Филипп Боксо
Молчание мертвых. Как не дать им унести свои тайны в могилу
Philippe Boxho
Entretien avec un cadavre: Un médecin légiste fait parler les morts
© Сибуль А.А., перевод на русский язык, 2023
© Гусарев К.С., художественное оформление, 2024
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024
* * *
Введение
Судмедэкспертом случайно не становятся: это не самая обычная профессия. И если бы мне в детстве сказали, что буду работать в этой сфере, я бы очень удивился. Некоторое время я никак не решался сделать выбор между медициной и юриспруденцией и в конечном счете все же выбрал первую. Тем не менее с юриспруденцией я так и не расстался, поскольку сегодняшняя профессия изо дня в день сталкивает меня с людьми, работающими в судебных и правоохранительных органах.
По завершении обучения в университете, где мне довелось не только слушать интереснейшие лекции, но и нередко участвовать в студенческих пирушках (что было не менее увлекательно), я стал ассистентом на кафедре топографической анатомии, то есть специализировался на послойном рассечении тканей и оперативной хирургии. Я просто обожал анатомию, свидетельством чему являются отличные оценки на экзаменах. Вот поэтому меня и взяли на это место на кафедру топографической анатомии. Тогда ее возглавляла Натали Жозеф. Учившиеся у нее студенты до сих пор помнят ее профессионализм, неповторимый юмор, жизнелюбие и, главное, доброту.
Я проводил исследования в области топографической анатомии в связи с пересадкой фрагментов широчайшей мышцы спины для восстановления поврежденных участков тела. Эти исследования привели меня в Институт судебно-медицинской экспертизы, где находился аппарат, необходимый нам для рентгенографии мышц и их сосудов, в которые мы вводили специальное рентгеноконтрастное вещество для искусственного контрастирования сосудов и последующей оценки их состояния. Меня так заинтересовала деятельность этого учреждения, что захотелось принять участие во вскрытии. С этой целью я записался на стажировку, что было редкой удачей, так как в то время в судебной медицине стажеров практически не было. По окончании стажировки профессор Арман Андре предложил мне место ассистента, и я с удовольствием согласился, потому что уже понял: общая медицина явно не мое.
Эта профессия стала делом всей моей жизни, и мне хочется разделить с читателями свою любовь к ней еще и потому, что в ходе многочисленных разговоров в узком кругу я понял: широкую публику очень интересует эта, не будем спорить, немного странная работа. Странная уже потому, что врачи, обычные обязанности которых заключаются в лечении живых, занимаются трупами. Нормальны ли представители этой профессии? В американских сериалах их часто показывают как старых, уродливых, физически увечных людей, страдающих старческим слабоумием. Это клише, чудовищное клише. Оно настолько чудовищное, карикатурное до такой степени, что даже его разоблачение утрачивает всякий смысл. Похоже, иногда в глазах некоторых обывателей мы выглядим именно так. Но подобные представления сейчас меняются. В качестве доказательства изменений в стереотипе я могу привести то, что роль судмедэксперта в американском сериале «C.S.I.: Место преступления Майами» играет очень красивая Ханди Александер, а во французском сериале «Бальтазар» эту же роль исполнил очень столь же красивый Томер Сислей.
Прежде всего мне важно открыть читателям следы и улики все те элементы, которые позволяют в последний раз предоставить слово мертвым и услышать то, о чем они хотят рассказать нам. Иначе говоря, не дать им унести свои тайны в могилу. Именно такое желание и помогло мне выбрать название для первой книги «Разговор с трупом. О самых изощренных убийствах, замаскированных под несчастные случаи». В ней я познакомил читателей с реальными историями из практики судебной медицины. Это поразительные, уникальные и иногда невероятные истории. Например, об оживших покойниках или о мужчине, умершем еще до того, как ему в голову его собственная дочь разрядила огнестрельное оружие, об убийстве, замаскированном под суицид, и так далее.
Моя новая книга не является продолжением первой. Мне не хотелось делать ее похожей на предыдущую, поскольку судебная медицина не сводится к одним лишь курьезным историям, даже если их действительно много. Когда к судмедэкспертам с официальным запросом обращается судья, перед нами стоит цель определить, наступила ли смерть в результате действий другого лица и если да, то как именно.
К нам обращаются для того, чтобы узнать, вызвана ли смерть естественными причинами, или речь идет об убийстве.
Я написал новую книгу как раз для того, чтобы рассказать об этом подробнее. Так что, за исключением одной-единственной главы, я буду говорить об убийствах мнимых или настоящих.
Каждая история основана на реальных событиях. В судебной медицине возможно все: человек от природы настолько изобретателен, что нет никакой необходимости придумывать. Разумеется, я изменил имена жертв и преступников и придал историям литературную форму, чтобы они своим стилем не напоминали протоколы вскрытия трупов. Я рассказывал их в соответствии с тем, как воспринимал их сам. Если бы я был не судмедэкспертом, а следователем, то мое повествование явно бы отличалось. Так что читателям предстоит пережить события так, как их видел я. Большинство из них произошло не менее 20 лет назад.
Все вскрытия, как и обследования трупов, о которых вы прочитаете в этой книге, проводились с уважительным отношением к телам усопших.
Зал для вскрытий не является местом для скорби это место жизни, работы и общения судмедэкспертов с судьями, следователями и экспертами-криминалистами.
В ряде случаев мы знаем друг друга очень давно и говорим тогда о своих семьях, детях, коллегах и знакомых, иногда обмениваемся шутками и даже смеемся по разным поводам, но всегда при этом с уважением относимся к вскрываемому телу. По этим же соображениям из уважения к покойному мы всегда зашиваем тела, предварительно поместив в них органы, которые извлекали с целью анализа и изучения. Зашитое и восстановленное тело затем передается родственникам для того, чтобы они могли попрощаться с умершим надлежащим образом.
Как и в первой книге, повествование носит развлекательный и иногда даже юмористический характер. Из этого вовсе не следует, что я насмехаюсь над трупом или преступником это невозможно по определению. Дело в том, что такая манера соответствует моему мировосприятию, и я предпочитаю смеяться над смертью в ожидании того, что однажды она улыбнется мне.
Самоубийство, которого не было
В тот день мне позвонил дежурный судья.
Доктор, у меня для вас труп. По всей видимости, речь идет о самоубийстве с использованием огнестрельного оружия. Признаюсь вам, формально у меня нет необходимости направлять вас на место трагедии, и я бы этого не делал, но у меня есть некоторые сомнения.
Теперь осталась в далеком прошлом та эпоха, когда судья направлял судмедэксперта туда, где смерть имела насильственный или подозрительный характер, то есть во всех случаях, когда можно было заподозрить намеренное или ненамеренное воздействие внешнего фактора. В категорию таких смертей[1] попадают все самоубийства, потому что в любом случае присутствует воздействие внешнего фактора, обусловливающего смерть: веревка для повешенного, вода для утопленника, медицинские препараты для отравившегося и так далее. Судмедэксперт в таких случаях должен определить, насколько это возможно, произошли суицид, несчастный случай или убийство[2].
С этой целью судмедэксперт производит внешний осмотр трупа на месте происшествия, то есть осмотр без вскрытия. Он осматривает тело и описывает наличие повреждений, следов или каких-либо признаков, которые могли бы помочь установить истину и категорию смерти. Этот осмотр происходит на месте, так как, если мы заподозрим убийство, нужно начать расследование как можно быстрее, а столь важные для следствия элементы, как следы, отпечатки пальцев и так далее, могут быть обнаружены на месте до того, как картина преступления будет кем-то изменена.
С трупом мы всегда действуем по одной схеме. Все начинается с изучения тела в том виде и положении, в которых оно было обнаружено. Затем труп надо последовательно и медленно раздеть и быть готовым к тому, чтобы остановиться сразу же после выявления подозрительных повреждений. Так, например, если на шее присутствуют следы сдавления, не связанные с повешением, то осмотр прекращается. Об этом сообщают судье, а тот вызывает сотрудников криминалистической лаборатории научной полиции для фиксации следов, как в детективных сериалах. Более того, высаживается целый десант работников судебных и правоохранительных органов.
Мы всегда готовы к тому, что наша работа может существенно изменить весь дальнейший ход событий.
Если ничего подобного не обнаружено, то с тела снимается вся одежда[3] и начинается осмотр при хорошем освещении с использованием налобного спелеологического фонаря[4], позволяющего отчетливо видеть все телесные повреждения. Мы действуем индуктивно: сначала нужно найти все повреждения, какие только есть, описать их и только потом интерпретировать. Такой подход в корне отличается от дедуктивного, в соответствии с которым все началось бы с проверки наличия огнестрельной раны, потом странгуляционной борозды или любых других возможных повреждений, которые обычно связаны с тем или иным вариантом насильственной смерти, вместо того, чтобы выявить все повреждения, а затем ассоциировать их с конкретным вариантом развития событий.
Что касается самого вскрытия, то его проводят, только если остаются вопросы или если повреждения кажутся необычными или вызванными действиями другого человека.
Вскрытия проводятся теперь редко[5]. В Бельгии им подвергаются 0,2 % всех умерших, в то время как в среднем по Европе этот показатель варьируется от 1 до 2 %. Вот поэтому многие убийства так и остаются нераскрытыми. Однажды мой знакомый сотрудник министерства юстиции, пытаясь оправдать отказ своего министра помогать развитию судебной медицины, обронил следующую фразу: «Наши тюрьмы и так переполнены».
Вернемся к нашему трупу. Когда я приехал на нужную улицу, найти дом оказалось нетрудно: перед ним, как обычно, уже стояла полицейская машина. Это бедный район города, застроенный небольшими домами шахтеров. Угольные шахты, в течение многих лет дававшие работу людям, давно закрылись. Зато все еще стояли дома, построенные владельцами шахты по типовым проектам. Все строения шахтерского поселка похожи друг на друга. Славные времена добычи каменного угля, к счастью, канули в Лету. Эта экономическая деятельность изменила ландшафт, по-прежнему сохраняющий следы истории шахтерского прошлого: повсюду можно видеть небольшие искусственные холмы так называемые терриконы[6].
Перед домом собрались многочисленные соседи: в маленьких шахтерских поселках все знают друг друга. Также пришли и родственники. Они проявляют некоторое нетерпение, усугубленное непониманием, так как полицейские в соответствии со своими служебными инструкциями ограничили доступ к телу, насколько было возможно. Они ждут, чтобы я осмотрел тело и констатировал отсутствие подозрительных повреждений. С моим приездом они чувствуют явное облегчение и не скрывают некоторого раздражения. Один из полицейских говорит мне:
Извините, доктор, судья вызвал вас совершенно напрасно. Это самоубийство.
Что мне ему ответить? Ничего! У этого полицейского вид очень убежденного человека. Возможно, он прав, чаще всего так и бывает. Самоубийства действительно происходят гораздо чаще убийств.
Так где же ваш самоубийца? спрашиваю я у полицейского. Тот ведет меня в находящуюся рядом входную комнату на первом этаже. В этих маленьких шахтерских домах прихожих не бывает перешагнув порог, сразу попадаешь в жилое пространство. Прихожая это удел буржуазии, как и высокие потолки на первом этаже, которые говорили в прошлом о богатстве собственника. Справа от входа вдоль окна, которое выходит на улицу, стоит диван. Покойник находится на этом диване в сидячем положении. Его голова наклонена в правую сторону, оружие так и осталось в левой руке. Револьвер калибра 7,65.
Согласно французским стандартам, калибр оружия практически соответствует диаметру пули. Поэтому для оружия калибра 7,65 могут подойти пули диаметром 7,65 миллиметра. Не следует путать французские стандарты с англосаксонскими: оружие с калибром 22 LR (long rifle англ. «длинный винтовочный») не является оружием, для которого подходят пули диаметром 22 миллиметра, что почти соответствовало бы калибру небольшой пушки. В английской системе мер такой калибр соответствует пуле диаметром 0,22 дюйма, то есть 0,5888 сантиметра около 6 миллиметров.
Прежде всего мне нужно выставить всех за дверь, что не так уж и просто при наличии безутешно рыдающей супруги, не желающей сдвигаться с места. Тогда я применяю свое секретное оружие: угрожаю немедленно перевезти тело в Институт судебно-медицинской экспертизы. Такая угроза действует безотказно. Когда я работаю, мне не нужны ни родственники жертвы, ни кто-либо еще. Следует отметить, что мои предварительные наблюдения защищены тайной следствия, и никто, кроме полиции и следователей, не должен ничего знать до тех пор, пока я не отправлю свой отчет судье. Особенно родственники жертвы, так как, если речь идет об убийстве, в более чем 80 % случаев оно совершается тем или членом семьи.
Кто, если не муж, может быть больше заинтересован в убийстве жены, и наоборот?
Тем, кому хочется совершить столь ужасное преступление, стоит напомнить, что человечество придумало такое простое решение, как развод. В общем, необходимо соблюдать тайну следствия, в том числе и в отношении родственников. Дело в том, что, если возможный убийца будет знать об обнаруженных мной деталях, он может изменить свои показания в соответствии с этими данными. В таком случае на вопросы следователей он даст заранее приготовленные правильные ответы.
Наконец в комнате становится спокойно, а торнадо перемещается на тротуар, где шум никому не мешает. Я приступаю к работе в соответствии с неизменным ритуалом, который заключается в организации удобного пространства: убираю куртку подальше и открываю комплект с набором инструментов, который вот уже многие годы представляет собой ярко-красный рюкзак, как у спасателей. Мне нравится его цвет, потому что так меньше шансов забыть рюкзак впопыхах на месте происшествия. Я надеваю перчатки для мытья посуды. Вот уже больше 30 лет как я использую эти перчатки, всегда отдавая предпочтение ярким цветам розовому или желтому, из-за их прочности. Хирургические перчатки легко рвутся, их нельзя использовать повторно, и они стоят очень дорого. Перчатки для мытья посуды можно мыть, они прочные и гораздо более дешевые. Затем я готовлю контейнеры для забора биоматериалов один для крови, второй для мочи с соответствующими инструментами: шприцами и иглами. Забор крови и мочи (если есть) производится на регулярной основе у всех исследуемых мной трупов для последующей отправки биоматериала на химико-технологический анализ по запросу судьи в случае необходимости. Наконец, я достаю термометр для измерения температуры трупа это единственный эффективный метод для определения давности наступления смерти. Как правило, я достаю все необходимое с самого начала, чтобы ничего не забыть.