После некоторой паузы в динамике раздалось радостное:
Деда? Ты? Как это? Чего без телеграммы-то? Сейчас, сейчас спускаюсь.
Денисов не ушёл. Ему захотелось посмотреть на внука старика. Внук оказался невысоким парнем с рябоватым лицом, от него отчётливо попахивало спиртным. Он, не поздоровавшись с Денисовым, бросился обниматься с дедом, который отстранил его и сказал с укоризной:
Ты, что здороваться с людьми разучился?
Кинув Денисову быстрое «Здравствуйте», парень, поглядывая на деда, взялся за чемоданы. Денисов отодвинул старика, взявшегося было за сумку и рюкзак, занёс их в лифт.
Спасибо тебе, сынок, старик задержался у дверей лифта, спасибо, дорогой, спасибо. Береги себя, поезжай с Богом.
Вид у него был растроганный, глаза слезились.
Резво проехав по пустынным проспектам и набережным, не «подцепив» ни одного пассажира, очень скоро Денисов оказался на Невском проспекте, но и здесь желающих воспользоваться его услугами не было. Доехав до Площади Восстания, он повернул на Лиговский проспект.
Пошёл мелкий и частый снег, быстро покрывая асфальт и машины. Денисов включил дворники и сбавил скорость. Появились голосующие. Объяснение этому было: автобусы ходили не часто, а мокнуть под мокрым снегом хотелось не всем.
Клиентов моментально разбирали коллеги по цеху. Наконец ему удалось первым подъехать к голосующему высокому мужчине. Он остановился и тут же узнал своего недавнего пассажира это был Усольцев. Рядом с ним стоял усатый, лысоватый, кругленький, невысокий и крепко сбитый мужчина, ярко выраженный кавказец.
Денисов прибрал громкость магнитофона и, приоткрыв правую дверь, крикнул:
Господа, карета подана.
Усольцев среагировал мгновенно. Заглянув в салон машины, он радостно воскликнул:
Ба, Игорь Николаевич! Я всегда считал, что наша деревенька хотя и вмещает около пяти миллионов жителей, однако в ней всегда есть шанс встретить знакомого и хорошего человека. Алик-джан, прыгай в лимузин, мы попали в надёжные дружеские руки.
Друг Усольцева, кряхтя, уселся на заднее сиденье, весело проговорив:
Салам алейкум, азизим.
Усаживаясь в кресло, Усольцев представил своего товарища:
Это Алик Зейналов мой друг, давно уже питерец, но тоска по солнечному Баку не покидает его, поэтому он иногда машинально переходит на родной язык. «Азизим», Игорь Николаевич, означает на азербайджанском «дорогой». А мы сегодня, что называется навеселе, так что извиняйте. Гульнули, в ресторане посидели, отпраздновали моё возвращение в родные пенаты. И отвезите нас, пожалуйста, в достославный район Купчино, на улицу названную именем редчайшего мерзавца Бела Куна. А что сегодня слушаем? Можно чуть прибавить звук?
Денисов прибавил громкость магнитофона.
Вау! второй альбом «Chicago»! По мне так самый лучший, а вещица называется «25 or 64 to 4», удовлетворённо потёр руки Усольцев. Как мы от этого диска балдели в своё время, а от этой песни особенно! Одна из моих любимых вещей. Боже мой, что ещё нужно для хорошего настроения в этот холодный питерский вечер? Отличная музыка и друзья с тобою рядом! Да, музыка нашей молодости, а какой «соляк» здесь выдаст гитарист! Какой «соляк»!
Он повернулся к Алику:
Ал, помнишь, мы первый раз слушали этот диск у твоей Сонечки дома, когда она ещё не была твоей женой?
Усольцев закрыл глаза, Алик расслабленно улыбался. Из динамиков шли стройные звуки духовых инструментов, создающие особый свойственный только этой группе тембровой колорит, вокалист вёл мелодию красивым высоким голосом.
Машин на проспекте было много, скорее всего это было связано с прибытием какого-то поезда на Московский вокзал. Денисов шёл впереди плотного потока, но перед очередным перекрёстком его обогнали резвые машины и неожиданно стали притормаживать. Пришлось и ему экстренно тормозить. Задние машины, моргая фарами раздражённо засигналили. Поток машин стал.
Что там? открыл глаза и приподнялся в кресле Усольцев.
Всматриваясь в стекло, обильно засыпаемое крупным, неожиданно сорвавшимся снегом, с которым «дворники» не справлялись, Денисов воскликнул:
Да там, настоящий бой идёт на асфальте! И, кажется, неравный, безо всяких правил.
Несколько шустрых водителей, ожесточённо сигналя, ухитрилась объехать потасовку, шедшую посредине проспекта: трое парней били ногами скрючившегося на асфальте парня. Он вертелся ужом, закрывая голову руками. Ещё трое не принимали участия в драке, они стояли в стороне у стены дома.
Вокруг этой свалки бегала, что-то крича, распатланная девушка. Она оттягивала в сторону то одного, то другого нападающего за руки, за одежду. Её бесцеремонно отшвыривали, но она бесстрашно, как птица, защищающая своих птенцов, кидалась на нападающих вновь и вновь. Она делала это до тех пор, пока один из нападавших, не обернулся к ней со звериным оскалом и не нанёс ей удар кулаком в лицо. Потеряв ориентацию, девушка закрыла лицо руками и, как слепая, пошла к трамвайным путям, споткнулась на рельсах и упала, попыталась подняться, но смогла только сесть на рельсы.
Ну, это уже полнейшее хамство бить женщин, да и пацана изувечат твари обезумевшие. Такое, господа, я не терплю, Усольцев открыл дверь и решительно двинулся к месту схватки.
Жора, не нужно, крикнул ему вслед Алик жалобно, но тут же и сам выскочил из машины с удивительной лёгкостью для своего грузного тела, на ходу натягивая перчатку на левую руку.
Усольцев не стал растаскивать и увещевать вошедших в раж драчунов. Сблизившись с ними, он коротким резким ударом в голову уложил на асфальт одного из них. Его товарищ увидел, что его напарник свалился, как куль на асфальт, и пошёл на Усольцева, но не успел ничего предпринять: двумя короткими и точными ударами, первым в голову, вторым под дых, Усольцев расправился и с ним. Третьего, Алик, с каким-то звериным рёвом, что-то дико крича по-азербайджански, ударил своей большой лысой головой в лицо. Закрыв окровавленное лицо руками, тот взвыл от боли, завертелся волчком на месте. Алик коленом двинул его в живот, а когда он согнулся, ребром ладони смачно нанёс ему удар по затылку.
Всё произошло так стремительно, что Денисов не успел сообразить, что ему делать, но, когда победа, казалось, уже была одержана, и Усольцев нагнулся, чтобы помочь подняться избитому парню, от группы стоящих у стены парней стремительно отделился долговязый тип в куртке с накинутым на голову капюшоном. В его руке блеснул нож, который он прятал в рукав куртки. Не раздумывая, дёрнув вверх рычаг ручного тормоза, Денисов выскочил из машины, сжимая в руке своё оружие, кусок трубы из нержавейки, один конец которой был обмотан изолентой.
Выскочил он во время. Усольцев не видел нового врага, а Алик в это время поднимал с рельсов девушку вместе с кондуктором остановившегося трамвая. Денисов на бегу изловчился и нанёс долговязому точный удар трубой сзади под колени. Закричав от боли, он рухнул на колени, звякнув, упал на канализационный люк нож. Алик обернулся, увидел неожиданное продолжение событий, метнулся назад и нанёс парню, который безуспешно пытался подняться, жестокий удар ногой в живот, после чего, зверски рыча, продолжил бить его ногами, Усольцев с Денисовым еле его оттащили. Вдвоём они помогли дойти избитому парню к краю тротуара, усадили его на выступ цоколя дома спиной к стене, Кондуктор привела туда и девушку. Усольцев оглядел лицо парня.
Скорую вызвать?
Парень мотнул головой.
Спасибо, не нужно.
В «травму» всё же обратись. Что твари хотели?
Парень удручённо махнул рукой.
Деньги, телефон.
Двое из тех, что стояли у стены, куда-то испарились, драчуны, пришедшие в себя, подняли на ноги товарища, получившего удар трубой от Денисова, матерясь и оглядываясь, двинулись через трамвайные пути на другую сторону проспекта
Объезжая машину Денисова, и сигналя, поток машин тронулся. Из открытых окон машин слышались одобрительные возгласы. Алик тронул побелевшего, нервно подрагивающегоУсольцева за руку:
Жорж, нужно отваливать. Разборки с милицией тебе совсем не нужны.
Усольцев, по всему, был в нервном трансе. Он с недоумением глянул на Алика, будто видит его в первый раз, согласно кивнул, но не сдвинулся с места.
Пойдём, пойдём, Жора, ласково потянул его Алик за руку, и Усольцев покорно пошёл за ним.
В машине все трое с наслаждением закурили. Некоторое время курили молча. Первым нарушил молчание Усольцев. Нервно рассмеявшись, воскликнул:
Нет, ну, что это такое, в самом деле: третий день в родном городе и уже второй раз попадаю в переделку? Неужели это правда, что в прошлой жизни я был древнерусским Робин Гудом, как мне одна гадалка доморощенная нагадала когда-то? Мне это уже чертовски надоело. Дежавю какое-то. Я начинаю подумывать о прекрасной тихой жизни на необитаемом острове.
Ты бы и там непременно попал бы на разборку с местными людоедами. Просто, Жорж, дерьма в городе стало на порядок больше, а канализация старая. Это уже не ленинградцы это так называемые петербуржцы нового разлива, сказал Алик. Хотя нам с тобой и в Ленинграде, с «гопотой» приходилось не раз пересекаться.
Усольцев повернулся к Денисову.
Браво, Игорь Николаевич, узнаю старую ленинградскую гвардию. Не стареют душой ветераны.
Алик, улыбаясь, хлопнул Денисова по плечу.
Кищи!
Кищи это мужчина по-азербайджански, перевёл Усольцев. Нет, в самом деле, что происходит в городе? Где-то прорвало канализацию?
Выползни ожили, Денисов опять закурил, Вылезли из убежищ, подвалов и нор. Время выползней, друзья, субпассионариев конца века.
Хороши субпассионарии! Это уже, пожалуй, дегенераты. А выползни, это у вас откуда? Игорь Николаевич это плагиат! Это моё словечко, из моей теории о выползнях, есть у меня такая. Откуда у вас это слово? Рассказывайте, рассказывайте, заинтересованно проговорил Усольцев.
Денисов вставил в магнитофон новую кассету, которую он купил сегодня, с одной из его любимых групп «Blind Faith» лидер группы композитор, певец и инструменталист Стив Винвуд пел свою «коронку»: «Sea of joy».
Алик восторженно воскликнул, с неожиданно проявившимся бакинским говором:
Вай! Мама мия! Ала, Жора, ты слышишь, да? Группа «Слепая вера»! Диск 1969 года и хит Винвуда «Море блаженства»!
Точно, Алик, Стив Винвуд зажигает, улыбнулся Денисов, слово, «выползни», Георгий, как характеристику нынешних отщепенцев, я недавно услышал от одной своей пассажирки. Один из таких мерзавцев убил её мужа. Забил старого человека за царапину на своей иномарке.
И скорей всего тварюгу отмазали простимулированные выползни в погонах, устало сказал Усольцев.
Отмазался, кивнул головой Денисов, а позже, соответственно, куда-то бесследно исчез. Это было нетрудно сделать. Наша гуманная Фемида оставила его на свободе, выдав ему подписку о невыезде. Когда наступает развал в обществе, когда старые правила вдруг перечёркиваются, а новых твёрдых установок ещё нет, тогда и появляются такого рода выползни. Обычные люди некоторое время ошарашены, шокированы и не могут по сердечному зову нарушить привычные старые нормы поведения, которые были усвоены ими течением жизни и существовавшими законами человеческого общежития, они продолжают жить ещё прежними устоями, мозг и сердца их не могут понять и принять происходящие негативные изменения. И оттого становятся беззащитными перед злом, ибо выползни откидывают совесть, которая в самом деле, становится для них химерой, и шагают по трупам без оглядки. Пожалуй, времена распада, развала, перестроек, жестоких реформ, переворотов, показательней всего сравнивать с временами гражданских войн. А такие войны не обязательно противостояние групп с оружием в руках, у неё могут быть разные формы. Она может иметь латентный характер, как у нас, например, сейчас, но и в такой стадии она наносит обществу не меньший урон, чем при вооружённых столкновениях. Я недавно миниатюру Ивана Ильина о гражданской войне. Уж ему-то, очевидцу тех кровавых событий, хочется верить, да и ярко он пишет. Если применить его строки к нашей действительности можно увидеть абсолютное сходство явлений. К примеру, он пишет, что в такие времена нравственные тормоза и общественные устои парализуются или вовсе отбрасываются, торжествует злая воля. Друзья, разве этого нет? Я приведу выдержки из его книги, а сравнивать и комментировать их буду в пользу своих выводов о тождестве времён гражданской войны и наших сегодняшних реалий, так рельефней выйдет. Ну, например, он пишет, что законы в такие времена молчат или непрестанно меняются. Сколько их поменялось за последние десять лет? Или следующее его заключение: «исчезает взаимное доверие, все стремятся принять иное обличье и скрыть свои истинные симпатии». Как тут не согласиться! И внимание: «уголовники проникают всюду, они стремятся к власти, бедность своего народа им ни о чём не говорит; разруху они даже не замечают». Ну, это просто в «десяточку»! Дальше он пишет, что разрушение национальной культуры уголовникам безразлично, поскольку они безродные карьеристы, которые привыкают купаться в крови и им всё равно, где добывать деньги. Ну, что ещё тут можно добавить?! И хотя сейчас люди не сидят в окопах, не бегут с рёвом в атаки, но злая воля, и всё ей сопутствующее, увы, торжествует. Идёт незримая гражданская и, конечно же, духовная война. При этом небольшая, но мобильная армия выползней, пришедшая к власти, всё время наступает, теснит и громит огромную, но деморализованную народную армию
Слушайте! Но эти мысли замечательно коррелируются с мыслями Фёдора Михайловича. Подобное состояние общества он описал в романе «Преступление и наказание»! Это же страшный сон Раскольникова на каторге! Про трихины, помните? воскликнул Усольцев.
Верно, дружище. Достоевский в художественном виде описал явление выползней-трихин лет за семьдесят до Ильина. Какое прозрение великого писателя! Я по прочтении книги Ильина тоже вспоминал эту главу из книги Фёдора Михайловича, продолжил Денисов. А Ильин заканчивает свою статью замечательным резюме. Он заканчивает словами о том, что процесс бесчестья часто начинается со случайного нечестного поступка, а закончиться может гигантским планом бесчестия всех людей. И такой план рассчитан на каждого бесчестного, на всех, кто утратил чувство достоинства и самоуважения, кто плюёт на святое и на свою добрую репутацию. Бесчестье, пишет он, желает победы, чтобы людей доброй чести одолеть, связать и обесчестить. Сказанное, мне кажется, вполне объясняет и природу выползней, и их становление.
Усольцев посмотрел на Денисова с удовольствием.
Лучше не скажешь. Здорово. Я Ильина не читал, к сожалению, но, конечно же, мне довелось читать книги разных авторов о хаосе, смутных временах в истории, они ведь случались в разные времена и в разных странах. И, кстати, теории хаоса находят своё практическое воплощение в современном мире. В Чили, например не так давно, это старый и безотказный принцип «разделяй и властвуй», принявший современные глобальные формы. И скажу вам ещё, дорогой Игорь Николаевич, что российский трихинозный выползень всегда брат и товарищ выползню колумбийскому, лаосскому, алжирскому или боснийскому он вечный мутант времён раздора. И это мутантирование медленно и успешно захватывает всё общество и весь мир. Хаос благодатная среда для рождения выползней. Знаете, за забором с колючей проволокой, где мне довелось побывать, понимают это, рассуждают об этом, полемики устраивают. Когда речь заходит о нынешнем состоянии страны, мнение дискутирующих осужденных граждан заключённых едино: в стране беспредел. И это говорят сидельцы не из книг знакомые со словом «беспредел». Хотя, надо сказать, что негласные и жёсткие законы тамошней неписанной «конституции» по большей части соблюдаются. И законы эти желательно не нарушать за их несоблюдение можно получить справедливое наказание, да и несправедливое тоже: среди «судей» и там встречаются корыстные люди. Я не идеализирую тюремное общество, но всё же своеобразный порядок там существует. В этой системе мало, что изменилось со времени написания графом Львом Толстым его романа «Воскресенье». Разве что к чахотке СПИД добавился, да по этапу пешими теперь не ходят, но всё та же теснота, параша, блатные, «смотрящие», «цветные», «мужики», гнусный рацион питания, «фраера», «опущенные», «зашквареные», «терпилы», да быстрый рост тарифов на послабление режима, и с учётом инфляции. Деньги решают многое. Первому русскому «правозащитнику», борцу с пенитенциарной царской системой графу Нехлюдову, денег совершенно бы сейчас не хватило на его «прогулки» к заключённым. Вспомните, как легко граф в книге разгуливал по баракам, беседовал в кругу политических, помогал страдальцам.