Элвинг почувствовала, как напрягся валангу под ней. Она погладила зверя, мысленно успокаивая. Пусть Клыкарь и говорил, что эти звери не слышат и не чувствуют, но он и до этого ей врал.
Зурри опустил уши и чуть слышно сказал:
Это лопнула душа. Все мы теперь прокляты.
Ашри посмотрела долгим печальным взглядом в мутную песчаную мглу. Где-то там, откуда раздался крик, тлели угли Башни Веры. И слова Зурри холодом пробежали по спине элвинг. Вдруг и правда это душа Уны?
О чём ты? элвинг старалась, чтоб голос звучал бодрее, но он предательски дрогнул. Не от страха, а от тоски, что разом поднялась с глубин её собственной души. Расскажи.
Я прочитал эту историю совсем недавно, словно оправдываясь, начал Зурри. Но всё равно могу что-то забыть или перепутать.
Не переживай об этом, Ашри положила руку на плечо бистёныша. Ты лучший из рассказчиков, которых я знаю.
Это была красивая книга легенд. Белая с серебряными уголками и ровными рядами слов, складывающих историю из букв, Зурри прижал ладошки к груди. Молчаливое волшебство. Я нашёл её на столе в доме Вэлла Сту. Все спали, а мне захотелось попить. Ну, я и заглянул одним глазком
И, закрыв глаза, Зурри начал рассказ. А так как он был хорош в этом деле, то каждый член отряда невольно попал под его магию, как муха в паутину. Даже суровый Белый Пёс навострил уши. И, пока валангу шагали к внешней стене Аббарра, всадники на них зачарованно слушали легенду, что рассказывал один очень смелый синий сирота.
Далеко-далеко, на самом краю мира, песок искрится серебром, потому что это не раскрошённые временем горы, а разбитые вдребезги звёзды несбывшихся желаний. Ни один зверь или бист, аллати или элвинг не может пройти по этому песку. Осколки мёртвых звёзд остры как стекло, а блеск их способен ослепить. Это место покорилось лишь тем, у кого больше нет желаний, а взгляд неизменно устремлён в прошлое. Там бродят огромные, как острова, живые города первых бистов. Ожившая история и память Мэйтару моолонги. Говорят, что это они заложили оазисы Мэй, просто сбросив однажды свои панцири, которые стали им малы. А сами, сделав новые из гор и великаньих руин, ушли далеко на восток, где белый песок Мэй перетекает в чёрный камень Дартау. Они помнят обо всём и знают о каждом. Ветер прилетает на их спину, чтобы рассказать о делах мира, а сам Орт направляет копья в тёмные уголки бродящих островков, чтобы выжечь густую, обретающую плоть, тьму. Вот только прорех и закоулков на панцире моолонга великое множество, и каждый раз, пока Орт спит, ночь оседает в них новыми мороками. И когда мороки достаточно окрепнут, чтобы свить себе тело из найденных в подворотнях памяти тёмных историй, они становятся птицами скорбными крикунами, чёрными плакальщиками. Вечно голодными, не ведающими иных чувств, кроме голода. Яд крикунов разъедает память моолонга, и в эти дыры вылетают души живых историй. И тогда крикуны хватают их и рвут на части, пожирая.
Умирая, потерянная, одинокая и истерзанная душа кричит из утробы птицы её голосом. И звук этот рассекает мир и забирает покой всех, кто его услышит. Никогда не забыть его, он будет вечно отпечатан в тебе. Ведь это само отчаянье.
Зурри замолчал. Тишина накрыла отряд, лишь когти валангу царапали камень. Так они и плыли через песок, пока, сотканная из пламени, шаати не замерла и не развеялась, смешав мерцающие искры с Вуалью Мэй. Тракт упёрся в запертые ворота: первые в чреде, что им предстояло пройти, прежде чем покинуть Аббарр. Ашри воспользовалась остановкой, пригубив флягу. Прохладная вода похоже, единственная радость, которая ждёт её в ближайшее время. Элвинг передала флягу Зурри, а сама подумала, что слишком много песка её раздражает не меньше проклятой вездесущей морской соли.
Ину отдал приказ, и ему ответили лязг цепей и скрежет металла. Ворота открывались и закрывались одни за другими, пока прохлада и уют каменных переходов вновь не сменились изнуряющим маревом Вуали.
Золотые Врата, ухнув, закрылись, выпуская путников во владения Мэй. Скоро камень под лапами чешуйчатых кошек обернулся песком, и тринадцать всадников оказались в огромном пустынном шаре, из которого не было выхода.
Третья история моолонга: Лёд сердца и свет звезды
Мастера́ Коноха справились на славу: белая кожа переплёта, серебро уголков, чёрный как ночь срез и символы шести оплотов на корешке. Такая обложка достойна самого Орму, осталось лишь наполнить её достойным содержанием.
Карш вывел ажурный вензель, с лёгкостью писца перенёс одну из коротких легенд Мэй на лист, отложил металлическое перо и подул на чернила.
Говорят, на той стороне, Отец, историй ещё больше, обратился к книге караванщик. Надеюсь, у твоего костра лучшие из сказителей.
Расспросы на Пыльных рядах, как и предупреждал Стурион, не дали результата. Всё, что он узнал, книжка Отца могла быть в груде хлама старьёвщика Сурьмы, а тот, даже после обильных возлияний в кабаке (за счёт караванщика), не смог вспомнить не только, откуда он её взял, но и где провёл вчерашний вечер.
Однако Южная Звезда всё не давала покоя. Взяв заказы, Карш пустил свой караван вглубь песков. Луна таяла и вновь прирастала, песок перетекал и нашёптывал истории былых времён, но все вопросы караванщика оставались без ответа. Мёртвый Имол молчал, таинственный Варме пожимал плечами, а чопорный Страж презрительно фыркал.
Товары наполняли тюки Карша, превращались в «драконов» и «зароки», гвары мяли барханы Время текло и вот однажды в трактире нижнего яруса Стража, в момент, когда очередная легенда чёрной вязью чернил легла на лист, за стол к караванщику подсел бист. Алые одежды из парчи и шёлка, тонкая золотая вышивка, цепь трёх металлов с золотым треугольником и рубином. Каршу хватило одного взгляда, чтобы узнать представителя Алого Дома Цави.
Велик лик Мэй, грозна её поступь, еле заметно кивнул незнакомец.
Руки его покоились в складках рукавов, и не было ясно: с ножом он пришёл или с дарами.
Полно её сердце огня и любви, Дхару учил сына не только как тюки вязать, но и как плести переговоров нить от вод Овару до Белых Песков. Что же заставило утопающих в облаках сойти на нижний ярус Борумы?
Скорбью полнятся наши сердца от вести, что тхарука покинул земли Мэй и направил свой караван в Дартау.
Слова были сухи и мертвы как пустыня. Выбеленная кость для пса, чтобы не забывал хозяина. Прелюдия для истинной цели визита.
Наши пути ещё не сплетала Мэй, но шёпот её песков достиг Алого Дома. Дело Ваэллу Дхару было унаследовано достойным тхарука, а коль так, то и доверие Алого Дома может быть даровано ему.
«Ваэллу» так обращались лишь на юге Мэйтару, лишь те, кто до сих пор считал Аббарр таким же Севером, как острова Архипелага, Силурию и Северные земли.
Незнакомец слегка склонил голову и посмотрел Каршу в глаза. Оценивающе, словно иголками пронизывая его мысли. Видимо, то, что он увидел, или, напротив, не увидел, устроило его.
Зал трактира опустел. Брошены были недопитые кружки и еда на тарелках, даже хозяин покинул место за прилавком и скрылся за деревянной дверью кухни. Остались лишь Карш, красный балахон и два наёмника у дверей, чьи лица были наполовину скрыты алыми масками.
Ум твой цепок, тхарука, а мои одежды не таят моей сути. Великая честь служить Дому Цави и носить алый Сигр как имя.
Карш отпил из чаши с вином, ожидая продолжения речи. «Сигр» на южном наречии пустыни значило «три», и это имя давали третьему поверенному в делах Дома, и меткой были три красные полосы на правой щеке. Борума пестрил разноцветными балахонами и изукрашенными лицами, и по ним легко было опознать, кому служит тхару. Три старших и вечно соперничающих дома: Алый дом Цави, Индиговый Зимр, Золотой Макхн, и приблудный Изумрудный Нарх. Все прочие же младшие дома Борумы, переплетающие цвета основателей, были скромны, как в своих богатствах, так и во влиянии на жизнь Стража и пустыни.
Добра тебе, Сигр из Алого Дома, пусть процветает он, дежурно бросил караванщик.
Складки мантии дрогнули, и Сигр извлёк из рукава сложенное письмо. Глаза его оставались расчётливы и холодны, как подобает тхару, имеющему власть и хозяина. Сверху он положил кольцо с печатью Алого Дома. Тонкие пальцы с длинными, покрытыми поталью когтями пододвинули конверт Каршу.
Это откроет перед твоим караваном врата. Белые каменные и золотые небесные, Сигр добавил сверху алый шёлковый кошель. А «драконы» придадут вес и серьёзность нашему предложению.
Что требуется от меня? спросил Карш, жалея, что вино в чаше закончилось.
То, что ты умеешь лучше всего, тхарука. Забрать товар и доставить в целости. Без лишних вопросов и промедлений.
Значит, мой отец занимался этим? Сигр изогнул бровь, и Карш пояснил: Не задавал лишних вопросов.
Ваэллу Дхару был славный тхарука, хозяин своего пути, гвара и слова.
Что ж, Карш отодвинул пустую чашу, взвесил на руке кошель, заглянул внутрь, обнаружив там две кварты драконов. Куда и когда?
В Ледяные шахты Ахран, Сигр, подумав, добавил привычное для «северян» название. Копи Энхар. До новой луны. Хватит двух гваров. По возвращении Дом Цави заплатит ещё столько же.
Это было хорошее предложение. И времени с избытком, и ноша не тяжёлая. Затрат и на одного «дракона» не наберётся. Слишком щедрое предложение. Такое, что не может не вызвать подозрений. Отказаться выставить себя дураком и потерять могущественного заказчика, согласиться и Что может быть в Ахране, кроме залежей морозного камня?
И в чём подвох? Карш прищурился, зная, что клюнул на приманку, а хуже того: Сигр это тоже знал.
Сигр растянул узкие тонкие губы в мёртвой улыбке и повёл плечами, словно сгоняя навязчивую муху.
Доверие к твоему дому залог постоянства. Ваэллу Дхару наследовал тебе, мы чтим его выбор. Мы ценим связи, сотканные годами и песком. И более прочего тишину слова и песка.
Карш кивнул, наживка была проглочена. Караванщик не сомневался, что в случае чего, ему хватит сил утянуть удильщика в омут.
* * *
На постоялом дворе Туманника младшего брата Стража, изъеденного старыми тоннелями и гварнями Карш чистил Пеструху. Мыслями он парил над дорогой к Энхар, ещё раз обдумывая, всё ли готово к пути.
Задержался ты на юге, караванщик, тяжёлая рука хлопнула Карша по плечу. Когда обратно, к белым стенам, отправишься?
Ваэллу Ыргых, дери тебя орхи! мужчины обнялись, похлопывая друг друга по спине. Однажды я сверну тебе нос.
Неужто на старика руку поднимешь? рассмеялся бист и прищурился.
Такую силу, как у тебя, да каждому!
Говорят, Алый Дом спустился с поднебесья и пьёт вино на первом ярусе?
Я становлюсь популярен, раз великие Дома находят меня в кабаках, а сам хозяин Драконьего Хвоста заглядывает ко мне в гварни!
Ыргых хитро глянул из-под косматых бровей. Взгляд его был цепок, ум проворен, а «драконов» он извлекал прямо из воздуха. Он торговал самым ценным знанием. Любого сорта и свежести от слухов и сплетен до содержания любовных записок и тайных указов наместников.
Так всё же? Чего прилип к Стражу? усмехнулся старик.
Вот сделаю крюк, чтобы доставить тюки из Стража, и поверну гваров на север, провёл щёткой по спине гвара Карш.
Слышал, на той стороне от Стража, по кромке Гиблых Песков до самых Энхарь, отродья ваймар промышляют. Возьми охрану покрепче.
Ваймар? Карш почесал подбородок. Беглые? Кто-то смог собрать и объединить их?
Птички напели, что кто-то из отречённых. Из тех, кто не должен был сбежать. Кромка вдоль Гиблых песков столь узка, что ваймар не упустят возможности напасть. Ведь ты не думал, что это будет лёгкий путь за две кварты «драконов»?
Ваэллу Ыргых, удивлённо воскликнул Карш. Как так вышло, что я вижу на вашем лице всего два глаза, а на спине своей и в кошеле чувствую сотню взглядов?
У тебя не хватит золота, чтобы вызнать этот секрет, рассмеялся старик. Но я не зубоскалить пришёл. Что бы ни сказал алый, двум гварам слишком просто сгинуть в песке. А коли тащишь с собой паренька, найми охрану, да не скупись.
Есть кто на примете? серьёзно спросил Карш, доверяя старому другу Отца.
Есть. В «Каменном столе» спроси Ашри.
Он из серых мечей?
Она, поправил Ыргыш и усмехнулся, увидев недовольное лицо Карша. Ашри сама по себе. Даром худющая девица, но с ней в паре тот, кто тебе нужен, чтобы ваймар твоих гваров за ляжки не покусали.
Женщина в песках хуже орхов, проворчал Карш, кривясь так, словно кислянку-моргу съел.
Женщина и есть песок, задумчиво ответил Ыргых, глядя сквозь время. Но эта, поверь, способна удивить.
* * *
Карш ожидал увидеть женщину. Ыргых его предупреждал. И караванщик ждал воительницу, опасную, злобную, может, даже со шрамами. А как иначе? Но вот эта не была похожа на наёмницу. Перед ним была девчонка-подросток, с ушами как у элвинга, но с цветом кожи фиолетовой глины, что добывают на Архипелаге, и горшки из которой так любит цветочница Критару. Волосы растрёпаны, на шее болтается свистулька, из оружия кинжал, которым она быстрее себе пальцы отрубит.
Перед девицей на столе стоял кувшин вина и дюжина тарелок, почти все пустые. Прожорливая особа приступила к пирогу, судя по запаху мясному. Если это и была трапеза на компанию (ведь кто же съест столько в одного?), то прочих её приятелей за столом не наблюдалось.
Карш озадаченно оглядел трактир. Нет. Больше никто кроме этой ушастой не мог быть Ашри. Пара рогатых бистов с сединой в бородах, аллати с порванным ухом и впавшей грудью, хозяин с бугристыми от мышц руками, покрытыми острыми узорами Все они ещё меньше походили на женщин.
Могу поклясться: это был не последний кусок пирога! жахнула кружкой по столу девчонка. Да так, что тарелки подскочили.
Что? Карш удивлённо глянул на элвинг.
Ты долго надо мной висеть будешь и в рот заглядывать? У Горыни ещё три куска оставалось.
Горыни? вздёрнул бровь Карш.
Хозяина, того вон, как гора, девчонка закатила глаза, словно разговаривала с недоумком, а после впилась зубами в пирог.
Я ищу Ашри, опешив от манер, а скорее от их отсутствия, сказал караванщик.
Ну и? продолжила жевать девица, время от времени облизывая пальцы, торчащие из нелепых полуперчаток какого-то совершенно девчачьего цвета розово-фиолетового.
И? повторил Карш.
Нашёл, допустим. Что дальше? девица уничтожила пирог и так пристально смотрела на Горыню, будто заклинала того взглядом принести ещё один.
Карш подумал, как отплатит Ыргыху за такую шуточку.
Возможно
Но девчонка не дала ему договорить:
Возможно лучшее, что ты можешь сейчас сделать, это дать мне поесть. В одиночестве. И, вытянув шею, девчонка замахала рукой, крича: Эй, Вэл Горыня! Можно мне ещё два куска твоего великолепнейшего пирога!
Карш не мог решить, чему он удивился больше: тому, что манеры у этой девицы всё же имеются, или что её тощее пузо способно вместить столько еды.
Держи, Птичка, Горыня поставил две тарелки.
Благодарю, но я не голоден, восприняв второй кусок как извинение за хамство, небрежно сказал Карш.
Не стоит благодарностей, это оба для меня.
Трактирщик усмехнулся караванщику и вернулся за прилавок.
Ашри же зыркнула лиловыми глазами так, что Карш напрягся. Зрачки крестами ему не доводилось ещё видеть. В ней весу-то полтюка шёлка, а гонора как у бешеного миронгу, подумал караванщик, разглядывая ушастую наглячку, которую орхи не унесли лишь оттого, что характер несносный, да брюхо набитое.
Девчонка жевала, не отрывая взгляда от Карша.
Ладно, всё равно аппетит испортил, ушастая упрятала остатки пирога в сумку и опрокинула залпом кружку лимры. Чего тебе надо?
Карш чувствовал себя полным болваном. Слова не хотели лезть изо рта, цеплялись за клыки, и лишь рот беззвучно открылся пару раз.