Побродив по коридору и вернувшись, Роман, осенённый ревнивой мыслью, неслышно вошёл в номер и застиг торопливый поцелуй.
Куда мы спешим, проклятые, не видя своей половинки? жарко шептала она. К какой-то другой, к чужой, к другому, чужому Неужели, нельзя воспротивиться силам, что нас разводят?!
Оченёв беззвучно ретировался в коридор. Но Людмила успела заметить его тень на стене.
Спрятавшись за колонну, он выждал пока Гюйс уйдёт и вернулся в номер.
Людмила ничего не стала скрывать. Она призналась, что между ними до ранения был скоротечный роман.
Но этот поцелуй прощальный! заключила Людмила в утешение.
Вполне можно было обойтись рукопожатием!
Не будь собственником. Так лучше, легче жить.
Ну и живите! А мне жить так надоело.
Почему?!
Я сыт этой жизнью по горло. Вокруг одно и то же, ложь, лицемерие, нигилизм
А зачем воюешь с застройщиками? Значит, во что-то веришь?
Он вздохнул. Как объяснить, что просто наступили на горло, дышать не дают. Когда у тебя прямо под носом тридцатиэтажный монстр, надо шевелиться, отстоять своё право на комфорт, добиться справедливости.
Но вы же всё равно не верите в такие идеи, товарищ капитан, это же очередная игрушка
Придётся поиграть, решительно взяла она его под руку, а то жить расхочется.
Вы всё равно не верите ни во что! Один секс на уме
Она влепила ему пощёчину.
Он стремительно вышел. Через минуту вернулся, взял её за плечи.
Извини
К жёнам и мужьям не ревнуют!
Настроение хоть увольняйся.
Уволишься вообще упадёт.
Ненавижу нуворишей, и помогаю разыскивать их убийц!
Отстань, и так тошно! отозвалась Людмила, но вырываться не стала.
Что ж мне делать?
Иди, проветрись.
Глава 6
Он без цели прогуливался вдоль реки, потом ноги сами привели его в дендропарк. Там на удивление легко дышалось среди редких пород хвойных деревьев. Вокруг чуть ли не дореволюционное здание, жёлто-красная листва на пожухлой траве, небо, не загороженное домами, настраивали на сладкий ностальгический лад. Словно вернулось время, когда люди жили, не заботясь о набивании сумы, не теснили друг друга с земли и не знали слово «конкуренция». Они просто работали, дружили, любили, воспитывали детей, а говорить о карьере было всё равно, что материться на советском телевидении. Оченёву страстно захотелось вернуться в ту эпоху, хотя бы в мечтах.
Но рядом уже рыли котлован под очередной фундамент многоэтажки. Наступление на свежий воздух, чистые помыслы и спокойную жизнь в Щупкино велось по всем фронтам.
Возле клумбы с кучей песка замаячила знакомая гигантская фигура. Он держал в руках чёрную шкурку какого-то животного, которая переливалась искрой или проседью на осеннем солнце.
В охотники подался? поинтересовался Роман, поздоровавшись.
Вот такие шубы носят миллиардеры и монархи, ответил Алексей. Чёрный соболь. Его здесь разводят.
Роман пригляделся. В руках тот держал мёртвого зверька. Гигант жестом позвал за собой.
Они двинулись по аллее, пересекли поле, огороженное жестяным забором. Приблизились к лесу. По дороге Попович рассказал, что директор зверосовхоза, где вывели уникального соболя, по-крупному проворовался. Провернул афёру, вывез куда-то самый ценный мех, продал племенной завод за копейки и разорил хозяйство на полмиллиарда рублей. Мошенника нашли и, учитывая, что тот вернул дырокол и прогнившие деревянные клетки, дали шесть лет условно.
Это Щупкинский суд, о котором я уже говорил, заключил гигант и бережно убрал в целлофановый пакет серебристую тушку соболя.
Они вступили на территорию хозяйства, по которому вдоль дороги тянулись два ряда клеток. Практически у всех были пустые миски. Зверьки тревожно сновали по клетке, прячась в маленькие домики, и снова высовывая мордочки.
Алексей продолжил грустный рассказ. Вот этого соболя он и пытается хоть как-то спасти. Кормов нет, пятнадцать тысяч братьев меньших уже умерли с голода. Он уже письма везде поотправлял: в администрацию, в общества защиты животных, даже Президенту. Восемьдесят лет выводили пушнину, за ней из-за границы очереди толстосумов стоят, а тут один вор всё развалил И хоть бы что!А этот вор из тех же «олигофренов».
Хотели бы их потрясти? спросил Роман.
Присоединяйтесь.
По закону я как бы не могу.
А по совести?
С вами.
Вы по конституции имеете право высказать свою позицию. Успокойтесь, я не зову вас мочить здешнюю мафию!
Оченёв задумался. Становиться демонстрантом, пополняя ряды роковых борцов, не прельщало. Этот молодой великан верил, судя по всему, в несокрушимую силу закона. При этом явно имел юридическую подготовку, деньги и гражданскую позицию. Но главное веру, терпение и желание бороться. Многие щупкинцы растеряли это с годами. Они сражались лишь когда их брали за горло и отбирали кровное. Дрались отчаянно, поодиночке, редко объединяясь. И всё кончалось одним власть добивалась своего. Вседозволенно, цинично, бандитски группируясь.
Роман понимал, что победить нынешнюю власть невозможно, её можно только уничтожить. Всю Систему на корню. Потому что Система нащупала методы, которые безотказно работали и помогали ей обогащаться. Она научилась любыми способами грабить. Главное забыть о чести и честности. Взывать к совести власти это разговаривать о любви с проституткой. На троне сидели хищники. Они изобретали воровские законы, покупали суды, полицию, делали, что хотели. Честные люди, попав в Систему, перемалывались и либо выбрасывались вон, либо продавались, забыв о человеческом достоинстве.
Роман понимал, что такой безоглядный грабёж, словно рак, съедал не только страну, но и души жителей. Ещё вчера мощная держава рушилась сегодня с помощью Системы. Системы, навязанной врагами, которым неугодна сильная Русь.
Но что мог сделать рядовой военврач, пусть даже из отдела РОСС? Более того, получалось, Роман сам помогал Системе! Он расследовал убийства, пытаясь поймать тех, кто сокращал поголовье этих нелюдей.
А вот последний в мире янтарный соболь, задумчиво произнёс Попович, вынул из кармана коробку с вкусно пахнущим жидким кормом, в котором плавали кусочки рыбы, и вылил его в миску.
Ярко-жёлтый зверёк жадно накинулся на еду, косясь благодарным, почти человечьим взглядом на людей.
Всех не накормишь, тихо проговорил Роман.
Смотреть во влажные глаза-бусинки этих голодных существ было нестерпимо. Просто огромный концлагерь, где и так готовят на убой, так ещё перед смертью морят. У многих соболей шкура слезала от голода, холода и болезней.
Попович, оглянувшись по сторонам, открыл клетку, вынул оттуда янтарного, взамен оставил мёртвого соболя и затворил дверцу. Зверёк понюхал его ладонь, доверчиво лизнул.
Мне всегда было жаль последнего из могикан, спокойно пояснил он. Ладно, пойду на акцию НКВД.
Я с тобой, Большой Змей! решительно сказал Оченёв.
Алексей исподлобья покосился на него, потом спрятал янтарного соболя в необъятную штормовку и широкими шагами направился обратно в город.
Активисты с транспарантами стояли на пикете против вырубки чащи возле Ярославки. На плакатах красовались надписи: «НЕТ СТРОЙ-БЕС-ПРЕДЕЛ!», «МЭРА ЩУПКИНО В СИБИРЬ ДОБЫВАТЬ СТРАНЕ ИМБИРЬ»
Когда они перебежали оживлённое шоссе между машинами, Оченёв увидел Садовскую, беседующую с пикетчиками. Она находилась в своей стихии. Общалась со всеми, улыбалась, по ходу что-то объясняя, кому-то в такт скандировала. Надоест разыскивать убийц уйдёт в политические лидеры. Водители невольно притормаживали, глядя на шикарную блондинку в мини-юбке. Вокруг пикета стали понемногу кучковаться прохожие.
Оченёв залюбовался Мариной. Звезда! Какая органикаНи дать ни взять голливудская дива в самодеятельном театре Булавиной. Его мысли плавно перетекли к женщинам РОСС. Он понимал, что между Гюйсом и Мамыкиной отношения ещё не закончились, так что Садовская не у дел. И как бы ему хорошо не было с Людмилой, уже не чувствовал себя счастливым с женщиной, разрывающейся между мужчинами. Марина, наверное, ощущала себя, как несостоявшаяся невеста на чужой свадьбе. Эта мысль изрядно подбодрила Оченёва, который находился в любовной эйфории, наступившей после разговления от долгого воздержания. И он с лёгкой циничностью решил переключиться на более молодую. Видимо, тормоза, удерживающие от измен, с годами отказывают, у холостяков троекратно. Теперь он, как кот на сметану, облизывался на Марину.
А она с кошачьей пластикой бродила между пикетчиков, фотографировала их, обещала тиснуть статью в «Московский комсомолец», вызвать столичное телевидение. Здесь ещё верили в СМИ. Кузькин и Булавина громко привлекали прохожих речами против администрации. Те приближались, подписывали петиции против многоэтажек.
Вскоре Попович предложил переместиться к центру Щупкино.
По дороге Садовская разговорилась с энкавэдэшниками о вчерашнем случае. Они, материалисты, не поверили в потустороннюю силу. Хотя, одобрительно промычали, мол, а вдруг что-то такое есть, и возмездие, наконец, настигло буржуев
А как вы объясните, что перед смертью им являлись рептилии с картин, которые висели в их собственном доме?
Мракобесие! припечатал Самарканд Генрихович, поправив платком свой впечатляющий нос.
Враньё, грязная игра, которую мы пока не раскусили, сказал Кузькин, пожав плечами.
Мне кажется, есть закономерность, неразгаданная нашей полицией, негромко продолжил Алексей. Столкнувшись с криминалом, пострадавшие, свидетели и следователи, прежде всего, обращают внимание на человеческий фактор. Не найдя виновных и не объяснив случившегося, они заходят в тупик и либо закрывают дело, либо вешают его на невиновного.
А как, по-вашему, товарищ, надо поступить? с иронией поинтересовалась Садовская.
Взгляните шире! Сначала на тех, кого мало замечают на детей и животных.
Ну, это редко происходит, разочарованно протянул Оченёв.
А потом? допытывалась Марина.
Если не они, то обратитесь на окружающие предметы и явления. Порой жертвы вынуждены защищать свою жизнь от различных звуков, художественных красок, даже от ружья, которое стреляет само.
Вот это мракобесие! хмыкнул Кузькин.
Ничуть, с досадой отмахнулся Попович. Если проследить всю цепочку, приведшую к убийству, несчастному случаю и прочим происшествиям, то найдётся материальное объяснение. Это не просто дьявольщина или измышление ума, а чёткое событие, которое логично вытекло из всего предыдущего поведения человека. Любые действия людей изменяют неживую природу, она как бы «оживает» и начинает отражать наши поступки, намерения и мысли.
Россовцы переглянулись: иногда дилетантам в голову приходят оригинальные идеи. Марина направила на Алексея такой долгий глубокий взгляд, что гигант на миг сбился. Он сглотнул слюну, ответив неожиданно нежным, чуть растерянным взором.
Кто-нибудь ещё так в Щупкино считает? в упор посмотрела на него Садовская.
Приятель вашего приятеля!
Оченёв откашлялся, потом кивнул:
Да, нечто подобное вещал Анатолий Голод. Он ходит ко мне в кружок НЛО.
Мальчики, познакомьте меня с ним! Я обожаю такие экземпляры.
Да запросто, легко согласился Роман. Он как раз ищет натурщицу для очередной своей рептилии, и многозначительно добавил:
Так что я назначаю вам свидание в мастерской модного художника!
А вы не боитесь, что я получу место в гареме его террариума? фыркнула она.
Где вы ещё найдёте султана, который бы так воспевал и прославлял своих анаконд?! серьёзно ответил он.
Они пришли на центральную площадь, где красовался памятник известному баснописцу и великому поэту. Бронзовые Пушкин и Крылов сидели спиной к городскому кинотеатру и глядели куда-то мимо фонтана, за которым притаилась, как ведьма перед глупыми клоунами, мэрия. Здесь Попович, сославшись на дела, попрощался и покинул пикетчиков. Напоследок Марина подарила ему тот взгляд, который, как путеводная нить, навсегда привязывал к ней мужчин.
НКВД сразу развил бурную деятельность. Вынули из сумок фартуки, детские совочки, венички, раскатали транспарант: «ПОМОЖЕМ НИЩЕЙ МЭРИИ ЩУПКИНО УБРАТЬ СВОЙ ГОРОД!» и принялись с серьёзным видом заметать небольшой пятачок между фонтаном и памятником.
Садовская хохотала и щёлкала фотоаппаратом всех желающих, которые проходили и останавливались возле активистов. Оченёв незаметно отвёл её в сторону и тихо проговорил:
А правильно ли мы делаем?
Садовская вопросительно посмотрела на него.
Расследуем убийства «олигофренов» и одновременно протестуем против них!
Это называется «внедрёнка»
Хорошая отмазка!
Пикетчики, чтоб согреться от пронизывающего осеннего ветра, начали глумиться и поносить родную власть, которая не может привести в порядок даже центральные улицы.
Потом появилась Алина Покусаева, корреспондентка из «МК»2.
Ей интересно всё: от женского топлеса до мужского комплекса, тихо сообщила Садовская Роману. Моя агентура, хотя, об этом даже не догадывается.
Рядом с Алиной крутился маленький, выделяющийся своими сутенёрскими усиками видеооператор.
Вскоре появился представитель мэрии. Серый чиновник без признаков индивидуальности. Из-под незаметной внешности легче дурить обывателей яркими обещаниями. Он с презрением следил за их действиями. Что делать, раз время от времени приходится бросать собакам кость! Самое интересное, что эти псы не понимают, насколько худа их жизнь. Если бы поняли, то давно бы устроили погромы, а так быдло быдлом. Впрочем, в этой стае всегда есть вздорная моська, которая поднимает визг, с которым надо считаться. Ишь, что-то учуяли и опять пытаются изменить свою собачью жизнь! Раньше таких отстреливали, теперь приходится с ними лаяться. Но даже бунтари до конца не понимают или боятся понимать, какую весёлую жизнь им выбрали те, кого они выбрали. Кто попадает на вершину даже с самыми лучшими намерениями, всё равно ломается в итоге. Честные здесь не задерживаются низы не оценят, верха не поймут. Система иезуитская, перемалывает все благие намерения: или воруй, как другие или возвращайся к тем, у кого воруют. Третьего не дано. А если уж остался во власти, то научись обрабатывать жертву так, чтоб она верила, что её тащат в рай, а не на плаху. При этом нельзя терять лица.
Что вы тут делаете? вкрадчиво поинтересовался чиновник.
Помогаем нашей доблестной мэрии очищать город от нежелательного мусора! радостно возвестила Булавина. Товарищи, к нам пожаловал сам товарищ Плановой!
Ваша акция санкционирована? поморщился серый чиновник.
Да, у нас официальный пикет.
Тогда вы обязаны проводить мероприятие молча. По закону на пикете нельзя произносить речей.
А здесь, что, концлагерь? поинтересовалась Садовская.
У тебя язык острый, а у меня жопа небритая! внезапно раздалось сзади и в транспарант врезался комок грязи.
Энкавэдэшники быстро обернулись. Позади, словно из-под земли снова возник десяток парней в кожанках.
Что ты сказал? побледнел Оченёв.
Он быстро оценил ситуацию. Драки не избежать. На пикете остались только пенсионеры да женщины. Кузькин куда-то пропал. Да и безликий чиновник благоразумно ретировался в мэрию. Роман единственный мужчина, лица терять нельзя.
Я сказал, чтоб ты заткнул пасть своей сучке и убирался, пока цел! с угрозой придвинулся чернявый, по виду предводитель.
Будет драка! подтолкнула Покусаева спрятавшегося за её спину видеооператора. Быстрее снимай, Эдик!
Тот мигом приспособил на её плече небольшую камеру и включил запись.
Извинитесь, молодой человек, вы не правы, тихо произнёс Роман, а сам быстро напряг и расслабил мышцы, разминаясь и будя в себе зверя перед схваткой.
Это ты у меня сейчас в ногах ползать станешь, толстый!
Парни медленно пошли на них, но через секунду ползал уже сам чернявый. Марина в стиле капоэйра совершила сальто и пяткой залепила в лоб так, что оскорбитель, сидя в мутной луже, долго пытался сообразить, как он тут оказался и какой сегодня день. Эдик лихорадочно снимал схватку, чуть ли не между ног своей корреспондентки, находя выгодные ракурсы.