После этого - Глебовская Александра Викторовна 4 стр.


Мы с Талией так и остались подругами, но отношения у нас изменились. Она больше тусовалась с Пас и Ро, а я  со своим очередным парнем. А потом сексом стали заниматься уже все, никого это больше не волновало, и все-таки дистанция между нами сохранилась. Сохраняется и сейчас. И мне от этого плохо.

А потом, в предвыпускном классе, Талия с Эдисоном начали встречаться. Похоже, влюбились друг в друга по-настоящему. Меня это бесило. Раздражало. Доводило до ручки. Талия у нас глупая, романтичная и наивная. Было ясно, что Эдисон будет ей изменять.

И вот она смотрит на меня.

 А есть какая-то история, которая вызвала у тебя действительно глубокий отклик? С первого раза?

Я думаю об Эдисоне: его лицо сверху, но он меня не видит.

 Медея,  отвечаю я.  Ее история не выходит у меня из головы.

 А как ты думаешь, в чем настоящая сила этих историй? Их придумали много тысяч лет назад и до сих пор пересказывают,  говорит она.

 Может, с этого и начнем? С «в чем сила этих историй»?  предлагаю я.

 И откуда взялась эта сила,  добавляет Талия.

 Сила, например, в том, как именно их рассказывают,  говорю я.  Как именно рассказывают, почему, кто  в этом тоже своя сила.  Я допиваю кофе, а когда поднимаю глаза, Талия смотрит мимо меня и на лице у нее приветливая улыбка. Я поворачиваюсь, оглядываюсь через плечо. Там Руми.

 Привет!  здоровается Талия.  Ты здесь работаешь? А мы и не знали.

Руми доливает мне кофе в чашку. Капля падает на скатерть, я накрываю ее салфеткой.

 Деньги-то нужны,  говорит он.  А вы тут что делаете?

 Обсуждаем школьное задание,  объясняет Талия.  Которое на весь год.

 Вы за него уже взялись?  удивляется Руми. Смотрит на меня, на Талию  я все молчу.

Она тоже на меня смотрит. А потом говорит Руми:

 Да, с нашей училкой не забалуешь. Зато у нее связи в Университете Вашингтона, и, если мы хорошо справимся, она это оценит, так что мы с Вирджинией стараемся.  Талия смеется и слегка поводит плечами, будто стесняясь нашего честолюбия.

 И о чем писать будете?  спрашивает он.

 Пока еще не решили. О том, в чем сила мифов? Как так вышло, что они просуществовали столько времени? Мне нравится история Дафны, Вирджинии нравится Медея, так что, наверное, возьмем греческую мифологию.

 Занятно,  говорит Руми.

Оба смотрят на меня, но я продолжаю молчать.

 У меня смена почти закончилась,  говорит Руми.  Скоро вернусь.

Талия бросает на меня взгляд.

 Ты чего такая странная?  спрашивает она.

 Я это  начинаю я и умолкаю.

Талия пристально всматривается в меня, нахмурив брови (как она делает себе такие идеальные брови? Прямо из восьмидесятых).

 Так, ну ладно, в чем сила мифов? В том, как их рассказывают? Мифы продержались очень долго. Больше ничто не обладало такой силой. Может, дело в том, что мифология  это религия культуры, которая ее породила? А в чем разница между мифологией и религией? Мифология  это чужая религия?

 Ага,  соглашаюсь я. Бросаю взгляд на Руми, снова смотрю на Талию. Перед глазами яркие картинки из большого сборника греческих мифов. Чувствую его тяжесть на коленях.  Но кроме того, дело в самих историях, мне они дают чувство защищенности. Понимаешь, о чем я?

 Мне тоже,  говорит Талия.

Мы обе умолкаем, а потом она видит, что я не отвожу глаз от Руми, на лице возникает неодобрение  глубокая морщина появляется между совершенно прямыми бровями.

Я чувствую, что щеки пощипывает, прижимаю холодные пальцы к горячей коже. Изо всех сил стараюсь не смотреть на Руми, чтобы Талия не перехватила мои взгляды, но все равно вытягиваю ноги, длинные и загорелые, и замечаю, что его взгляд скользит по моим голым ногам, по плечам, по лицу. Он улыбается мне из-за стойки. Возникает ощущение, что он до меня дотрагивается. А потом снимает передник, подходит, садится за наш столик, и мне приходится делать вид, что пространство между нами не наэлектризовано.

Он дотрагивается до моей чашки с кофе.

 Можно?

Я киваю и понимаю, что Талия опять за мной следит, смотрю вниз, мимо Руми, который пьет из моей чашки. Пытаюсь представить, каковы на ощупь его губы.

Талия захлопывает крышку ноутбука.

 Мне нужно в магазин.

 Уже?  удивляюсь я.

 Мы утром собирались, но папу вызвали к футболистам. Руководительница программы на той неделе попала в аварию, теперь он ее замещает и говорит, что это вообще кошмар. Мы собрались ребрышки готовить, папе нужна приправа.

Мы когда-то вместе готовили у Талии дома. Всякие красивые блюда, на которые уходил целый день и от которых запахи плыли по всему дому. В третьем классе, четвертом, типа того. Когда все еще было хорошо.

Папа Талии ждет снаружи  приехал ее забрать. Разговаривает с ребятами, которые сидят на тротуаре. Смеется, протягивает девчонке с синими волосами деньги, она улыбается ему снизу вверх, смотрит, как он открывает дверь. Он заходит внутрь поздороваться и задает обычные родительские вопросы, какие задают друзьям дочери, а потом они уходят  рука его у Талии на плече, он направляет ее к выходу.

Руми смотрит, как я смотрю им вслед, и будто бы видит, что у меня в голове.

 Хочешь, сходим куда-нибудь вместе?  предлагает он.

Руки у меня под столом. Я потираю средний палец большим.

Нужно отказаться.

Солнце жарит в лицо, пробиваясь сквозь окна, подсвечивает мне глаза, они, наверное, блестят. Аромат кофейных зерен, гул голосов, гудение машинки для эспрессо, никто не обращает на нас внимания. Я собираюсь нагнуться к нему ближе, вижу, что он бросает взгляд на мои губы, хочется, чтобы он придвинулся, почувствовал запах моих духов.

 Сбежим?  предлагает он. Будто спасает меня из башни.

Я все равно просто притворяюсь. Все это притворство.


Мы собираем малину. Тетя Руми заправляет общественным садом за Магазином Дика в Уоллингфорде. Добираемся туда пешком, хотя далеко и нужно переходить шоссе. Сад на их земле, такой огромный огород: растет виноград, тыквы, как лава, выплескиваются из раскрашенных в яркие цвета автомобильных покрышек, повсюду цветут цветы. Старик в соломенной шляпе голыми руками ковыряется в салатной грядке, кивает, когда мы проходим мимо. Семьи и парочки собирают ягоды  пальцы перемазаны красным, в волосах искры солнца.

Я почти все отправляю в рот. Ягоды сочные, теплые, а я хочу есть. Понимаю, что во рту у меня давно уже не было ничего, кроме кофе и спиртного.

Пока мы с Руми почти не разговаривали. Он не упоминал про Поппи, я тоже, хотя внутри что-то ноет, я все гадаю, где она. А Руми просто привел меня в этот замечательный сад. Он улыбается, но не мне. И вообще пытается часто на меня не смотреть. Смотрит на ползучие, зеленые, сладко пахнущие кусты малины. На других людей  голоса их звучат приглушенно. На ягоды, которые я задерживаю в руках, на то, как я откидываю волосы с лица  зря не взяла резинку.

 Ну-ка,  говорит он. Собирает мои волосы. Пальцы у него загрубевшие, шершавые. Ими он касается моей шеи. Сворачивает волосы в узел. Вытаскивает что-то из кармана, вставляет  узел держится.

 Что это ты туда вставил?

Он опускает ладонь мне на затылок, потом смещается, чтобы я видела его лицо.

 Карандаш из «Перла». Я часто ворую карандаши  ненамеренно.

Мне почему-то вспоминается Талия, каково было смотреть на нее и думать про нас с Эдисоном.

 Лира!  кричит Руми, глядя мне через плечо.

Из дома выходит девчонка-подросток, кожа у нее теплого охристого оттенка, как у Руми, волосы прямые, темные; она тащит щенка на слишком длинном поводке. Руми подзывает ее взмахом руки.

 Опять на ковер накакал!  докладывает девчонка. На ней высокие кроссовки с незавязанными шнурками.

 Она все-таки выгонит его из дома,  говорит Руми.

Щенок маленький, шоколадный, вислоухий, c купированным хвостом. Он обнюхивает мои ноги, виляя всем телом. Лира садится на траву, берет его к себе на колени и пытается обнять  он, похоже, решил облизать ей все лицо.

 Плевать мне. Я его никому не отдам. Он моя радость.

Руми вздыхает, смеется и говорит:

 Это моя сестра Лира и ее безмозглый пес Транкс.

Лира воркует, уткнувшись песику в шею:

 Кто тут у нас безмозглый пес? Ты мой сладкий безмозглый пес.

 Транкс, который из «Драконьего жемчуга»?  спрашиваю я у Руми.

 Ага, она на него подсела.

 Видимо, вообще подсела на аниме.

Руми кивает и смеется, и мне, вообще-то, хочется, чтобы Лира ушла, но она все вьется вокруг, пока мы собираем ягоды.

 У меня вот это приложение есть в телефоне,  говорит она, а мне не больно-то хочется с ней разговаривать.  В айфоне, у меня айфон.  Она смотрит на меня, я киваю и улыбаюсь, всем своим видом показывая, что, мол, круто. Руми ушел вперед, но, похоже, слушает.  В этом приложении можно делать стоп-моушен анимацию из лего. У меня есть специальный набор для съемок, а еще я использую лего из «Звездных войн», только у меня «Дар Неба» а не «Дарт Вейдер», потому что он копирайтный, а я не хочу, ну, типа попасть под суд.

 Ясно,  говорю я.

 Хочешь посмотреть?

Руми приподнимает подбородок  видимо, ждет, что я отвечу. Видимо, надеется, что я соглашусь. Мне немножко неловко, думаю, и ему слегка неловко  за сестру, которая надумала показать мне свое дурацкое видео. В результате я улыбаюсь.

 Да, конечно.

Она бежит за телефоном. Мы идем следом, Руми берет меня за руку. Знаю, что не надо, потому что как, как я теперь все это объясню Поппи? Да никак. Но ладонь у него теплая, шершавая, мне не хочется ее выпускать.

Видео просто жесть. В углу каждого кадра  кусок ее пальца, за ним не видно, как там дергается человечек из лего, выражая какие-то невнятные эмоции. Устроено все как в этих старых немых фильмах, где сперва сцена, а потом надпись, у Лиры надписи сделаны от руки, кривым почерком, который мне не прочитать. Руми улыбается от уха до уха и наблюдает, как я смотрю видео. Лира тоже.

Все, закончилось, я перевожу взгляд на ее лицо, оно открыто нараспашку.

 Красота! Правда, здорово. У тебя целая серия? В смысле, этот лего-пацан пока же не выпутался. Типа другой пацан наверняка ему отомстит.

 Да, моему другу тоже нравится. Он сказал  присылай еще, так я решила наснимать других серий, штуки по три в день,  говорит Лира.


Я забираюсь в «вольво» Руми, похожий на кирпич, в руках поддон с малиной. Мир на закате почему-то одновременно синий и оранжевый, сероватый и сумрачный, а еще похолодало. Руми включает обогрев и везет меня домой. Когда подъезжаем, уже горят фонари. Внутри тихо, я решаю, что попытаться войти  приемлемый риск.

Пальцы мои лежат на картонном поддоне, он холодит мне ноги.

 Отлично пахнет,  говорю я.  В смысле малина.

 Да?  оживляется Руми. Улыбка у него непонятная. Что-то или ничего? Конечно, ничего. Он же парень Поппи.

Поэтому я отвечаю:

 Спасибо. Правда.

Малину я оставляю в салоне. Мне противно думать про все это сочное, спелое, красное на нашем загаженном кухонном столе.

Вхожу, встаю у окна своей спальни. Вспоминаю нас с Руми в саду. Солнце, тепло, ветер.

Да все это неважно. Я больше не буду встречаться с Руми вот так. Не буду. Нельзя.


Я забыла свою курительную трубку у Поппи. А мне она нужна, и вообще, еще даже девяти нет. Пишу ей еще одно сообщение и еще, никакого ответа.

Просматриваю свои сообщения, все этак непринужденно  шутки, мемы, гифки, потом: ты где? ну где, правда? поппи? злишься на меня что ли? какого хрена, а?

Пишу снова: оставила у тебя трубку побалдеть хочешь? ты первая.

Тишина.

Дома у нее горит свет. Теплые квадраты окон. Будто фонарь в непроглядной ночи  указывает путь, призывает домой.

Может, она дома и забила на меня?

Трубка просто предлог. В смысле она мне действительно нужна. Но сильнее нужно выяснить, что случилось. Повидаться с Поппи.


На звонок к двери подходит Уиллоу, ставит одну босую ступню поверх другой, ногти выкрашены в ярко-зеленый цвет.

 Я одну штуку забыла,  говорю я.

Она делает шаг в сторону.

 Конечно, Вирджиния, заходи.

Прислоняется к кухонной столешнице. Я помню, как они делали ремонт. Мы с Поппи долбили кувалдами стену между кухней и гостиной  в защитных очках и накидках, а Уиллоу смеялась и фоткала нас. Теперь тут просторно и светло.

Уиллоу говорит:

 Чаю хочешь? Я только заварила.

 Это,  говорю я, указывая большим пальцем через плечо,  а Поппи дома? Я схожу наверх.

Уиллоу открывает рот, закрывает снова.

Чайник начинает плеваться паром.

 Она тебе не сказала?  удивляется Уиллоу.

 Что не сказала?

Чайник воет, она хватает его с плиты.

 Поппи уехала пожить к моему отцу,  сообщает Уиллоу, поворачиваясь ко мне спиной.

 Надолго?

 Вирджиния,  говорит Уиллоу.

Глаза у нее очень светло-карие, почти золотистые. Хуже всего смотреть, как она смотрит на меня, и знать, что она видит по моему лицу, что до меня дошло. Дошло, что не все тут в порядке.

 На все лето,  поясняет Уиллоу.  В сентябре вернется.

Я делаю шаг назад. Под ногами ковер  толстый, мягкий.

 В последний момент решила. Он давно уже звал ее к себе, а тут она взяла и собралась.

Я поворачиваюсь к двери.

 Ты, кажется, что-то забыла,  кричит мне в спину Уиллоу.

Что я забыла? Не вспомнить.

Щеки горят. Я машу через плечо  смутно, смущенно.

Поппи уехала.

Поппи уехала и не вернется до конца лета, а я

А я

не знаю

как

мне

без

нее

жить.

Давным-давно жила-была красивая женщина. Звали ее Фатима. Давным-давно жил-был богач с синей бородой и собственным замком. Фатима его не знала типа как совсем, но когда Синяя Борода попросил ее руки, отец ее сказал: да конечно, чего нет-то? Синяя Борода был богат, у него был замок, и вот они поженились. Замок был очень красивый, что правда, то правда. У Синей Бороды было много слуг  и это тоже правда. Фатима думала, что ей понравится замужем за богачом, в красивом замке, где много слуг. Сыграют свадьбу  и после этого она будет жить долго и счастливо, да?

А потом до нее стали доходить слухи о сгинувших женах. Женах, которые были до нее. И исчезли. Станет ли она очередной сгинувшей женой? Будет ли после нее другая жена, которая сгинет тоже? Вот только поговорить ей было не с кем. Некого спросить: что с ними случилось? Некого спросить: что случится со мной? Она была одна.

Синяя Борода часто уезжал из замка, и, поскольку Фатима все же была его женой, он отдавал ей все ключи. Фатима бродила по залам, ни с кем не разговаривала и однажды набрела в подвале на неприметную черную дверь, и у этой неприметной черной двери Синяя Борода ее и обнаружил. Никогда никогда никогда не открывай эту дверь, разбушевался он. Фатима испугалась, убежала к себе в комнату и пряталась там, пока он не уехал по делам. Вот только ее постоянно тянуло к той самой двери, как будто против собственной воли.

Она стояла и не сводила глаз с этой двери, черной и низкой. Не сводила глаз, будто пытаясь заглянуть внутрь сквозь дерево. Не сводила глаз, будто можно открыть дверь взглядом. Почему он ей этого не разрешает? Что за дверью? Дверь взывала к ней. Говорила: открой открой открой. И однажды Фатима ее открыла.

А там, во тьме, мерзли трупы ее предшественниц. Простертая окровавленная рука, вымученная бледная улыбка, остекленелые глаза, закатившиеся глаза, гниющие посеревшие глаза. Она стояла и смотрела в бездну, бездна же смотрела на нее.

Глава 5

Мне снится пустота. Зазор между звездами.


Сон пришел не сразу. Было не уснуть. Болели глаза. И сердце. Оно тоже болело.

Я отправила эсэмэски Ро, Пас, Талии. поппи уехала,  написала я,  уехала на все лето и не отвечает.

охренеть,  ответила Ро.

Че, правда?  ответила Пас.

Почему?  ответила Талия.

Я не знала, что им сказать, и заснуть не могла, поэтому решила убаюкать себя мрачными колыбельными и еще красным вином, вином, вином прямо в горло  кислое, два дня простояло открытым, просто мама забыла о нем, вот я его все глотала и глотала.


Пока все не качнулось, не закружилось, и тогда я вырубилась, вычеркнулась, вычеркнула все вокруг.

Назад Дальше