Маркозов выступил из Чикишляра с двумя ротами пехотного Кабардинского полка. После 12-дневного марша достиг озера Топиатан в сухом русле Узбоя, где захватил караван, шедший из Хивы на Атрек. Затем к нему подтянулся почти весь Красноводский отряд. После этого Маркозов повел солдат вверх по Узбою и затем на Кизыл-Арват. 25 октября русские добрались до крепости Кизыл-Арват, но выяснилось, что туркмены оттуда ушли. Далее отряд двигался от колодца к колодцу, ожидая столкновения с противником, но туркмены всегда уходили, не принимая боя. Это выматывало людей и физически, и психологически.
После Кизыл-Арвата Маркозов направился на юго-восток, но и здесь все кишлаки пустовали. Отряд прошел кишлаки Кодж, Кизыл-Чешме, Бами и только в кишлаке Баурма обнаружил отряд текинцев, с которым имел перестрелку.
Одновременно пришло известие, что туркмены собираются напасть на ранее основанное нами Джамальское укрепление. Туда Маркозов выслал пять рот, во главе с полковником Клугеном, к колодцу Гяур и затем к Джамалу для «поднятия остальных войск». Когда Клуген подошел к Джамалу, тот уже осадили более двух тысяч туркмен и хивинских сарбазов. Клуген с ходу бросился в атаку и разбил противника. После чего снова направился на соединение с Маркозовым. Этот переход был очень тяжелым, так как пало много верблюдов.
Маркозов к этому времени дошел до колодца Декча, где начинался уже Хивинский оазис. Хивинский хан, по воле случая, как раз охотился в тех местах. Узнав о приближении русских, Мухаммед Рахим перепугался и поскакал в Хиву, сея по дороге панику. Добравшись до столицы, он наскоро собрал ополчение и двинул его к Декче.
Тем временем, соединившись, отряды Маркозова и Клугена двинулись через предгорную равнину Кюрендага назад к Чикишляру, куда и прибыли 18 декабря 1872 года. Возвращение было также очень тяжелым. Верблюды обессилили так, что приходилось бросать грузы, а это вело к сокращению провианта. К тому же пошли дожди, и в размытой глине вязли и люди, и верблюды. К концу похода в отряде осталось чуть больше трети верблюдов, да и те едва переставляли ноги. Закончилась вода, и люди пили собственную мочу
К концу похода среди офицеров царило недовольство командиром. Многие сомневались, следовало ли ради мизерных успехов так выматывать людей, губить припасы и вьючных животных. Но сам Маркозов считал себя правым и любые советы, не слушая, отвергал.
Разумеется, хивинское ополчение уже не застало русских у колодца Декча. Обрадованный Мухаммед Рахим-хан хвастался, что это он прогнал неверных. Но, будучи неглупым человеком, он правильно расценил рекогносцировочный поход Красноводского отряда как преддверие большой войны и начал лихорадочно к ней готовиться.
Глава пятая
Одновременно с завоеванием среднеазиатских ханств Россия продолжила движение по направлению к Китайскому Туркестану, примыкавшему к нашему Заилийскому краю. Там тоже было не все спокойно кочевые калмыки Китайского Туркестана давно донимали набегами наших подданных казахов. Когда же дунгане (китайцы-мусульмане) подняли мятеж против китайцев и образовали собственный Кульджийский (или Илийский) султанат. Располагался новый султанат к северо-востоку от Кашгара вдоль границ владений Якуб-бека. При этом новая мусульманская территория в долине реки Или контролировала стратегически важные проходы в нашу Южную Сибирь.
Почувствовав силу, кульджийцы стали нападать как на нас, так и на китайцев, все более яростно. Не имея возможности справиться с мятежниками, китайцы обращались за помощью к нашим властям. Но до поры до времени у нас тоже не было сил наказать разбойных дунган. Однако произвол на границах недавно завоеванного края был недопустим и опасен. Чтобы замирить население приграничных китайских областей, в 1869 году военный губернатор Семиреченской области генерал-майор Герасим Колпаковский с отрядом из трех рот и трех казачьих сотен двинулся в западнокитайские владения. Около озера Сайрам-Нор, встретив огромные скопища таранчинцев (так в России именовали жителей Кульджи), он вступил с ними в бой и рассеял их, а затем взял с боем крепость Каптагай.
Но таранчинцы и калмыки вскоре снова начали скапливаться у речки Борахудзир, поэтому Колпаковский направился туда и, наголову разгромив кочевников, занял крепостицы Мазор и Хоргос. Впрочем, из-за недостатка сил Мазор вскоре пришлось оставить. После этого в Заилийском крае стало тихо, но, как оказалось, ненадолго. Набеги, разбой и грабежи Большой Орды в русской приграничной полосе продолжились.
Что касается Кульджийского султаната, то он тоже проводил враждебную политику по отношению к России. Шайки с его территории постоянно грабили казахов Большой Орды в русской приграничной полосе и скрывались от возмездия в султанате. Тамошний правитель султан Алахан на все запросы и требования Колпаковского прекратить беспредел отвечал отказом. Более того, узнав о прибытии нашего отряда на реке Уртен-Музарт, он заявил:
Если русские не уберутся, то я их просто вырежу!
Теряя терпение, Колпаковский чуть ли не ежемесячно запрашивал у Кауфмана разрешения на новый карательный поход, но тот отказывал, ссылаясь на нежелание Петербурга ввязываться в пограничные разборки с Китаем:
Кульджа мятежная провинция Поднебесной. Пусть китайцы сами принимают меры против наглого султана Алахана.
Понимая, что тучи над его головой сгущаются, Алахан обратился за помощью к правителю соседней Кашгарии Якуб-беку, предложив вместе выступить против России.
Этот безумец хочет моей смерти! заявил Якуб-бек, выслушав посланца султана. Я слишком хорошо знаю могущество русских, чтобы на них нападать. Пусть Алахан потягается с Ярым-падишахом, а мы посмотрим, что из этого выйдет!
Ярым-падишахом в Средней Азии именовали Кауфмана. Якуб-бек свою карьеру начинал в Бухаре и Коканде, поэтому был достаточно осведомлен о силе русского оружия и ввязываться в авантюру с ними не желал. Он мечтал захватить Кульджу.
Надо сказать, что занятие Кульджи имело бы для нас стратегическое значение. Дело в том, что в этом случае перекрывался горный проход, по которому некогда ринулись на Русь орды монгольских завоевателей. Поэтому этот проход расценивался Главным штабом как аналог ведущего в Индию Хайберского коридора. Однако это было не единственным достоинством долины Или. Геологи Кауфмана прекрасно знали о богатых залежах полезных ископаемых. Одновременно долина служила главной житницей огромного региона. Принятие решения ускорило сообщение лазутчиков, что Якуб-бек сам собирается захватить Кульджу. Если бы это ему удалось, на нашей границе появилось бы достаточно мощное мусульманское ханство с предприимчивым правителем, пользующимся расположением англичан. Последствия этого для нас могли быть печальными.
В апреле 1871 года, после консультаций с Петербургом, Кауфман дал разрешение Колпаковскому навести порядок в разбойничьих землях. Вскоре Кульджа получила ультиматум от Колпаковского, в котором тот требовал выдать грабителей и разбойников, скрывающихся в султанате, возместить российским подданным нанесенный ущерб, а также разрешить русским купцам торговать в Кульдже. Это был ультиматум.
Если же ваш султан откажется выполнить мои требования, то горько пожалеет! сказал Колпаковский передавая свое письмо посланцам.
Получив письмо, султан Алахан медлил с ответом. Понять его было можно. Пчелы не могут воевать против меда, и Алахан, сам первейший из разбойников, не мог отдать на расправу свое ближайшее окружение.
Между тем грабежи и беспорядки на границе только множились.
* * *
По истечении срока ультиматума, в начале мая 1871 года, к границе с Кульджой выступил небольшой рекогносцировочный отряд полковника Михаила Ждан-Пушкина. Полковник был из артиллеристов, участвовал в Крымской войне и боях на Кавказе. Практически все свои чины Ждан-Пушкин получил вне очереди за боевые отличия, поэтому опыта ему было не занимать.
На границе Ждан-Пушкин соединился с небольшим Тяньшанским отрядом подполковника Елинского. Объединенный отряд подошел к Кетменскому перевалу, где был встречен огнем засевших на высотах таранчинцев. Но остановить русских не получилось, и разбойники были быстро выбиты с перевала. Ночевать солдатам и казакам пришлось на высоте 9 тысяч футов. Ночью ударил мороз, началась метель, поэтому к утру часть лошадей и верблюдов замерзла.
На следующий день, посланные в дозор казаки обнаружили огромную толпу таранчинцев, поджидавших спуска нашего отряда с перевала. Не стремясь вступать в бой в столь неблагоприятных условиях, Ждан-Пушкин решил отойти назад в долину реки Чалкадысу. Разбойники начали было преследовать наших, но, нарвавшись на картечь, бежали, понеся большие потери.
Теперь они преследовали отходящий отряд Ждан-Пушкина, не приближаясь, пока не получили еще несколько тысяч подкрепления. После этого последовала новая атаку, которая также была отбита с большими потерями для нападавших.
На следующий день кульджийцам удалось окружить наших и с возвышенностей открыть огонь. Однако в ходе шестичасового упорного боя противник снова понес большие потери и откатился за Кетменский перевал. После этого наш отряд перешел границу и вернулся к месту своей постоянной дислокации. За время боев наши потери составили трое убиты и восемь раненых.
Поняв, что надо действовать серьезно, Колпаковский начал формировать для похода на Кульджу более мощный отряд. Чтобы отвлечь противника от главного пути наступления, полковник Михайловский с двумя ротами пехоты, четырьмя орудиями и полусотней казаков, а также группой джигитов выдвинулся к таранчинскому кишлаку Кетмень. Навстречу им выступили кульджийцы, но после атаки казаков быстро разбежались по местным оврагам, откуда вели беспорядочный и неточный огонь.
Постепенно выбивая местных из оврагов, казаки и пехота к вечеру подошли к Кетменю. На следующий день, выбив противника с выгодных позиций, Михайловский занял кишлак, обратив кульджийцев в бегство. Казаки преследовали беглецов еще десять верст. Но на этом сражение за Кетмень не закончилось.
Воспользовавшись тем, что ночь на 31 мая была темной, а русские, устав от боя должны были спать, более трех тысяч кульджийцев подкрались вплотную к нашему лагерю и на рассвете бросились на него со всех сторон. Однако застать нас врасплох не получилось. Как оказалось, дозоры вовремя заметили крадущегося противника, поэтому отряд уже ждал нападения во всеоружии казаки на лошадях, а пехота с заряженными ружьями.
Подпустив атакующих вплотную, пехота начала расстреливать их точными залпами. Одновременно начала бить в упор картечью и артиллерия.
Очевидцы позднее вспоминали, что кульджийцев в присутствии самого султана и главных военачальников показали в том бою небывалую отвагу и, невзирая на страшные потери, бросались в рукопашный бой.
Однако и самому большом мужеству бывает предел. После четырехчасового противостояния нападавшие были опрокинуты и обращены в бегство. Беспорядочно бегущего противника преследовали казаки, рубя на скаку отставших.
Войско султана потерпело сокрушительное поражение, а потери были просто катастрофически. Более того, отныне местные уверовали в непобедимость казаков и более уже не только никогда не нападали на казаков, но всегда бежали от них при их появлении.
* * *
Вскоре после битвы за Кетмень главный отряд генерала Колпаковского двинулся к реке Хоргос, за которой, по донесениям лазутчиков, султан Алахан собирал новое войско. Состав отряда Колпаковского был весьма впечатляющ: почти семь рот пехоты, пять казачьих сотен (четыре Сибирского войска и одна Семиреченского), а также несколько сотен верных казахов. Артиллерия отряда насчитывала десять орудий.
Когда наш авангард перешел Хоргос, кульджийцы, увидев казаков, начали отходить к лагерю. Казаки преследовали противника, выбивая его со всех позиций, пока не обратили в полное бегство.
А дальше произошло вообще нечто невероятное. Преследуя отходивший авангард противника, казаки на кураже ворвались в главный лагерь противника у кишлака Алимту. Это вызвало невероятную панику. После этого начался совершенный разгром войска султана.
Более четырех тысяч таранчинцев в ужасе бежали во все стороны. При этом в результате боя потери казаков составили пять раненых, двое из которых остались в строю. Захватив брошенный лагерь султана Алихана у кишлака Алимту, Колпаковский двинулся к крепости Чинга-ходзи. Быстрому продвижению мешали изрезанные арыками поля. Когда же наши все-таки подошли к крепости, казаки быстро разогнали подступившую было кульджийскую конницу и остановились в садах на ночевку.
Утром наша пехота атаковала пятитысячное войско кульджийцев, снова обратив его в бегство. Преследуя бегущих, наши солдаты ворвались в крепость и захватили ее без боя.
То же самое произошло и со следующей крепостью Суйдун. Увидев страшных казаков, крепость сразу же сдалась на милость победителей.
После этого сибирские казаки настигли часть войск султана в долине реки Или у кишлака Баяндай. Но реального боя не получилось кульджийцы, побросав сабли и пики, просто разбежались.
Спрятавшись в Кульдже, султан Алихан наконец-то понял, что проиграл.
20 июня Колпаковский получил его письмо с просьбой остановить наступление и начать переговоры.
Я начну переговоры только тогда, когда мне выдадут всех преступников, грабивших российских казахов! ответил Колпаковский переговорщикам.
21 июня Колпаковский двинулся уже прямиком на Кульджу. В пути он встретил посольство султана во главе с его старшим сыном. Тот выдал генералу одного из главных разбойников некоего Тазабека. Следом к Колпаковскому прибыл и сам султан Алихан в окружении главных чиновников.
Я отдаюсь в руки русского царя и прошу пощадить мой народ! встал он на колени.
Выслушав разбойного султана, Колпаковский покачал головой:
Я гарантирую вам и вашим подданным безопасность и неприкосновенность. Но я жду от вас возмещения материального и морального ущерба как от главного виновника сегодняшней войны!
22 июня Колпаковский вступил в Кульджу. Там он конфисковал казну султана и разоружил его армию. С разбойничьим гнездом в Кульдже было отныне покончено. На южных границах Семиречья установился покой, а сама Кульджа временно вошла в состав нашей Заилийской области.
Вскоре китайскому императору сообщили, что российские войска очистили долину реки Или от мятежников и будут удерживать ее до тех пор, пока он или кто-то другой не сможет защитить регион от посягательств властителя Кашгарии. Но императора это не убедило, и он потребовал немедленного восстановления своей власти в Кульдже. Петербург на это идти отказался. В отношениях между двумя державами возникла определенная напряженность. Впрочем, вскоре все успокоилось. Не тревожась больше о возможной конфронтации с Пекином, Кауфман возобновил переговоры с Якуб-беком по вопросам признания Кашгарии в ее тогдашних границах и развития взаимной торговли.