Воспоминания - Юсупов Феликс Феликсович


Феликс Феликсович Юсупов

Воспоминания

Моей жене


© Перевод, «Центрполиграф», 2024

© Художественное оформление, «Центрполиграф», 2024

Моим читателям

Это история одной семьи из старой России, происходящая на фоне присущих ей дикости и восточной роскоши. Она разворачивается в татарской Золотой Орде, при императорском дворе в Санкт-Петербурге и завершается в изгнании.

Наши архивы пропали во время революции, так что у меня осталась лишь работа, написанная моим дедом в 1886 году; на этом единственном документе мне и пришлось основываться во всем, что относится к происхождению и истории моей семьи.

О своей жизни я рассказываю искренне; говорю о радостных и печальных моментах, ничего не утаивая из своего прошлого.

Мне бы хотелось избежать политических вопросов, но я жил в смутное время, и, хотя уже изложил в другом месте рассказ о драматических событиях, в которые оказался замешан (конец Распутина), я не могу обойти в своих воспоминаниях молчанием роль, которую в них сыграл.

В первой части описывается наша беззаботная жизнь до начала войны 1914 года и революции 1917-го; вторая повествует о наших превратностях и злоключениях на чужбине.

Два этих периода разделяет пропасть, и нам потребовалась глубокая вера, чтобы не усомниться в Господней справедливости. Лишь наша абсолютная вера в Него позволила нам пережить дни испытаний, не потеряв надежды.

Часть первая

До изгнания

18771919

Глава I

Мои татарские предки.  Хан Юсуф.  Сумбека.  Первые князья Юсуповы

Архивы нашей семьи называют ее родоначальником жившего в VI веке некоего Абубекира бен-Райока, будто бы являвшегося потомком пророка Али, племянника Мухаммеда[1]. Как верховный вождь мусульман, он носил титулы эмира эль Омра, князя князей, султана султанов и хана, соединяя политическую власть с духовной.

Его потомки также являлись верховными правителями Египта, Дамаска, Антиохии и Константинополя. Некоторые из них погребены в Мекке, неподалеку от знаменитого камня Кааба.

Один из них, по имени Термес, эмигрировал из Аравии на берега Азовского и Каспийского морей. Он занял обширные степи между Доном и Уралом, где впоследствии образовалась Ногайская Орда.

В XIV веке потомок Термеса, Едигей Мангит, считавшийся одним из лучших полководцев своего времени, принял участие во всех походах основателя второй монгольской империи Тамерлана. Он разгромил кипчакского хана, взбунтовавшегося против Тамерлана, чьим союзником был прежде. Позднее Едигей Мангит откочевал к югу, на берега Черного моря, где основал Крымскую Орду, или Крымское ханство. Он умер в очень преклонном возрасте, но после его смерти между наследниками вспыхнули раздоры, в которых большинство из них поубивали друг друга.

К концу XV века его правнук, Муса-мурза, стал высшим вождем могущественной Ногайской Орды и союзником великого князя Ивана III, победил и уничтожил Кипчакское ханство, соперничающий осколок Золотой Орды. Ему наследовал его старший сын Шик-Шамай, которого вскоре сменил его брат Юсуф.

Хан Юсуф был одним из самых могущественных и умных правителей своего времени. Царь Иван Грозный, чьим верным союзником он являлся на протяжении двадцати лет, рассматривал Ногайскую Орду как независимое государство и обращался с ее главой как с суверенным монархом. Двое союзников обменивались роскошными подарками: инкрустированными драгоценными камнями седлами и доспехами, богатыми горностаевыми и собольими мехами, шатрами из дорогих тканей, присланных из дальних стран. Царь называл союзника «мой друг, мой брат». Со своей стороны, Юсуф писал ему: «Тот, у кого тысяча друзей, должен считать их за одного, но тот, у кого есть один враг, должен считать его за тысячу».

У Юсуфа было восемь сыновей и дочь, Сумбека, царица Казанская, принцесса, знаменитая своей красотой, энергичностью ума, пылкостью и смелостью характера. В то время Казанское царство переходило из рук в руки. Жажда власти побудила Сумбеку выходить замуж за убийц ее мужей. В четырнадцать лет ее выдали за хана Еналея, который был убит сыном крымского хана Сафа-Гиреем. Провозглашенный казанским ханом, Сафа-Гирей, в свою очередь, был убит собственным братом, ставшим новым покорителем Казани и новым супругом Сумбеки. Но и он скоро был изгнан и нашел убежище в Москве. Сумбека мирно правила своим царством в течение нескольких лет, но вскоре между Иваном Грозным и бывшим его союзником Юсуфом возникли разногласия. Казань была осаждена и вынуждена капитулировать перед превосходящими силами русских, а царица Сумбека взята в плен. В память о взятии Казани в Москве был сооружен знаменитый собор Василия Блаженного, восемь куполов которого напоминают о восьми днях, что продолжалась осада.

Иван Грозный, восхищенный мужеством царицы, обошелся с ней с большой почтительностью. Он послал богато украшенную флотилию, чтобы доставить Сумбеку и ее сына в Москву, где их поселили в кремлевском дворце.

Не только царь был очарован пленницей. Вскоре она покорила весь двор, а также весь русский народ, видевший в ней сказочную принцессу.

Однако хан Юсуф, безутешный от того, что его дочь и внук стали пленниками царя, не переставал требовать их освобождения. Иван Грозный не боялся угроз старого хана. Он даже не отвечал на его письма и лишь говорил своим ближним: «Хан Юсуф бесится». Глубоко оскорбленный Юсуф намеревался возобновить войну, но был убит своим братом Исмаилом.

Сумбека, у которой плен не отбил вкуса к власти, убедила царя разрешить ей развестись с прежним мужем, по-прежнему жившим в изгнании в Москве, чтобы выйти за нового казанского хана. Иван Грозный отверг это требование, и Сумбека умерла в заточении, в возрасте тридцати семи лет[2]. Но память о ней не исчезла. В XVIII и XIX веках она вдохновила многих выдающихся русских поэтов и композиторов. Очень большим успехом пользовался в 1832 году в Санкт-Петербурге балет Глинки[3]«Сумбека, или Покорение Казани», в котором царицу играла знаменитая балерина Истомина.

После смерти Юсуфа его потомки без конца враждовали между собой до конца XVII века. Его правнук, Абдул-Мирза, перейдя в православие, принял имя Дмитрий и получил от царя Федора[4]титул князя Юсупова. Новый князь, известный своей храбростью, отличился во всех походах царя против крымского хана и Польши. Эти войны завершились славным миром, вернувшим России все ее владения.

Тем не менее князь Юсупов попал в опалу и лишился половины своих богатств за то, что в постный день подал московскому митрополиту[5], которого угощал в своем доме, гуся под видом рыбы.

Его правнук, князь Николай Борисович, рассказывает, что однажды, во время ужина в Зимнем дворце, императрица Екатерина II спросила, умеет ли он разрезать гуся. «Еще бы,  ответил он,  разве могу я не знать хоть что-нибудь о птице, стоившей нам половины состояния?» Императрица пожелала услышать историю, весьма ее позабавившую. «Ваш предок получил то, что заслужил,  сказала она,  а вам и того, что осталось, довольно, ибо на это вы еще и меня со всем семейством прокормите».

Сын князя Дмитрия, князь Григорий Дмитриевич, был одним из ближайших советников Петра Великого. Он организовывал флот и принял активное участие как в сражениях великого царя, так и в реформах системы управления. Его ум и исключительные способности принесли ему уважение и дружбу его государя.

Его сын, Борис, продолжил отцовское дело. В двадцать лет он был отправлен во Францию изучать уставы французского флота. По возвращении он стал личным советником царя, как и его отец, и, так же, как он, участвовал в реформах правительственного аппарата.

В царствование императрицы Анны князь Борис Григорьевич был назначен московским генерал-губернатором, а при Елизавете директором Шляхетского корпуса. Он был очень любим курсантами, видевшими в нем не только учителя, но и друга. Он отобрал наиболее способных из них, чтобы создать труппу актеров-любителей. Они играли классические пьесы, а также написанные самими этими молодыми людьми. Один из них отличался действительно выдающимся талантом. Это был будущий писатель Сумароков, один из моих предков по отцовской линии.

Императрица Елизавета, прослышав про эту труппу, подлинное новшество в эпоху, когда в империи не имелось ни одной, состоящей только из русских артистов, пожелала увидеть ее в Зимнем дворце. Государыня была настолько очарована ею, что пожелала лично заняться костюмами актеров; она предоставляла молодым людям, исполнявшим женские роли, собственные платья и украшения.

Опять же по инициативе князя Бориса она в 1756 году подписала указ, создавший в Санкт-Петербурге первый публичный театр.

Деятельность князя на культурном поприще не заставила его забыть о делах государства. Он уделял особое внимание экономическим вопросам и создал систему речного судоходства, позволившую установить сообщение между Ладожским озером и реками Волгой и Окой.

У князя Бориса было четыре дочери (одна из которых вышла замуж за правящего герцога Курляндского, Петра, сына знаменитого фаворита императрицы Анны Бирона) и два сына: старший, князь Николай Борисович, был моим прапрадедом. Он заслуживает отдельной главы.

Глава II

Князь Николай Борисович.  Его путешествия за границу.  Его брак.  Архангельское.  Князь Борис Николаевич

Князь Николай является одним из самых замечательных представителей моей семьи. Наделенный живым умом и сильным характером, большой любитель путешествий, очень образованный, он говорил на пяти языках и проявил себя покровителем искусств и наук, а также был советником и другом императрицы Екатерины II и ее преемников, царей Павла I, Александра I и Николая I.

Записанный в семилетнем возрасте в императорскую гвардию, он в шестнадцатилетнем возрасте получил офицерские эполеты. Позднее он достиг высших ступеней в государственной иерархии и высших наград, вплоть до алмазно-жемчужной эполеты, из тех, что предназначались лишь для членов царствующих династий. В 1798 году он был назначен великим командором орденов Мальтийского и Святого Иоанна Иерусалимского. Утверждали даже, что он был удостоен особых милостей своей государыни.

В книге, озаглавленной «Воспоминания бабушки», госпожа Янькова рассказывает о нем следующее:

«Князь Николай Борисович Юсупов был один из самых известных вельмож, когда-либо живших в Москве, один из последних старожилов екатерининского двора и вельможа в полном смысле. В особенности выдвинуло молодого Юсупова вперед расположение, которым он некоторое время пользовался при императрице Екатерине. Говорят, у него была даже прекрасная картина, на которой под видом мифологических изображений Венеры и Аполлона были представлены Екатерина и он сам, смолоду весьма красивый. Эта картина была в его спальне. Император Павел знал про эту картину и при восшествии своем на престол приказал ее убрать, но моему двоюродному брату, графу Петру Степановичу Толстому, служившему при князе Николае Борисовиче, довелось не раз ее видеть. Так как Юсупов был восточного происхождения, то и немудрено, что был он великий женолюбец: у него в деревенском его доме была одна комната, где находилось, говорят, собрание трехсот портретов всех тех красавиц, благорасположением которых он пользовался.

Женой князя Юсупова была родная племянница светлейшего князя Потемкина, Татьяна Васильевна, урожденная Энгельгардт, дочь сестры Потемкина. Супруги не очень ладили и, хотя не были в ссоре, разъехались и вместе не жили.

Князь Юсупов был очень приветливый и милый человек безо всякой напыщенности и глупого чванства. Подчиненные его очень любили. Юсупов делал праздники, и последний, которым он заключил все пиры своей долголетней жизни, был великолепный праздник, данный им после коронования покойного государя императора Николая. Тогда было много иностранных послов. Он не знал на память всех своих имений, потому что у него были почти во всех губерниях и уездах. Он очень любил картины, мраморы, бронзы и всякие дорогие и хорошие вещи и собрал у себя в Архангельском столько всяких ценных редкостей, что подобного собрания, говорят, ни у кого из частных лиц нет в России, разве только у Шереметева. Последние годы своей жизни старичок Юсупов провел в Москве, и все его очень уважали; за обходительность он был любим, и если б он не был чересчур женолюбив, то можно было бы сказать, что он был истинно во всех отношениях примерный и добродетельный человек, но эта слабость ему много вредила во всеобщем мнении».

Значительную часть жизни князь Николай провел за границей. Он встречался там с величайшими художниками своего времени и оставался с ними в переписке даже после возвращения в Россию. Во время путешествий он приобрел многочисленные произведения искусства как для императорского музея Эрмитаж, так и для своего личного собрания.

Он добился от папы Пия VI разрешения двум итальянским живописцам, Маццани и Росси, сделать копии с фресок Рафаэля в Ватикане. Когда был создан музей Эрмитаж, эти копии были помещены в зале, называемом с тех пор Галереей Рафаэля[6].

Во время пребывания в Париже князь Николай часто получал приглашения на празднества в Версаль и Трианон. Король Людовик XVI и королева Мария-Антуанетта питали к нему сильную дружбу. Он получил от них в подарок сервиз севрского фарфора с цветочным орнаментом по черному фону, одно из красивейших произведений Королевской мануфактуры, первоначально предназначавшийся дофину.

Никто не знал, что с ним сталось, пока в 1912 году, после визита двух французских профессоров, занимавшихся исследованиями севрского фарфора, мне не пришлось предпринять новые поиски. Так я и обнаружил его в чулане, где сервиз, подаренный Людовиком XVI моему прапрадеду, дремал больше века.

Князь Николай гордился дружбой с королем Пруссии Фридрихом Великим и императором Иосифом II Австрийским. Последний даже сочинил импровизацией оду в его честь. Что же касается Фернейского отшельника[7], тот, после первой встречи с князем, написал Екатерине II, чтобы поблагодарить ее за возможность познакомиться с человеком, столь интересным широтой своих познаний и обаянием своего ума.

«Месье,  отвечала императрица,  если вы довольны встречей с князем Юсуповым, то должна вам сказать, что и князь, со своей стороны, находится под очарованием вашей особы».

Одновременно она сообщила князю о благоприятном впечатлении, произведенном им на «старого фернейского маньяка».

В 1774 году князь Николай присутствовал в Санкт-Петербурге на бракосочетании своей сестры Евдокии с герцогом Петром Курляндским. Церемония проходила в Зимнем дворце, в присутствии императрицы. Екатерина II надеялась, что этот союз будет иметь счастливые последствия для герцогства Курляндского. Она думала, что очарование и нежность княжны Евдокии окажут смягчающее влияние на неуживчивый характер ее супруга и всем от этого будет польза. Их надежды не оправдались, и очень быстро. Характер герцога стал еще более отвратительным, и его супруге пришлось терпеть самое жестокое обращение. Екатерина II, извещенная об этом положении, воспользовалась как предлогом свадьбой своего сына, великого князя Павла, чтобы вызвать молодую женщину в Петербург. Герцогиня Евдокия умерла, прожив два года подле императрицы. Герцог Курляндский отправил своему шурину на память спальню герцогини. Изящная резная мебель с серебряными инкрустациями была обтянута синим шелком. Эта драгоценная обстановка была помещена в Архангельском в комнате с беломраморными колоннами и покрашенными в синий цвет стенами, называвшейся Серебряной комнатой[8].

Дальше