить, папаша
Спасибо. Почем знать, вдруг понравишься Ивану Афанасьичу жених завидный
Липа молчала. Алеев, прождав напрасно ответа, почувствовал некоторого рода неловкость. Он чувствовал, что ответа не будет, а продолжать разговор на эту тему то же самое, что вопиять в пустыне. Алеев снял картуз, вытер платком лоб и посмотрел на небо.
Кажется, дождя нонче не будет? полувопросительно обратился он к дочери, усердно нюхавшей ветку сирени.
Кажется.
Однако я пойду вдруг приедут, а я не встречу, нехорошо да и тебе бы не мешало встретить
Зачем? Я останусь здесь, папаша.
Ну, ну, сделал уступку тот, хотя внутренне и возмущаясь противоречием дочери. Самовар чтоб был готов
Вы домой идете, скажите мамаше! повернулась та и медленными шагами направилась к беседке.
Алеев посмотрел вслед дочери, нахмурив брови, и быстро зашагал к калитке, выходившей из сада на двор.
У калитки уже стояли Аршиновы, Афанасий Иванович с сыном Иваном, и разговаривали с хозяйкой, просившей жестами пожаловать гостей в сад.
A-а, гости дорогие! бросился Алеев к ним, снимая на ходу картуз и раскланиваясь. Милости просим сюда, на вольный воздух
Аршиновы вошли в сад и поздоровались с Алеевым.
Жена, самовар! крикнул хозяин, держа в обеих руках протянутую стариком Аршиновым руку. Очень, очень обязан вашим посещением, Афанасий Иваныч, душевно рад!
Спасибо за ласку! проговорил Аршинов, держа на отлет шляпу. А ну-ка, показывай свои владения
Гости, в сопровождении хозяина, пошли по дорожкам. Иван, прилизанный и припомаженный, шел сзади стариков и рассеянно посматривал на затейливо разбитые клумбы и круглые, как шапки, кусты сирени и жасмина.
Ему было не по себе, майский воздух, запах сирени тянули его за город, туда, в Марьину Рощу, где в одном из домиков жила черноокая цыганка Паша, с которой он свел дружбу в период кутежей и загулов. Маленькая, сухопарая, увертливая, как змея, смуглянка рисовалась его воображению и манила к себе в маленький садик с разросшимися кустами бузины, в этот укромный и далекий от родительских взоров приют, в котором он проводил дни и ночи, прожигая и жизнь, и отцовские деньги. Зачем он сюда приехал? И что он тут будет делать? Говорить с купеческою дочкой, в которую влюбился его брат? И приятного мало, да и говорить не о чем.
Иван посмотрел со злостью на жирную отцовскую шею, красными складками спускавшуюся за воротник манишки, и вздохнул.
«И на кой шут меня женят, спрашивается? чуть не вслух подумал он, шагая за стариками. Ну женюсь я, а потом? Все равно к Пашке уеду нонче же уеду, не могу тянет»
Иван незаметно свернул с дорожки и пошел по траве.
Иван! окликнул его Афанасий Иваныч.
Иван вздрогнул, пришел в себя и, испуганно смотря на родителя, бросился к беседке, к которой подходили старики. Из беседки вышла Липа и молча поклонилась Аршинову.
Моя дочь! представил Алеев Липу, победоносно улыбаясь. Прошу любить да жаловать!
Очень приятно-с! осклабился Афанасий Иванович, с видом знатока окидывая фигуру Липы быстрым взглядом. Нас полюбите, барышня а это мой сын Иван рекомендую.
Липа поклонилась Ивану и попросила гостей в беседку.
Она была бледна, но спокойна. Взглянув мельком на Ивана, растерянно следившего за всеми движениями отца и старавшегося подражать ему, она улыбнулась презрительно и села за стол.
Явилась и Анна Ивановна, запыхавшаяся от суеты, а следом за ней и самовар, принесенный курчавым кучером с серьгой в ухе.
Разговор, как это часто бывает с лицами, мало знакомыми друг с другом, вначале не клеился. Липа молча разливала чай, Анна Ивановна подвигала гостям варенья и пастилы, а Алеев не сводил глаз с Аршинова, предупреждая малейшее его желание. На выручку подоспел Александр. Разговор мало-помалу сделался общим. Говорили все, кроме Ивана, отвечавшего односложным «да» и «нет».
Он смотрел исподлобья на Липу и мысленно сравнивал ее со своею мучительницей, смуглянкой Пашей.
«Куда ей далеко до Пашки!» решил он, залпом выпивая остывший стакан чаю.
Александр спросил у старика Аршинова про Сергея.
На фабрику послал, ответил тот и тотчас же обратился к Липе с вопросом: Чай, надоел он вам своими глупостями?
Какими глупостями? вспыхнула та.
Так, вообще недалек он у меня, все книжками бредит
Вы находите, что это худо?
Пустые люди только, барышня, этими глупостями занимаются
Книжка далеко не глупость! резко проговорила Липа. Говорить так о книжках могут только люди ограниченные.
Алеев откинулся на спинку стула, Анна Ивановна помертвела.
Вот как-с! с удивлением пробормотал Аршинов. Не знал-с я этого, извините-с.
«Ах, шут возьми, подумал он, чувствуя, как у него вдруг вспотела лысина, девчонка-то тоже, видно, ученая».
Извинять мне вас не в чем Прежде чем судить
Липа! возвысил голос отец, сверкнув глазами и вместе с тем сладко улыбаясь. Ты бы лучше, заместо разговоров, прошлась бы с Иваном Афанасьичем и сад ему показала.
Липа молча встала и вопросительно посмотрела на Ивана.
Иван весь съежился, словно собирался чихнуть, и торопливо поднялся со стула.
Иван и Липа вышли из беседки. Александр поднялся было тоже, чтобы следовать за молодыми людьми, но тотчас же и сел под молниеносным взглядом отца.
Старик Алеев, рассыпаясь в извинениях за выходку дочери, налил рюмки.
Это ничего, Спиридоныч, ухмыльнувшись в бороду, остановил рассыпавшегося хозяина Аршинов, молода, жизни не видала попадет в руки к настоящему мужу, весь дух выветрит.
Да уж это конечно, муж первое дело Прошу покорнейше осчастливить.
Старики чокнулись.
Иван и Липа между тем молча шли по дорожке. Иван шел несколько сзади Липы и, посматривая на пышную косу девушки, покашливал слегка, не зная, с чего начать разговор.
Я слышала, прервала молчание Липа, у вас очень большой сад?
Да-с, большой, даже весьма большой, пруд есть, караси-с
Как жаль, что у нас нет пруда!
Вы, значит, любите карасей?
Нет, я люблю воду.
Для купанья это действительно приятно. У нас теплица тоже есть, для цветов. Вы любите цветы?
Очень.
У нас их пропасть. Папаша любит, чтоб в саду дух хороший был.
То есть запах?
Да-с. Мамаша тоже любит это
Я слышала от Сергея Афанасьича, что ваша мать превосходная женщина.
Ничего-с, родительница хорошая.
Сергей Афанасьич просто молится на нее.
Врет все.
Как врет?
Разумеется, врет. Мамаша не икона, чтоб на нее молиться, а во-вторых, он и в церковь-то редко ходит. Какой уж он молельщик!
Липа закусила губу, чтоб не расхохотаться.
Вы меня не так поняли, Иван Афанасьич. Я хотела сказать, что ваш брат обожает вашу матушку.
Наша обязанность такая, чтоб любить и уважать родителей.
Не хотите ли присесть? предложила Липа, садясь на лавочку.
Благодарю вас. Можно. Сергей вам, кажется, часто надоедал своими визитами?
Мы всегда ему были рады.
Значит, вы книжки тоже любите читать?
Люблю. А вы?
Когда мне читать, помилуйте Это человеку, который ничего не делает, можно этими пустяками заниматься.
Сергей Афанасьич читает же, и много читает, значит, находит же он для этого свободное время.
У него часть другая. Он у нас конторским делом занимается.
А у вас какая же часть? насмешливо посмотрела Липа на собеседника.
У меня торговая-с. Разве одно дело в голове? Не до книг-с. Газеты и то иной раз некогда прочитать, ей-ей! Вы не верите?
Не верю. Если б была охота, всегда нашли бы время.
Охоты особенной не чувствую. Не привык как-то, да и в школе еще книжки-то надоели; бывало, зубришь, зубришь, а тебе все кол да кол от учителя, а от родителя таска. Как возьмешь книжку, так школу и вспомнишь иногда, знаете, и прочтешь, если что интересное.
А театр вы любите?
Между прочим, отчего же цирк, по-моему, гораздо любопытнее А вы цыганское пенье любите?
Я никогда не слыхала, как поют цыгане.
Неужели? встрепенулся Иван. Ну, вот погодите, бог даст Иван закашлялся и тотчас же поправился. Услышите где-нибудь Помилуйте, как же это не слыхать цыган?
Как видите, не слыхала, улыбнулась Липа.
Душу всю отдать за пенье можно-с! заволновался Иван, ерзая по скамейке.
Вот как!
Да-с. Чувства у них, сердца много-с. Запоет иная цыганка солой романс, ошалеть можно.
Что же особенного в их пении?
Рассказать это трудно, Олимпиада Сергеевна, надо самому послушать. За сердце хватает и всю душу наизнанку выворачивает. Я знаю одну цыганку, то есть слыхал ее, голос бархат, контральта, можно сказать, у ней такая, что другой во всей Европе не найдешь, запоет она «зацелуй меня до смерти», так сам чувствуешь, как умираешь, заслушаешься, все на свете позабудешь, просто в тунбу какую-то обращаешься! Бей тебя в это время, режь на все плевать!
Однако вы отчаянный цыганоман, насмешливо улыбнулась Липа.
Люблю-с.
И часто вы слушаете их пение?
Редко-с, вздохнул искренно Иван, папаша у меня на этот счет строг, воли не дает, вот, бог даст, женюсь, так посвободней будет.
Липа встала.
А Сергей Афанасьич любит цыганское пение?
Где ему, дураку, разве он может понимать цыган?
Разве? поддразнила Липочка.
Натура у него совсем другая-с. Чтоб понимать цыганское пение, нужно натуру широкую иметь, а у него никакой, по-моему, натуры нет. Болтать умеет, а натуры нет-с. Олимпиада Сергеевна, если вы желаете, я могу устроить
Что устроить?
Цыганский концерт-с попрошу папашу, он и пригласит хор. Когда прикажете?
Благодарю вас, у меня, должно быть, тоже никакой натуры нет: никакого желания нет их слушать.
Напрасно-с очень даже напрасно-с.
Липа повернулась к беседке.
А вон и молодежь наша идет! крикнул Аршинов. Иван, ну что, как их сад против нашего?
Меньше, папаша, но хорош-с.
Нравится тебе, а?
Очень, папаша.
Милости просим, барышня, к нам, наш сад посмотреть Хе-хе-хе!..
Липа поклонилась и села за стол.
У Аршинова от выпитой мадеры заиграли на лице розовые пятна. Он, видимо, находился в отличном расположении духа и подмигивал Алееву, покачивая головой на Липу и Ивана.
Александр грустно посмотрел на сестру и вышел из беседки.
Липа равнодушно помешивала ложкой чай и думала о Сергее.
«Что будет? Что будет?» мучительно задавала она себе вопрос и вздрогнула от хохота отцов, раскатом несшегося по саду.
Так, так, Спиридоныч, а? говорил Аршинов, вставая.
Да уж не перетакивать стать, Афанасий Иваныч, ответил тот.
Ну, давай поцелуемся!
Старики обнялись троекратно и стали прощаться.
Ну, барышня, прощай! ласково похлопывая по руке Липы, ухмылялся Аршинов. Востер у тебя язычок, ох востер, ну да бог с тобой: я добрый, не сочту за вину. Что ж в гости опять не зовешь, аль не любы, а?
Проси, Липа, толкнула в бок дочери Анна Ивановна.
Милости просим, очень рады вас видеть, проговорила та автоматично.
Рада будешь Ой, так ли, барышня?
Я всегда рада хорошим людям.
Умница. Дай я тебя поцелую за умное слово. Спиридоныч, дозволяешь?
За честь должна считать, что обращают на нее внимание, ответил тот, подпихивая окаменевшую Липу к Аршинову.
Липа зажмурила глаза. Ее обдал теплый винный запах, и затем она почувствовала, как к ее правой щеке прикоснулись влажные губы и жесткие усы.
Она отшатнулась, вышла из беседки и быстро пошла домой.
Липа! Липа! кричал ей отец. Постой!
Липа побежала, словно за ней гналась целая свора разъяренных собак. Задыхаясь, вбежала она в свою комнату и, бросившись в постель, зарыдала, как ребенок.
Продана продана, шептала она сквозь рыдания, все кончено все!
Бедная моя! Дорогая Липочка!..
Липа подняла голову. У постели, наклонясь над ней, стоял Александр и с состраданием смотрел на сестру.
VIII
Аршиновы в это время катили домой.
Иван, сидя боком в пролетке, глядел безучастно на вереницу встречных и пеших, и проезжих.
Липа, Алеевы и вообще вся процедура «смотрин» у него вылетела из головы тотчас же, как только они выехали из ворот алеевского дома.
В его голову гвоздем засела смуглянка, которую он не видал больше недели. Если б не отец, с которым ему поневоле пришлось возвращаться домой, он давным-давно уже катил бы в тихий приют возле Марьиной Рощи.
«Как только улягутся старики, так я сейчас и шаркну туда, решил он, радостно улыбаясь. Чай, соскучилось по мне фараоново племя. Эх, Пашка, Пашка! Вельзевул ты в юбке, проклятая!»
Иван так скрипнул при этом зубами, что задумавшийся Афанасий Иванович поднял голову и посмотрел на сына.
Ты что говоришь, Иван? спросил он.
Я-с? Ничего, папаша, я, кажется, молчал-с.
Ну, как тебе невеста? А? По сердцу, что ли?
Как вам, папаша, так и мне, уклонился тот от прямого ответа.
Не я жениться на ней стану, чай.
Как вам-с.
По мне девка добрая. Ветер в голове есть, ну да это не суть важное, поумнеет замужем, и семья ихняя вся мне по нраву.
Люди хорошие, папаша.
Значит, нравится?
Олимпиада Сергеевна-то?
Ну да.
Ничего-с, ежели вам она нравится, так и мне-с. Вы, папаша, человек опытный, много на своем веку людей перевидали, а я что же-с?
По-моему, лучше невесты и искать нечего, погладил свою бороду Афанасий Иванович. И приданое настоящее, я толковал с отцом, сто тысяч дает.
Только-то? Я больше предполагал.
Это за тебя-то больше? иронически проговорил Аршинов. А ты и за это скажи спасибо.
Я знаю это-с, поспешил тот, благодаря вам-с, конечно.
То-то, вот, благодаря нам-с! Вести себя не умеешь.
Я, кажется, папаша, стараюсь, съежился Иван, строя невинную рожу.
Стараешься ты с цыганками кутить. Я, брат, все знаю. И ежели гляжу на тебя сквозь пальцы, значит, ты должен понимать это и стараться остепениться.
Что же, я, папаша, готов; разумеется, иной раз от скуки и дозволишь, так ведь я в меру, папаша, другие и не то себе дозволяют.
Мне другие не указ. Женишься и аминь. Чтоб я больше о твоих глупостях и не слыхал никогда. Слышишь?
Слушаю, папаша. Известно, женатому человеку не подобает канителиться.
То-то, смотри у меня. Помни: холостой гуляет себе только повреждает, а женатый гуляет всю семью разрушает.
Будьте покойны, папаша Конечно, ежели Олимпиада Сергеевна меня будет любить.
Почему же она тебя любить не будет? Что ты, урод? Дурак круглый? Какого еще ей мужа надо?
Конечно, вы, папаша, умный человек и все далеко видите, а я, откровенно сказать, я насчет своего супружеского счастья не уверен-с неподходящий я ей.
Это ты своим умом дошел? рассмеялся Афанасий Иванович.
Своим-с вы полагаете, что я так уж ни о чем и судить не могу-с?
Ну, я тебя, Иван, утешу. Успокойся, брат, ума большого у тебя нету.
Значит, я прав, что такой муж, как я, ей не подходящ.
Кто ж ей подходящ, по-твоему?
Кто-с?.. замялся Иван. Вообще, ей, папаша, нужен человек ученый.
Вот как! Да она сама-то в каком ниверситете обучалась?
От книжек поумнела-с!
А кто тебе не велел самому от книжек поумнеть? иронизировал Аршинов. Нет, Иван, у кого ума нет, тому, брат, и книжки ума не прибавят. Чтоб умна она была, я этого вовсе не вижу. Просто девчонка нахваталась разной дичи и хвастает ею. Коли б умна была, так гостям глупостей не говорила, а она с первого же шагу со мной сцепилась. Молодость глупость, только и всего. Выйдет замуж другая станет Пойдут дети куда и книжки с завиральными идеями полетят. В девках горячится, в бабах смирится. Такой уж им предел свыше.