А я то же самое почувствовал, когда первый раз увидел тебя, вот здесь, на палубе, мы почти столкнулись, помнишь? У нас это называется «любовь с первого взгляда», многие в нее не верят, а я теперь знаю, что это правда. Да, я так и не понял, что шотландский офицер делает в Хараре, он на службе у тамошнего правителя?
Мой отчим и есть тамошний правитель рас, по-вашему князь Маша сказала «дюк», ну какие же герцоги в Африке, князь, конечно. Уольдэ[21] Микаэль Мэконнын, правитель центральной абиссинской провинции Шоа, а в Харар он послан для подавления мятежа племен негусом-негести[22] и сейчас является правителем Харара, так как предыдущий правитель низложен за мятеж. А мое имя Мэрыд[23] Мариам Мэконнын, а предпочитаю я имя Мариам Мария или Маша по-русски, как ты меня зовешь. В Европе, особенно в Британии, где я прожила первый год своего путешествия, меня звали Мэри МакКонен, так им было проще, а потом я и сама привыкла улыбнулась Маша.
Так, час от часу не легче, вместо шотландского полковника, проспиртованного виски, крутой туземный князь в качестве папаши. Неизвестно, что хуже
Я скажу своим слугам, что поеду с твоим караваном, сказала Маша, у тебя много хорошо вооруженных солдат, они поймут, что так безопаснее. Слуги разобьют мой лагерь рядом с твоим, и мы можем быть вместе.
Маша достала из складок платья маленький платочек и махнула им тотчас от группы всадников отделились трое и поскакали к берегу.
Мы простились, условившись, что ненадолго, и я поспешил к отряду.
Выгрузку лошадей почти закончили: под брюхо лошади подводили брезент, стропы крепились к пароходной лебедке со стрелой и прямо из трюма животное поднимали и опускали на понтон, где освобождали от подвески, и затем все повторялось со следующей лошадкой. За один раз на понтон ставили шесть лошадей, и как только один понтон, буксируемый лодкой, отваливал, на его место тут же вставал под погрузку второй. Чувствовалось, что «понтонеры» свое дело знают, и оно спорилось в их черных руках. На понтоне были хозяева лошадей, к кому они привыкли, их успокаивали, давали пожевать корочку хлеба, а кто и кусочек сахара припрятал в кармане шаровар, поэтому лошадки вели себя спокойно. Из бортового порта парохода на третий понтон заканчивали грузить легкие грузы. Теперь пойдет самое ответственное дело выгрузка оружия и ценных грузов. Наверху, на аптечных ящиках сидел фельдшер, рядом стояли ящики рудознатцев с походной лабораторией они хотели, не доверяя черным грузчикам, спустить по трапу свои ящики вручную. Но это оказалось не таким простым делом. Охотники пыхтели и старались, но увесистые ящики были слишком неповоротливы, поэтому они отказались от этой попытки и стали ждать, когда освободится стрела погрузчика, чтобы с ее помощью опустить свои сокровища на понтон.
Видимо, придется сделать так же и с денежно-подарочными ящиками.
Надел пробковый шлем (уже здорово припекало) и решил сойти на берег, посмотреть, как идут дела там. Спустился в туземную лодку, и она доставила меня к молу. Маша со своими слугами уже уехала, и я отправился на тележке с продовольственными ящиками, которую толкали по рельсам шестеро грузчиков (негоже послу взбивать пыль ногами пусть везут). Доехали до конца рельсового пути, и еще издалека я увидел наш лагерь рядами стояли белые палатки, сбоку под тентом была оборудована коновязь. Заметил, что Нечипоренко о чем-то спорит с людьми в пестрых одеждах, устанавливающими рядом с лагерем большой шатер. Узнал Машиных слуг и направился узнать, в чем дело. Оказывается, подъесаул, не признав Машу в туземном платье, запретил ставить шатёр близко к русскому военному лагерю. Подошел поближе.
Аристарх Георгиевич, это я разрешил дочери харарского князя, она же ваша знакомая Маша, которую вы, заботливо закутав в одеяло, поднимали на борт «Орла», поставить свой шатер здесь, под защитой славных семиреченских казаков, успел я насладиться изумлением на лице Нечипоренко.
Александр Павлович, сегодня прямо день сюрпризов, ответил подъесаул, то я вижу вас в раззолоченном мундире, наподобие генерала, то теперь Машу шемаханской, тьфу, харарской княжной! Прямо голова кругом, еще и суматошная разгрузка эта с бестолковыми сомалями[24]. Представляете, они у Михалыча ухитрились ящик с водкой разбить! Вдребезги! Привезли тележку и ну давай ящики с нее сбрасывать, наши заорали, что делать этого нельзя, а они не понимают, знай себе швыряют их на землю, так до заветного ящика и дошли. Михалыча чуть удар не хватил, сейчас в палатке отлеживается.
Я пошел проведать старого фейерверкера, увидел рядом с ним фельдшера и доктора. Доктор сказал, что ничего страшного, просто расстроился человек.
Михалыч, не расстраивайся, это же всего лишь водка.
Как же не расстраиваться, ваше высокородие (ишь, служба, разглядел-таки петлицы, значит, на поправку идет), всего ящик остался, думал, где-нибудь в шинке здесь купить, а тут и шинков жидовских нет, а как нет, они же везде есть, где артиллерия стоит. Говорят, что ближайший за тысячу верст отсюда через пустыню, на север. Ведь скоро Рождество Христово, чем служивым разговеться, да и винная порция в походе положена, мало будет ящика-то оставшегося!
Михалыч, не волнуйся, я спирту в жестянках закупил перед отплытием, вот фельдшер тебе сейчас немного разведет, только теплый будет[25]. Будет всем и на Рождество, и на Новый год и на винную порцию хватит.
Пошел посмотреть, как поставили палатки вроде все правильно, по подразделениям, без обид, как и было решено на крайнем военном совете. Моя палатка в центре, рядом палатка под оружейную и хранилище денежных средств и подарков, она же интендантская. Титов решил спать прямо на ящиках с добром, ну прямо царь Кащей, который над златом чахнет (лишь бы не зачах совсем), да, а где он, кстати? Ответили, что пошел к тележке, собирается ехать на пароход, ну мне туда же, крикнул, чтобы обождали.
Приехали, когда на понтон выгружали ящики с оружием. Я пошел в трюм посмотреть, как поставлено дело. У открытой оружейки стоял со списком в руке дежурный офицер сотник Стрельцов. Один караульный был с ним, другой стоял у сетки, куда матросы укладывали ящики с полосами. Здесь же был и корабельный суперкарго, который на глаз оценивал вес груза и кричал боцману: «вира помалу». Лебедка поднимала груз, и слышался крик сверху: «Майнай, майна помалу», иногда прерываемый густым матом, если какой-нибудь сомаль лез под сеть с грузом.
Не обошлось без ЧП для начала уронили в воду ящик с пулеметом просто спихнули его за борт сетью. Но сомали нырнули в воду, нашли ящик, завели под него стропы и достали пулемет на понтон. Теперь его надо чистить и заново смазывать, а то от соленой воды в момент покроется ржавчиной. Потом в трюм уронили с пятиметровой высоты ящик с ТНТ, который, естественно, разлетелся, рогожа разорвалась и «мыло» вывалилось. Матросы подивились, что мыло хранили под охраной, но все собрали, а сеть заменили она просто прохудилась и расползлась.
А что если так же разорвалась бы сеть с царскими подарками или денежными ящиками, да не здесь, где собрать можно, а над водой?
Отправили на берег оружие и присели передохнуть. Сейчас будем выгружать самый ценный груз. Послал одного из матросов за парусиной, чтобы постелить ее в сеть и дополнительно увязать, закрепив страховочным стропом сказал, что, если «мыло» в воду упадет, то испортится (не говорить же про деньги, а то специально грохнут, черти, чтобы ящики развалились и добро по трюму раскатилось). Так и сделали. Убедился, глядя с палубы, что понтон с ценностями благополучно достиг берега, все выгружено и под конвоем поехало на тележке в лагерь.
Ну все, теперь можно и своими делами заняться. Вернулся в каюту, Артамонов еще с одним добровольцем понесли мои вещи в лодку, а я сел дописывать донесение Обручеву. Написав, запечатал в конверт и понес капитану. Нашел его на мостике, оказывается, он тоже наблюдал за выгрузкой и удивился, как быстро мы справились. Он рассчитывал остаться в Джибути на ночь, а теперь может, не спеша и не форсируя машин, спокойно идти экономическим ходом до Бомбея. Передал ему конверты с дипломатическими посланиями Обручеву и императору Всероссийскому, попросил в Бомбее отправить их дипломатической почтой через русское консульство, а два личных управляющему и Лизе я отправлю отсюда, почта и здесь есть. Тепло простился с капитаном, выразив надежду, что через год, дай бог, пойду с ним обратно в Россию. Он пожелал мне удачи и счастливого пути, спросив напоследок, не видел ли я мисс МакКонен и кто та восточная женщина, которая в сопровождении двух абреков, один из которых тащил вещи, вышла из ее каюты.
Так это и есть мисс МакКонен, она же Мариам Мэконнэн, дочь князя Хараре и Шоа, оставил я в изумлении капитана, закончив день сюрпризов на борту «Орла».
На берегу меня встретил старшина грузчиков, потребовавший свои шестьдесят талеров и еще двадцать за особые условия, назвав их словом «бакшиш», известным всем, кто посещал азиатские страны. Я ему сказал, что его люди утопили и испортили чрезвычайно ценный прибор, который стоит в сто раз дороже, чем все здешние грузчики, поэтому будет только шестьдесят талеров или вообще ничего. «Атлет» с серьгой поворчал, после чего мы сели на тележку и поехали в лагерь. Велел ему обождать возле часового под «грибком» из парусины, натянутой на каркас и приделанной к столбику, сделанному из пиломатериалов, закупленных за десяток талеров у корабельного боцмана. По распоряжению капитана боцман должен был дать их бесплатно, но, посмотрев на горбыли, которые предложил этот рыцарь якорной цепи и ржавых клюзов, я одобрил интенданту мелкие траты. Теперь я послал его расплачиваться с главным грузчиком, предупредив, чтобы бакшиша не давал. Ящик же утопили и привели в негодность ценный груз, да, вспомнил, еще и ящик с водкой разбили, вот за это надо бы вычесть. А будет бакшиш выклянчивать Михалыча позовите, он за разбитую водку из них бурдюки сделает или на барабан натянет.
Зашел в палатку Артамонов уже ждал меня там, развесил обмундирование в полотняных чехлах от пыли. Я сказал, чтобы принес воды сполоснуться, помылся над тазом как мог, вытерся чистым полотенцем и надел свежую сорочку. Стемнело, только светились костры, на которых булькал кулеш, сваренный казаками, артиллеристы ели кашу, у них же свое довольствие с самого начала, а Букин с Нечипоренко объединили припасы, так как получали поровну на добровольцев и казаков, казаки даже выиграли: вместо пятидесяти планировавшихся добровольцев на десяток меньше набрано, да минус Львов и трое, оставленных в Александрии, зато на довольствие добавились я, Букин, доктор с фельдшером, интендант, топограф и мой денщик, то есть в остатке лишних семь пайков на всех хватит, даже если кто в гости зайдет.
Поужинали, трубач артиллеристов сыграл, как мог, вечернюю зарю, провели перекличку по списку все, никого и ничего не забыли на пароходе, груз доехал полностью, потери в конском составе пока две. Потом хором, нараспев, прочитали «Отче наш» и «Спаси, Господи, люди твоя» и разошлись по палаткам.
Я же, как и обещал, пошел к Маше. Она ждала меня. В шатре неярко горела масляная лампа, стоял кувшин с водой и блюдо с виноградом и инжиром. Я снял китель и присел на ковер, опершись спиной на подушку. Маша присела рядом, положив голову мне на плечо. Мы сидели рядом и молчали. Она сказала: «Я чувствую, что ты устал, поспи немного». День действительно выдался суматошным, и я не заметил, как задремал, потом, еще сквозь сон, почувствовал, как Маша гладит мои волосы, грудь, расстегнув рубашку. И тут я почувствовал ни с чем не сравнимое желание, нет, не похоть, а именно желание, желание обладать ею, сделать ее счастливой, хочу, чтобы она родила мне детей, много, но сначала мальчика и девочку, а дальше как получится. Я стал ее целовать, сначала осторожно, потом все более страстно, она только прошептала:
Только будь осторожен, не сделай мне больно.
Я говорил ей, что люблю и буду любить ее вечно, до самой смерти и много других нежных и глупых слов, что обычно говорят в таких случаях. И я был нежен и осторожен, а Маша податливой и ласковой. Потом мы лежали, утомленные, насладившись друг другом, и я подумал, что это, наверно, сказка из «Тысячи и одной ночи», и сейчас я проснусь старым пенсом в своей хрущобе
Но нет, это явь, вот Маша спит на моем плече, а я глажу ее шелковистые волосы и целую их, душистые и пахнущие каким-то нездешним ароматом, то ли цветов, то ли пряностей, а может, и того и другого вместе. Не заметил, как и меня сморил сон, а когда проснулся, то уже светало, полотно шатра уже не было черным, а слегка просвечивало. Почувствовав, что я проснулся, услышал:
Хорошо ли ты спал, муж мой?
Так хорошо, моя милая жена, что и в сказке не приснится.
Расскажи мне сказку, Саша, попросила она, у тебя так хорошо получается, только говори по-русски, я попробую понять, о чем она.
И я рассказал ей «Морозко» (было интересно, узнает она, что это про снег, про зиму и что такое замерзать). Маша долго морщила лобик, но потом заявила, что это не про любовь, а сказка для детей с назидательным концом, чтобы дети росли послушными и не шалили, а она хочет сказку для взрослых, про любовь, чтобы был король, рыцарь и принцесса, чудовища не надо. Сказка должна быть доброй и с хорошим концом. Тогда я как мог, с переводом на англо-французский диалект, рассказал ей «Обыкновенное чудо». Маша просто захлопала в ладоши:
Какая чудесная сказка, даже есть волшебник, король, которого обманывает дурной первый министр, и принцесса, полюбившая рыцаря, а он не может ее поцеловать, потому что заколдован и превратится в медведя, и охотник, который желает этого медведя убить и ждет, когда принцесса поцелует заколдованного рыцаря. Я не слышала и не читала этой сказки, наверно, ты сам ее придумал?
Нет, моя милая, ее придумал не я, а один хороший и добрый человек, просто про него никто не знает.
«Какая же она еще маленькая девочка, подумал я, а может ей нравлюсь не я, а мои сказки? Только в сказочники при королевском дворе поступить мне не хватало»
Спросил Машу, наверно, она, как княжна, сосватана кому-то, и что скажет ее отец, когда узнает, что мы любим друг друга.
Давай пойдем да обвенчаемся в здешней церкви, она хоть и католическая, но ведь все равно христианская, тогда мы будем связаны святыми узами и люди не вправе будут разорвать их.
Саша, подожди, мы обвенчаемся в придворном храме, как положено по обряду. А отчим возражать не будет, я ведь тебе не все про себя успела рассказать: во мне кровь Соломоновой династии. Наш нынешний император мой дядя, а мой отец тоже был императором и погиб на войне. По нашим законам, тот, у кого в жилах Соломонова кровь, выбирает себе из благородных княжеских родов супруга, желательно из тех, у кого этой крови нет так наша династия избегает вырождения[26]. А ты, несомненно, благородный князь, раз занимаешь пост императорского посланника и имеешь много наград. Наверно, ты воевал или подвергался жестоким пыткам я вижу у тебя много шрамов, похоже, как от огня. Тебя пытали, и ты не выдал тайну?
Примечания
1
То есть находящихся в бегах, числящихся в «нетях».
2
В Русско-японскую войну 19041905 годов «Орел», пройдя капитальный ремонт, служил плавучим госпиталем в составе 2-й Тихоокеанской эскадры вице-адмирала Рожественского и после Цусимы был захвачен японцами, которые ввели его в состав своего флота.