Сынок, скоро у тебя кто-нибудь появится! Или братик, или сестренка пыталась подготовить его Алевтина.
Не появится, а ты родишь его лукаво вещал он из-за занавески, сидя с деревянным пароходом, купленным отцом накануне. Саша надеялся, что это будет мальчик, с которым можно будет играть и ходить за грибами. А тут
Раз уж девчонка, то только Маринка у нас в улице ни одной Маринки нет! упрямо твердил он отцу и матери. На уговоры родителей дать другое имя сестре, Сашка категорически не соглашался!
Саша, столько имен! Ирина, Валентина, Софья, Надежда пытались они уговорить сына.
Только Марина! твердил Саша. Родители развели руками и зарегистрировали в Поселковом Совете дочку под именем Марина.
Кроватку с металлической сеткой для сестры Саши, Иван поставил у печки, там было теплее. Кровать родителей поставили рядом у окна. Между окон столик с телевизором и комод с зеркалом. Сашина же кровать теперь разместилась у шкафа, стоящего поперек комнаты. За этой условной перегородкой приютился столик у окна с тремя венскими стульями столовая. Вдоль стены стоял диван, на котором раньше спали Сашины няни (деревенские девчонки). Теперь сюда должна была приехать девочка пятнадцати лет, Оля. Няня для Марины жила в деревне Аксинино. По уговору с Иваном и Алевтиной, няни питались вместе с ними. Их одевали в течение года полностью, и устраивали работать на фабрику (всем работы не хватало, надо было дождаться этого желанного места). В совхоз, идти трудится на земле, деревенским девчонкам, уставшим от своих хозяйств, не очень хотелось. Платили там совсем мало, а порою, и паспорт хранился у председателя в шкафу. В некоторых деревнях их даже просто не выдавали при достижении шестнадцатилетнего возраста, исключительно одним парням, идущим на воинскую службу. Никуда не уедешь без документов, только, если повезет, попасть в доярки на ферму, где заработки были больше, но и они зависели от надоев. Другое дело, если поступить работать на фабрику или учиться на профессию в рабочем поселке. Тогда и паспорт в руках и свобода передвижения. Платили своим няням Иван с Алей и небольшие деньги. Такие условия считались в эти годы очень хорошими. Детям приглашали нянь только из знакомых семей. Вот так и зажили они, уже вчетвером.
Глава III. НЯНЮШКИ. ОСЕНЬ 1956 ДЕКАБРЬ 1959 ГОДА
Сын Саша рос дома и до школы ничем не болел. После неожиданной смерти Ванюшки в детский сад его не водили, да и мест там не было. Ребенка оставляли с няней. Алевтина от горя стала похожа на скелет и оправилась нескоро. Спасала от тяжелых дум работа.
Печка, одна на весь передний дом, стояла побеленной красавицей с чугунной плитой для приготовления пищи. Рано утром Иван её растапливал, а Алевтина готовила необходимую на этот день еду. Это были чугунки с первым блюдом и со вторым (кашей или картофелем). Чайник с водой ставился сразу на всю большую семью. Утром хлеб с маслом, вчерашняя каша и к восьми часам утра ждала фабрика на работу. Скотину они с Иваном решили не держать, только кур. Свое яичко всегда могло поддержать довольно скудный рацион взрослых и детей. Иногда, если удавалось купить, растили на мясо поросенка. Это хозяйство было заботой Ивана Михайловича. Тихо и незаметно все делалось вовремя и по срокам.
Когда Марина подросла до двух месяцев, больничный лист по уходу за ребенком закончился. Алевтина вышла работать на фабрику. Должность начальника планово-экономического отдела, на семейном совете, было решено «не терять».
В год рождения сестренки Саша пошел в первый класс начальной школы. К серому школьному костюму Аля подшивала белый воротничок. Застегнутый на все пуговицы голубоглазый курносый мальчик выглядел, как с картинки букваря. Но, пойдя в школу, началось то, от чего его уберегали в детском саду: ветрянка, скарлатина, грипп и прочие болезни. Марина составляла ему компанию по каждой из них. До года этот ассортимент заболеваний был весь опробован на детях Алевтины. Жалостливая няня Оленька порою ночью забирала у матери на руки плачущую девочку: «Идите-ка, поспите-ка, тетя Аля! Чай утром на работу бежать! Я днем с ней полежу».
Остальные взрослые домочадцы тоже все работали. Дома в рабочие дни оставалась только девочка-няня с Мариной. Еда, приготовленная Алевтиной утром, в печи до обеда была теплой. В обед на двадцать-тридцать минут Иван с женой прибегали домой пообедать и покормить детей. С Оленькой очень Але повезло. Она возила Марину в коляске к ней на работу покормить грудью утром до обеда, если Аля задерживалась, то еще и вечером.
Ремизову из планового позовите, просила она вахтера, качая голубую коляску. Алевтина бегом спускалась в каморку дежурной смены на фабричной проходной и кормила грудью дочку там. Оля не ленилась принарядить малышку, была доброй и добросовестной: «Моя Мариночка куколка! Где у Мариночки глазки? Где у Мариночки носик? А кто такую красивую шапочку нашей девочке связал? А кто Оле улыбается?!». Но не прошло и года, как появилось долгожданное место в ровничном цеху фабрики, и она ушла трудиться на производство.
На полгода из Бобруйска приехала посмотреть за детьми мама Алевтины. Вот, когда Алечка смогла полностью восстановиться после рождения дочери и даже слегка поправиться. По выходным она шила и перешивала своим ребятишкам вещи, так как в магазинах по-прежнему было пусто. В чугунках всегда была свежая сваренная пища.
Балуете Вы нас, Александра Ивановна! благодарил Иван после сытного обеда, уходя на фабрику. Колдуны, голубцы, а если не было мяса, то постные картофельные драники, блины или овощные блюда всегда, что-то приготовленное с любовью томилось в печи на плите. Дети странным образом не болели. Саша слушался беспрекословно, а Марина не плакала по ночам. Приезжал на месяц и отец, Георгий Семенович. Он помог вскопать перед зимой огород. В дождливые дни сидел под настольной лампой на диване и вязал из привезенной грубо спряденной женой овечьей шерсти носки и варежки. Георгий Семенович был большой мастер на это занятие. Вечерами читал вслух книжки с Сашей, комментируя на интересном белорусско-русском языке вместе с ним прочитанное произведение. Иван с Алевтиной, наблюдая эту картину счастливо улыбались.
Затем родителей сменила на месяц двоюродная сестра Алевтины, а эту уже и другая двоюродная. Времена менялись. Открылось профессиональное училище. Девочки с семью классами могли поступать учиться на разные профессии. Няню Марине найти не получалось. Сначала пробовала с ней посидеть баба Лена из рабочей казармы. На третий день не пришла, прислала мальчишку сказать: «Заболела». Оставили с соседской Танюшкой десяти лет и Сашей. Были каникулы в школе. Алевтина чуть не поседела за этот рабочий день. Так бежала в обед, что думала сердце выскочит. Правый бок колол потом до вечера. На другой день баба Лена пришла, но ходить к Ремизовым было ей далековато, и она через неделю сказала:
Ко мне в казарму водите! Догляжу!
Казарма из красного добротного кирпича находилась в двух километрах от дома Ремизовых. Комната, в которой жила баба Лена со своей старшей сестрой Марфой была довольно большой, с огромным окном из мелких квадратов и высоким потолком. Детей своих сестры никогда не имели, но часто присматривали за соседскими ребятишками из казармы. В казарме было два этажа. На первом находилась кухня с большой чугунной плитой. Вокруг нее по стенам стояли деревянные столики жильцов с полками на стенах, прикрытыми ситцевыми занавесками. Работа на фабрике шла в три смены. Поэтому в кухне всегда кто-то находился. Раковина с большим краном стояла в углу. Холодная вода подавалась по водопроводу. Это здание, как и больницу со школой, в мещанской слободе Стариково еще построили до Октябрьской революции 1917 года купцы Залогиновы. Казарма долгие годы служила домом для семей рабочих. Когда Иван с Алей привезли утром туда Марину, то их встретила сестра бабы Лены Марфа.
Оставляйте, Ленка на кухне, сказала она и, поманив к себе пальцем ребенка, достала из кармана халата конфетку помадку без бумажки и дала девочке: «нАкось!»
Иван с Алевтиной зашли на кухню предупредить бабу Лену. Она варила на плите еду. Вокруг стояло еще пять-шесть женщин. Они в ярком гуле готовили пищу, кипятили воду, стирали. Было несколько детей, которые играли прямо на каменном полу.
Как хочешь, Ваня, завтра я ее сюда не приведу. А, если на кухню убежит? Там очень опасно! Ведь ни Марфа, ни Лена не догонят! Мариночка у нас такая шустрая!
Придя на работу, Иван сразу с утра пошел в кабинет к директору. В «стране рабочих и крестьян» инженер не был человеком второго сорта, но ему было положено все по остаточному признаку: ордена, квартиры, путевки на отдых, детские сады для детей. Из кабинета директора Иван Михайлович вышел с запиской: «Ребенка Ремизовых принять в детское учреждение сверх установленной нормы». Так Марина в возрасте около трех лет оказалась в фабричном детском садике.
Глава IV. РАБОТА И НОВЫЙ ДОМ. ЛЕТО ОСЕНЬ 1960 ГОДА
Сестра Ивана, Екатерина Михайловна, жила рядом в соседней комнате. Семьи она не создала. Все свое время Катя проводила в техникуме, который она и организовала при фабрике. Алевтина два раза в неделю читала там лекции по экономике. Она, может быть, и не стала бы этого делать (на работе задерживалась, дети, огород), но для вступления в члены партии (КПСС) нужны были рекомендации. Иван с Катей партийные, но они же родственники
Основной причиной было то, что сдавать свои отчеты по планированию деятельности фабрики Але необходимо было в Москве. А это не только раз в месяц съездить туда! Были квартальные отчеты, пятилетнее планирование и выполнение указаний съезда партии. За все расчеты отвечала она Алевтина. Когда она ехала туда с директором, то он за нее, беспартийную, ручался внизу у милиционеров, охранявших министерство. Он-то, конечно, был партийным! А когда Аля ехала в министерство одна, то посылали с ней кого-нибудь партийного из заводского Парткома, чтобы поручился за нее в столице на входе в здание. Чаще всего это была Нюрочка Валяева. Она гордо говорила дежурному милиционеру на входе: «РучАюся за нее!» Потом пальцами с грязными ногтями макала ручку в чернильницу и медленно выводила свою фамилию. Затем Нюра усаживалась там же у охраны на лавку и по несколько часов ждала Алевтину сдающую отчеты. Когда ехали назад, то устраиваясь на директорское место впереди с водителем, частенько она выговаривала Але, что заждалась её. Нюра была известной «партийкой». Постоянно выступала на собраниях партийной ячейки и любила начинать (или закончить) свое выступление фразой: «КУды годится?! НикудЫ не годится!!!» Для руководства Алевтины, занимавшей должность начальника планово-экономического отдела, вопрос о вступлении её в члены КПСС «встал ребром» и неоднократно озвучивался на совещаниях.
Надо решаться, Аля! Вступай в партию, советовал Иван,
Конечно, партийная учеба и собрания, партийные поручения занимают много времени. Но, управимся!
Вопрос со вступлением в члены КПСС за год был решен. Легче не стало, но унижений с «поручительствами» за Алевтину в министерстве больше не было.
Вот так все Ремизовы и жили большой семьей под одной общей крышей отцовского дома, как говорится «в тесноте, да не в обиде», пока не отрезали в «хрущевские времена» приусадебные участки, проложив за ними новую улицу.
Новая сельскохозяйственная политика вступила в силу и фраза: «Все вокруг колхозное, все вокруг моё» появилась в обиходе людей. Она начала давать и свои плоды. Появились налоги на скот и на каждое посаженное дерево. Все меньше желающих было заниматься земледелием и держать домашних животных. Жители деревень потянулись в рабочие поселки и города. Возникла необходимость в новых небольших участках для приусадебного хозяйства. Земли у Ремизовых стало меньше, а огород все еще играл большую роль в обеспечении овощами семьи. Без своей картошки не мыслила жизнь ни одна семья в рабочем поселке Стариково. В магазинах продуктов всем не хватало. Тут и появилась мысль у Ивана с Алевтиной заиметь собственное жилье на небольшом, остатке своей бывшей усадьбы. Отнесли они заявление в сельский совет. Его рассмотрели и выделили небольшой надел размером чуть более восьми соток. Нормы того времени предполагали выделение участков не более пятнадцати соток по количеству членов семьи, а оставшаяся пашня от старого дома имела их почти шестнадцать. Этот остаток и разделили на два маленьких надела. Восемь соток для семьи Ивана и Алевтины было меньше, чем у других соседей, но просить изменить решение в Поселковом Совете Стариково Иван Михайлович категорически не захотел. Оставшиеся от участка еще одни восемь соток несколько лет стояли пустые, так как всем хотелось для домашнего хозяйства приусадебный участок земли не менее десяти соток.
Может, поищут-поищут желающих, да отдадут нам эти восемь соток на троих соседей? У одних четверо ребятишек и у других тоже четверо, мечтал Иван. Но желающие на небольшой участок земли через три года нашлись (и в дальнейшем, на долгие годы стали лучшими друзьями для нескольких поколений Ремизовых).
Для своего жилища Иван с Алевтиной выбрали новинку сборно-щитовой финский дом. Их только-только запустили в производство на домостроительном комбинате под городом Клином.
Покажите мне план дома, документацию на предоставляемые материалы, просил Иван в отделе реализации продукции комбината. Разглядывал все в деталях, просчитывал возможности приобретения. В цехах осматривал красивые межкомнатные двери с «ажурными» непрозрачными стеклами, проводил по ним руками. Маляр, производивший их окрашивание, гордо показывал новую линию производства. Доски, которые предполагались для покрытия пола были узенькие не шире паркетной доски. Плинтуса с красивым изгибом, деревянные и совсем без сучков. Они предполагались и на пол, и к потолку! Сам дом имел деревянные ставни, которые можно было закрыть в жаркую погоду, открыв при этом окна. Вот такие с планочками ставни, Иван Михайлович видел, когда шел по городам и селам Европы к Берлину, добивая фашистов.
Двери покроем белой краской, как во дворцах будут! Привезем готовые, только навесить! А пол накрасим вот такой коричневой краской, но уже после сборки дома на месте! Посмотрите, какая она красивая, масленая на олифе! А для дома краска темно-желтая, с темными коричневыми ставнями. Если хотите, то можно поменять на темную зеленую краску, которая будет меньше выгорать на солнце говорил мастер-сборщик, бодро передвигаясь по цеху, хотя нога у него и не сгибалась, так как была протезом. «Ранен был на войне, Матвеевич то этот», заметил Иван Михайлович.
Конечно, у нас нет водяного отопления и даже водопровода. Поставим на месте ванной комнаты русскую печь. Она займет место в центре дома и во всех комнатах будет тепло. Туалет, как и в старом доме, вынесем в сад, убеждал Иван Михайлович жену в вынужденных перепланировках проекта дома, приехав из Клина.
Забор сделаем из штакетника и покрасим зеленой краской! Красота! мечтал он.
Такой сборно-щитовой дом стоил очень дорого, с постройкой выходило две тысячи двести рублей «новыми» деньгами после денежной реформы 1961 года (всю сумму они оплачивали окончательно уже позднее, через год). Необходимую часть средств Иван и Алевтина заняли у родственников и друзей. Заказали дом. Машину Ивана, «Победу», продавать не стали, хотя задумывались над этим, да и её цена была такой же, как и этого нового жилья. Но машина была одним из самых любимых приобретений Ивана Михайловича и «Победу» оставили в гараже. Родители Алевтины сделали большой взнос на это жилье. Оказывается, они совсем не тратили тех денег, которые Аля посылала ежемесячно родителям, так как пенсии у них были мизерные. Когда она приехала навестить их в отпуск, то отец с матерью выполнили задуманное.